— Новости… — протянул Рихард. — А почему ты раньше не сказала?
— Я вообще думала, что о моём существовании уже забыли. А тут схватили посреди рынка, ты замуж говорят выходишь, во имя мира. — вспомнила Кайли. — А я такая, а вы знаете, я ещё и наследница младшей ветви Серебряных, которую в младенчестве не добили? Так ты это представляешь? А мужу моему всё равно оказалось, бастард я или нет. Он вообще ни разу не спросил, я хоть в дракона-то могу оборачиваться. Тут всем всё равно на моё происхождение. Готовить привычные блюда учили, старались подсказать, осторожничали, остерегали от гиблых мест. Ни словом не попрекнули, что я дракон. Хотя вон, отец у Ярика в битве с Серебряными погиб, а его мать меня чуть не за шкирку поймала, когда я сбором брусники увлеклась и чуть в топь не зашла. Я себя как никогда спокойно чувствую. Знаю, что если не муж рядом, то кто-то из местных рядом, птицы следят. И не надо ночью к любому шороху прислушиваться, и мёрзнуть не придётся из-за того, что ночью я печь не топила. За день дом натоплю, и спать на печку ложилась. Но к утру и она остывала. Ненавижу холодные ночи!
— Ну что ты? — обнял жену Буреслав. — Холодные ночи лишь напоминание о человеческом тепле, о тех, кто рядом. Я согрею.
— Мы пойдём? — решила я оставить жену и мужа наедине.
— Наш старый дом тебя ждёт. — Кивнул мне брат, ненадолго отвлекаясь от жены.
Старый дом среди еловых лап встретил любимым с детства запахом хвои и теплом. Видно, что брат этот дом не бросил. Надо попросить оставить на случай нашего приезда. Глядишь, не в последний раз гостим.
Спящего Нильса уложили на печку. Представляю, сколько восторгов будет с утра. Сами прошли в мою комнату, бывшую мамину.
— Что это за паутинка? — спросил Рихард.
— Ловец снов, его ещё моя мама плела для моей колыбели. А потом я повесила над кроватью. Брат красиво плетёт. Надо будет Нильсу с утра рассказать, — улыбнулась я.
— Иди сюда, — тихо позвал муж.
— О чём ты подумал? — спросила я, целуя его шею.
— Как легко мог тебя потерять. Хотя вроде и делал всё правильно, как мне казалось. — Вздохнул муж у меня над головой. — Я люблю тебя, и это чувство дарит мне огромную силу. И меняет всё вокруг. Но само оно такое слабое, такое уязвимое… И такое хрупкое!
— Как цветок. Любой может его сорвать и лишить мир вокруг красоты этого цветка. Но порой, чтобы вырасти, цветок пробивается сквозь камень или упавшее дерево. — Выводила я узоры на груди мужа. — Оттого это чувство так ценно и дорого.
— Как легко ты могла пройти мимо… — всматривался Рихард в мои глаза. — Моя?
Дракону, как жуткому собственнику, слышать о моей принадлежности конкретно ему, было необходимо. В мире крылатых змеев всё вокруг делилось на моё, и пока ещё не знающее, что моё.
— Твоя, — уверенно ответила я, начиная осторожно целовать каждый шрам на теле мужа.
Эта ночь была наполнена шёпотом горячих признаний и нежностью, в которой купал моё тело муж. Каждым словом, каждым прикосновением подтверждая, что его сердце выбрало себе пару.
Утро пробралось под одеяло с нежными поцелуями и приглушёнными голосами в общей комнате. Оказалось, проснувшийся с рассветом Нильс уже успел сходить погулять с Фростом. Мальчишки, бегущие по своим утренним делам, помогли набрать воды. А пришедший проверить гостей и продолжить разговор Буреслав, показал как разжечь печь и фактически приготовил завтрак.
Горячая яичница с луком, ветчиной и укропом сработала лучше умывания холодной водой. Мгновенно пробудившиеся животы требовательно заурчали.
За завтраком обсуждали совсем поверхностные темы. Зимовку птиц, надежды на большие выводки…
— Если рождается много тех, кто готов подставить нам своё крыло, значит и тех, кто готов эту силу разделить, будет больше! Прибавления среди молодняка ждём. — Поделился надеждами брат. — Пары что по весне- лету сложились, почти все в ожидании. Может, сменили отцы гнев на милость, отпускают души на перерождение.
— Знаешь, Буреслав, я тут с одним стариком познакомился. Дядька Репий из Синиц. Живёт уже давно с дочерью среди драконов. Воспитывает внуков, наполовину драконов. Вон, вместе с соседями-драконами баню построил, пытался от гнилой воды уберечь… И вот он сказал, что ничего ему жить не мешает, ни кровь от дружбы с драконами не сворачивается, ни перья не летят. А война уже всем обрыдла! И никому это не нужно. Земли? Свои в порядке держать дайте Отцы сил. Вера? Что там отец, что здесь. Да и волю они давно явили. Обычаи? Так у друг друга чего бы не подглядеть, если доброе дело? Да и на поле боя… Тебя зовут Серой Смертью, скажи, скольких драконов ты врачевал прямо там, едва затихнет сражение? Сколько раз похоронные команды кричат "живой" не глядя, с какой стороны воин? Сколько раз за последние годы сражения просто не случалось, потому что шеренги воинов стояли друг напротив друга, и никто не выпустил ни одной стрелы? Нет ничего в нас, что вынуждало бы воевать друг с другом. Кроме странных, жутких и кровавых нитей, что привязаны к драконам, словно к куклам уличных скоморохов! И эти нити пора оборвать!
— Хм… Огнём и мечом собрался обрывать? — прищурился брат.
— Нельзя так. Там младшие служители дети совсем. Да и из старших многие не прогнили. Даже жизнь одного из сотни мразей не стоит размена. А без помощи мы не определим, кто их них давно обезумел. — Вздохнул Рихард.
— Значит, не ошибся жребий. Скажи ты иначе, и я бы с тобой больше и словом не перемолвился. — Признался Буреслав. — У мальчишек вся гниль надолго не задержится. Детское сердце настолько чувствительно к правде, что его сложно обмануть. Вон смотри…
Брат кивнул на окно, за которым Нильс уже с теми мальчишками, что утром показывали ему, где брать воду, строили горку. Благо, что для Нильса это было не в диковинку. Мальчишки в замке тоже любили эту забаву. Лишняя лопата нашлась и для Нильса. Горка вышла на славу. С такой скатываться можно было с ветерком. Но видно возникли какие-то трудности. Потому что вся ватага собралась в кучу и о чём-то спорили, размахивая руками. Нильс отошёл в сторону и начал раздеваться.
Немного времени и под восторженный свист мальчишек, снежно-серебряный дракон, сделав разворот, прошёл огненной струёй по поверхности горки, разом подтапливая снег на всей поверхности ската.
— Что ж ты творишь, оглашенный? — всплеснула руками полная женщина в годах, проходившая мимо. — Почти же голышом, да зимой посреди улицы! А потом сопли на кулак наматывать будешь да жалиться, что голова болит?
Нильс быстро оделся, а от соседнего дома уже спешила молодка, видно чья-то сестра. В руках у неё был поднос с парящими стаканами. Наверное, несла мальчишкам горячего взвара, ягодного или медового. Да по небольшой печëной коврижке.
— После работы, да на морозе, самое то, горячего с печеньем, — улыбнулась я.
— Саянка, — хитро заулыбался брат. — А драконëнок твой прицельно огнём плеваться умеет?
— Я думала, ты его чему путному научишь, а ты лишь бы озорству потакать? — засмеялась я.
— Ну, почему это озорству? Мы вон с племянником Урфину помогаем гнездо строить. Веточка к веточке, мох самый лучший выбираем, лапник сгибаем, чтоб он рос, закрывая гнездо. — Усмехнулся брат.
— Нашлась, значит самочка по сердцу твоему спутнику? — спросила я.
— Нашлась. Вон, видишь с каким характером. Всё от Урфина отворачивается, а других к себе близко не подпускает. От особенно настырных только пух и перья летят. — кивнул в сторону подруги Кайли брат.
Пока муж и брат решали да обсуждали, как с цитаделями поступать, Нильс носился по Гнездовищу с друзьями, пропадал в общем доме, слушая сказки да былины. Буреслав как-то показал ему наши резы, так теперь с утра объяснял штук пять новых, а вечером проверял, как Нильс их усвоил.
— А можно вопрос? — вытянул ручку вверх Нильс, слушая очередную сказку. — Вот эта бабушка, Хранительница силы, она старенькая, живёт одна в диком лесу, в непролазной чаще. А чего всё эти Финисты, царевичи и прочие удальцы вечно к ней за советом с ночёвкой едут? Им днём за советом заехать что мешает? Да ещё и наглые такие, в бане их попарь, накорми, спать уложи… А сами ни помочь, ни гостинцев привезти!
— Видать старушка не так страшна и стара, как о ней молва идёт! — засмеялся кто-то из парней постарше.
— Ты смотри какой, — усмехнулся Буреслав. — А ты всё переживаешь?
— Боюсь я, Буреслав. У детей получается и дар, и Зверь. Как справятся? Выдержат ли? Такая сила в руках! — призналась я. — И с ума свести может.
— Так и пусть расходуют, чтоб до постели только доползти. Вон, море, о котором твой муж говорит, возвращают. Земли заболоченные лечат. — Успокаивал меня брат. — Раны, что войной нанесены и Птицам, и Драконам… Сила она ведь дурной от безделья становится, когда цели нет. А для нас, это символ. Что едины наши народы, что правильно выбрали путь…
— Ааай! — вдруг закричал Нильс, схватившись за виски.
Рядом дико зарычал Рихард.
— На улицу, на свежий воздух! — скомандовал Буреслав.
— Пап, папа! Это правда? — смотрел на отца Нильс.
— Не может быть неправдой. Магия драконьей крови не подтвердила бы, — хрипло ответил муж, приходя в себя.
— Что случилось? — спросила я.
Тот же вопрос читался в глазах окруживших нас Птиц.
— Главная Цитадель ордена разрушена! Аарон Железный засвидетельствовал сотни преступлений против драконов и птиц, совершëнных орденом Хранителей. Похищение Мириохов, убийство пар драконов из Птиц. Даже беременных. Убийство маленьких драконят, едва обернувшихся. Аарон призывает Изумрудных, хоть кого-то. — Перечислял мёртвым голосом муж. — Хранители сознательно уничтожали целые рода драконов! Всех, кто был наделён Зверем. Сотни истинных пар Драконов и Птиц уничтожены. Свидетельства хранились в подвалах Цитадели.
— И все драконы это теперь знают. Знают, что сотни лет вели войну на истребление… — начала я.
— Уничтожая собственных Истинных! И в итоге самих себя! — закончил за меня муж. — Саяна, нам нужно вернуться. Срочно. Сейчас весь гнев и боль драконов обернуться против орденов. В ярости никто не будет разбираться, кто прав, а кто виноват. Это будет кровавая бойня. Я не могу этого допустить.