чнут считаться настоящими воинами. Зачастую, его проходят в четырнадцать лет, иногда в пятнадцать.
К чему я это все рассказываю? Дело в том, что с пяти до семи лет ребята постоянно находятся под присмотром кого-нибудь из старых воинов. И им, в принципе, ничего не может угрожать. А вот с семи лет они начинают готовиться к самостоятельной жизни в составе небольших смешанных, разновозрастных отрядов. Начинают ходить в непродолжительные походы, охотиться и рыбачить. Тоже, по большому счету, ничего особо опасного нет. Более старшие ребята присматривают за младшими, и таким образом, оберегают от всевозможных неприятностей. Парню, в тело которого меня угораздило попасть, не повезло. В этом лагере у него образовался враг, на два года старше его, который реально пытается убить пацана. Если не считать моё появление, у него получилось. Беда в том, что этот малолетний урод не успокоится и продолжит искать варианты устранения теперь уже меня. Всё это происходит из-за давней вражды между отцами ребят. Даже после гибели родителя пацана, которая случилась четыре года назад, ничего не закончилось. Складывается ощущение, что род парня хотят извести под корень. Иначе трудно объяснить череду смертей родственников пацана, ставшую особенно набирать обороты после того, как отец врага стал военным вождём племени. В течение двух последних лет при странных обстоятельствах погибли все три старших брата парня. Он остался последним живым мужчиной в роду.
Дело ближайшего будущего разобраться, почему парень вообще оказался в воде, да ещё и со связанными ногами. Кстати, я не ошибся. Шнуровка, как подсказала память мокасинов, оказалась связанная между собой хитрым узлом. Последнее, что помнил парень перед тем, как утонуть, это то, что он вместе с четырьмя спутниками возвращался в лагерь после ночной рыбалки. Они били гарпунами рыбу, находя её при помощи факелов на мелководье. После бессонной ночи парень заснул во время, когда его сменили на веслах. Скорее всего, упомянутый враг связал между собой ремешки шнуровки и столкнул спящего в воду. Других вариантов я сейчас придумать не смог.
Распутав узлы, я выбрался на берег, выжал мокрую одежду, и одев её на себя сырой, потихоньку потопал в сторону расположения пресловутого лагеря.
По дороге, внимательно отслеживая окружающее пространство, я напряженно размышлял.
Если я останусь в этом лагере, долго не проживу. Даже в том случае, если смогу по-тихому уничтожить девятилетнего урода, это меня не спасёт. У него есть братья постарше, с которыми мне сейчас при всем желании не совладать. Сбежать не получится, выследят и догонят без проблем. Не обмануть мне местных охотников-следопытов, без вариантов.
Получается замкнутый круг, из которого я вижу только один выход, стать изгоем.
В племени есть только одно страшное наказание за серьёзные провинности. Изгнание в запретные земли. Вот, кстати, тоже нюанс. Никогда в прошлом мире я не слышал ни о каких запретных землях на территории Америки. Но с этим моментом тоже буду разбираться позже. Эти земли, куда отправляют провинившихся, лежат за горным хребтом, расположенным неподалеку. По слухам, туда ведёт только одна тропа, сложная для передвижения. Других путей в эти земли нет. Соответственно, и выбраться оттуда нет никакой возможности. Выжить там можно. Местность не сильно отличается от привычной пацану. Но жизнь в одиночестве, отшельником, так себе удовольствие. Но и выхода другого не просматривается. Если я не спровоцирую местных старейшин на решение о моем изгнании, умру без вариантов.
Хоть я и не особо доволен подобным исходом путешествия через портал, но ведь это теперь моя жизнь. Соответственно, драться за то, чтобы её сохранить как можно дольше, я готов хоть со всем миром сразу. Другой жизни ведь у меня нет, и вряд ли она появится. Сомневаюсь, что мне повезёт ещё раз, и я смогу угодить в очередной портал, это нереально.
Преодолевая полосу бурелома, я забрался на толстый ствол дерева исполинского размера, поваленного ветром. На секунду я застыл, любуясь окружающим видом, открывшимся благодаря образовавшейся проплешине. Вокруг, куда не кинь взгляд, просматривалась гористая местность, поросшая густым лесом. И только далеко вдали виднелись заснеженные пики высоких вершин. Наблюдая это великолепие, я сделал вывод, что племя проживает в своеобразной обширной долине, окруженной со всех сторон довольно высокими горами.
При этом я прекрасно помню, что соплеменники парня контактируют с другими племенами. А с одним из них есть непримиримая вражда, которая длится с незапамятных времен. Значит, проходы через эти высокие горы по-любому есть, и эта долина не скрыта от всего мира, как в какой-нибудь сказке.
В размышлениях о себе любимом и своих будущих действиях я сам не заметил, как преодолел расстояние, отделяющее меня от точки окончания маршрута. Осталось переправиться через реку, и я попаду в лагерь, где постараюсь сразу кардинально решить все свои проблемы. Хрен с ним с этим изгнанием. Пусть и придётся жить в одиночестве, зато не надо будет ждать изо дня в день своей внезапной кончины. С моим опытом, я смогу нормально устроиться и прожить в одиночестве какое-то время. Подрасту, тогда и буду думать, каким образом выбираться из этих запретных земель.
Только сейчас, когда я принял окончательное решение о своих дальнейших действиях, на душе стало легко. Я даже повеселел. А когда ощутил накатывающее, знакомое чувство бесшабашности, непроизвольно заулыбался.
За время пути одежда просохла. Мочить её мне совсем не хотелось, поэтому я забрался на прибрежный валун, омываемый с одной стороны водами реки, и начал громко орать, размахивая руками. Таким образом я пытался привлечь внимание людей, снующих на противоположном берегу.
Не характерное, надо сказать, для этих мест поведение. Здесь не принято кричать и вообще издавать громкие звуки. Но мне-то теперь наплевать на все местные условности. В любом случае надолго я здесь не задержусь. Меня услышали и увидели. Уже через пару минут от берега отчалила лодка и довольно стремительно пересекла реку. Правил этим суденышком один из наставников с говорящим именем Хитрый Бобёр. Действительно, хитрец был ещё тот. Он со старта начал выговаривать мне и предъявлять претензии за неправильное поведение. Я слушал его краем уха, расслабившись, и потихоньку готовясь к скорой схватке.
Спутник что-то почувствовал, потому что уже к средине реки перестал мне предъявлять. Он стал рассматривать меня как-то по-новому. Глядел, как на неведомую зверюшку. Пофиг, как только лодка ткнулась в песчаный с этой стороны берег, я сразу же её покинул и спокойной походкой направился к пацанам. Я даже внимания не обратил на наставника, начавшего что-то снова вещать. Он от моей наглости аж заикаться начал.
Для меня весь мир сейчас сосредоточился на ненавистной харе ублюдка, пытавшегося меня убить. Он находился среди собравшихся здесь пацанов и снисходительно улыбался, с вызовом глядя мне в глаза.
Не сбавляя шага, я, как шёл, так и воткнул в эти наглые зенки пальцы левой руки. Изобразил простой, но очень эффективный приём, под названием грабли. Это когда на лоб противника кидается расслабленная рука с растопыренными пальцами. В момент соприкосновения эти пальцы напрягаются, и нажимая на лицо, с силой тянутся вниз. При таком раскладе существует вариант, что, как минимум, один глазик пальцы повредят, а при удаче, так и оба.
Сейчас для меня вопрос не стоял, просто покалечить или вывести противника на время из строя. Я шёл убивать, поэтому и грабли изобразил именно левой рукой. А правой зарядил кулаком в гортань со всей дури. Несмотря на воробьиный вес и детский кулачок, у меня все получилось, как я и планировал. Не спасти теперь этого придурка в нынешних условиях. Вряд ли здесь умеют восстанавливать напрочь смятое горло.
Толпа, собравшаяся на берегу реки, на секунду застыла, как парализованная. Она охренела от событий, происходящих на их глазах. А потом одновременно качнулась в мою сторону.
Меня мгновенно скрутили, а потом ещё и приложили чем-то тяжёлым по голове. Если бы я знал, что получу такую плюху, не стал бы стоять истуканом. По-любому ещё кого-нибудь попробовал покалечить, а так после удара просто потерял сознание.
Очнулся я уже в темноте, обмотанный сыромятными ремешками, как куколка шелкопряда. В паре шагов возле костра сидели несколько не молодых, матерых бойцов-воинов, о чем-то тихо разговаривая. Плохо, что среди них находился отец пацана, убитого мной, труп которого, кстати сказать, лежал неподалеку. Глядя на этого здоровенного борова, в голове у меня мелькнула мысль, что до изгнания дело может и не дойти. Этому бугаю не составит особого труда свернуть мою тонкую шею.
Я испугался, но виду не подал. Решил, что как бы события не повернулись, жалеть о своём поступке я все равно не стану. А там, как бог даст. В данном случае, как это не странно звучит, законы, принятые в племени, мне на руку. Сознательно хочу стать изгоем и таким странным образом попробую выжить.
До утра я так и пролежал связанный, размышляя о произошедшем, и пытаясь строить планы на будущее. Обычно, изгоям перед тем, как отправить их в запретные земли, давали возможность проститься с родными, а из снаряжения выдавали один лишь нож. Но бывали и исключения. Если родственники были не согласны с решением совета племени, они могли оказать изгою своеобразную разовую поддержку в виде разнообразной одежды, инструмента или другого какого-нибудь снаряжения. Всё, что угодно, за исключением какого бы то ни было оружия.
Оставалось надеяться, что матушка пацана и две его сестры додумаются притащить хоть что-нибудь полезное. Оружие, как таковое, нафиг не нужно. Сам изготовлю. Все равно народ в племени по большей части использует кремневые или бронзовые ножи, а так же сделанные из обсидиана. Бронзовые я видел только два штуки, они оба находились у шамана и его помощника. Напряженка, похоже, здесь с металлическими изделиями. Поэтому и жалеть об отсутствии не буду. А вот одежда и мелкие бытовые изделия, типа костяных иголок или разнообразных ремешков и веревок, пригодные для изготовления силков, очень бы пригодились.