- Но ведь как-то же они плодятся, а я до сих пор ни разглядел ни одной женщины или ребенка.
Катарина снисходительно улыбнулась, безмолвно говоря: и откуда ты только такой неразумный. Он не питал к ней никакой привязанности, но когда она становилась такой, как теперь - мальчишке до смерти хотелось посмотреть, как она станет улыбаться с его кинжалом у горла.
- Никто не знает, в какой стороне их дом, - сказала она голосом заправского заговорщика. - Может, нет его вовсе: на кораблях рождаются, на кораблях же и к Велашу уходят, когда наступает пора. Только в тот день, когда их нерест найдут - все, у кого есть хоть какое-то корыто с веслами, поплывут к тому месту, чтобы поквитаться за все. Вот и понимай теперь, почему стерегут свое пристанище, как зеницу ока. А здесь - вольная земля, - Катарина кивнула в сторону дерева-великана, - место, где можно выпить местного хмеля.
- А правду говорят, будто он такой крепкий, что может брюхо насквозь прожечь?
- Конечно, нет.
Пока они протискивались сквозь толпу, Многоликий пытался угадать, где между ветками может быть хоть что-то похожее на скамьи и лавки. Только когда до ствола оставалось каких-нибудь полсотни шагов, он начал замечать детали: покатые, почти незаметные ступени, вырубленные в толстой коре, хитросплетенные веревки, натянутые между ветками, образовывали что-то похожее на корзину. Несущие канаты приводились в действие механизмом, которого мальчишка так и не смог рассмотреть в густой листве. По ступенькам они с Катариной добрались до сетки, и, стоило им очутиться в ней, таремка дернула за один из канатов. Их потянуло вверх, точно рыбу в неводе. Они миновали несколько шаров веток, прежде чем сетка остановилась, отползла в сторону, и плавно опустилась на круглый спил. Очутившись на нем, Многоликий, наконец, увидел то, что раньше было скрыто от его глаз. Ветви расходились в стороны, образуя ложе, поверх которого, будто в ладони огромного ребенка, лежал настил, сооруженный из перевязанных между собой досок. Первыми на него ступили наемники - даже эти видевшие виды увальни осторожничали, каждым шагом будто щупая причудливый пол. Пользуясь короткой заминкой, Многоликий осмотрелся. Площадка в чаше дерева, по размеру была как раз вровень с обычным захудалым трактиром. Здесь не было столов и стульев, а люди сидели прямо на разбросанных кругом бамбуковых коврах. Две ладные девки разносили кувшины с пойлом, у дальнего края расположился "трактирщик", за спиной которого виднелась череда бочек и глинных бутылок.
Многоликий чувствовал, как подрагивает странная питейная, раскачивается, напоминая о шторме и постоянной качке, о которой все еще помнили его ноги. Но Катарина уже шла вперед, прямо на сухого "трактирщика", и мальчишка покорно следовал за ней.
- Какими солеными ветрами занесло в наши края такую пригожую госпожу? - Мужик широко улыбнулся.
У него, как и у всех остальных та-хирцев, были близко посаженные синие глаза, крупные ладони и светлые волосы с притаившейся в них синевой. Говорили, что когда славный та-хирец отходит к Велашу, его человеческое тело превращается в акулу, а те, кто забывал об отваге, становились вечнозелеными водорослями, годными только на корм самой мелкой рыбе. И лишь немногие удосуживались чести жить в покоях Одноглазого весь бессмертный век.
- Хватить щебетать, добрый господин, - ответила Катарина, так умело играя голосом, что и не понять было - подшучивает она или ерничает.
Торговец рассмеялся, бахнул себя по пузу тряпицей, которой перетирал кружки, и заложил пальцы рук за пояс, будто предлагал Катарине продолжить самой. Что она и сделала.
- Я разыскиваю Шепелявого, - сказала таремка.
- Не знаю такого, - пожал плечами "трактирщик" и тут же осекся, поздно сообразив, что выдал себя поспешным ответом.
Теперь пришел черед улыбаться Катарине.
- Я знаю, что он где-то здесь. - Таремка достала из кошеля, пристегнутого к поясу, пару золотых, и сунула их в отвислый карман на переднике та-хирца. - Принеси нам чего-нибудь легкого выпить, а Шепелявому скажи, что его ищет Катарина из Первых. И у нее к нему дело.
Бамбуковая подстилка оказалась на редкость неудобной, и мальчишка ерзал на ней так и эдак, пытаясь найти удобное положение. Тщетно - как бы он не сел, его ноги тут же затекали, а задницу будто перебирали палками для битья. Катарине тоже не сиделось на месте: таремка осматривалась, вертела головой, словно мелкая обезьяна, которых на острове было великое множество.
- Если он не покажется... - Катарина не закончила. Ее пальцы нетерпеливо теребили рукав.
Многоликий вдруг понял, что так и не знает, чего ради госпожа потащилась на пиратские острова. Все плаванье она провела за чтением каких-то книг и свитков. Любопытный от природы мальчика как мог, окольными расспросами, пытался разузнать ее планы, но каждый раз Катарина сводила их к одному: его дело присматривать за спиной своей госпожи, а остальное - ее тревоги. Многоликий надеялся, что часть вопросов найдут ответы на острове, но загадок становилось все больше. Кто такой Шепелявый и отчего встреча с ним так всполошила госпожу?
Прислужница поставила перед ними коротконогий тростниковый стол, а после вернулась с кружками и кувшином хмеля. Мальчишка тут же сунул нос, принюхиваясь. От крепкого запаха голова пошла кругом, а под веками сделалось горячо, будто в рожу сунули факел.
- Не стану это пить, - фыркнул он, отстраняясь. Потом и вовсе высунул тростниковую подстилку и уселся прямо на пол. Хоть ненамного, но стало удобнее.
Катарина улыбнулась - очевидно, что его возня доставляла таремке удовольствие. Немного посомневавшись, она последовала примеру мальчишки.
- Действительно, удобнее, - признала Катарина. - Налей мне этого пойла, зябко что-то, будто с северным ветром обнимаюсь.
Многоликий исполнил приказ. Таремка сделала глоток, поперхнулась, но заставила себя проглотить. Ее лицо мигом сделалось красным, будто у горького пьяницы. Однако, стоило таремке немного отойти - и она одним махом опорожнила кружку.
- Шепелявый - старинный друг Ластриков, - наконец, начала она. - И он наверняка должен знать, кто тот та-хирец, который купил Сиранну.
- Зачем тебе эта протухлая история?
- Не стоит быть небрежным к таким историям, - пожурила она. - На могильниках старых тайн есть много занятного. Иногда среди костей попадаются алмазы неслыханной величины. Если, конечно, как следует покопаться в потрохах.
- Тебе ли, госпожа моя, заниматься таким недостойным делом?
Она как-то настороженно посмотрела на него, но взгляд тот жил лишь мгновение.
- Так уж вышло, что круг меня нет ни единой живой души, которой бы я доверяла больше, чем себе. И тебе, - прибавила она, но Многоликий видел и слышал ложь. Госпожа Замка на Пике никогда не станет доверять ему полностью, и за эту осторожность он готов был простить ей многое. Если уж и продаться, так человеку хоть сколько-то умному. - К тому же Фиранд бродит, будто гневливое привидение, а мне до свербячки надоело сюсюкать его. Пусть побудет один, подумает тем, что ему боги в голову вложили, а не меж полужопками.
Однако, чтобы ты не говорила, подумал Многоликий, стоит ему свистнуть - и ты примчишься, как и положено вышколенной псине. Отказавшись от участи быть матерью и женой, таремка нашла себя в услужении брату. И даже сейчас, когда осознание зазря растраченной жизни уже проникает в нее, подобно ленивому яду, Катарина готова делать все, лишь бы угодить Фиранду. Потому что только так она чувствует себя живой. Такие женщины всегда напоминали Многоликому падающие звезды Артума - летит быстро, горит ярко, а стоит упасть - булыжник и есть. Пусть дорогой и ладный, но булыжник, нечета своим братьям на небесном своде.
- Сиранна - хороший шанс навсегда избавиться от Шиалистана, - зашептала она, наклонившись к мальчишке так близко, что он почувствовал ее дыхание, крепкое, от та-хирского хмеля. - Если найду ее - в руках Фиранда будет настоящий наследник дасирийского трона.
"И я докажу своему брату, что стою большего", - мысленно закончил за нее мальчишка.
- Господин Замка на Пике не ценит своего счастья, госпожа моя, - утешил Многоликий, зная, что именно этих слов она ждет. - Он мудр, но и наимудрейшие заблуждаются. Ему следует больше заботиться о своей сестре и прислушиваться к ее разумным советам.
- Он ослеплен злостью, - продолжила Катарина, стараясь говорить так, чтобы слова были слышны только одному мальчишке. - Перед тем, как мы покинули Тарем, я краем уха слышала, будто он собирается снарядить морской поход против та-хирцев.
Многоликому стоило больших усилий, чтоб заставить свой рот не корчиться ухмылкой. Ловить та-хирцев в море все равно что пытаться поймать неводом ветер. Такая идея могла прийти в голову только безумному или дураку. А Первый лорд-магнат не относился ни к тем, ни к другим. Крепко его достала прожженная борода, подумал мальчишка, пристально следя за происходящим вокруг, и, в одночасье, стараясь не упускать из виду Катарину.
- Я не стала его отговаривать. Пусть попробует потягаться, заодно и спесь сбросит. В конце концов, этих жабродышных давно пора попугать, а то стали забывать, что не во всякую воду стоит макать свой хвост. Не знаю, когда он возьмется задуманное исполнять, но теперь я больше прежнего не хочу, чтоб здесь стало известно, кто я.
Многоликий кивнул, соглашаясь.
- Госпожа, а где мы остановимся на ночлег? Сама же говорила, что стен каменных здесь не строят, а вокруг одни разбойники...
- ... и один из них стережет меня, - закончила за него таремка. - Шатер поставим поблизости, а остальное купим у торговцев. Надобно же делать вид, что прибыли сюда не только расспрашивать, но и золото тратить.
С приходом рассвета их потревожили. Многоликий спал у полога, как делал всегда, когда Катарина брала его в путешествия. Когда край тяжелой ткани шелохнулся, мальчишка мигом вскочил на ноги, пятясь в сторону, точно рак. Он был готов ударить в любой момент, но в брешь сунулась голова одного из наемников. В треноге догорали остатки поленьев, и света от них едва хватало, чтоб осветить лицо наемника. Но Многоликий ясно видел, его припухшие ото сна веки и рассеянность во взгляде. Хороши наемники, со злостью подумал мальчишка, и показался ему из тени.