Паренек, гордый от того что и ему выпала участь помогать, кивнул и, с молчаливого согласия Миэ, выбежал следом за Зарином. Лара провела его взглядом, после неодобрительно покосилась на Миэ.
- Не стоит детей впутывать, Миэль, - сказала она таким ледяным тоном, будто только что не заливалась слезами по мужу.
- Один мой добрый друг в его возрасте уже ходил в бой и врагов убивал, - заметила Миэ. Видя, что слова сыграли против нее - от слова "врагов убивал" рыжая таремка переменилась в лице, - добавила: - Теперь он славный воин и, если боги не пошлют ему скорой погибели, он прославит себя в веках. Жизнь нам на то и дадена, чтобы мы уходили из нее, пусть немного, но меняя мир. Желательно - в сторону лучшую.
- Твой отец много чего хотел изменить.
Миэ насторожилась. Неужели отец рассказал этой рыжей курице о заговоре? Поделился тем, что утаил от дочери? Миэ снова скорчилась от боли.
- Собирайтесь, живо, - стиснув зубы, сказала она. - Жду вас на заднем дворе, за амбарами. Только ты, - кивнула на рыжую таремка, - и дети.
Няньки забеспокоились, но их перебил кашель старика волшебника. Выждав, пока они останутся наедине, Миэ потребовала вернуть ей ониксовые шары. Старик улыбнулся, отчего-то пугая Миэ своим спокойствием, и вынул из рукава кожаный мешочек на завязках. Миэ взвесила его на ладони, распустила завязки, заглянула.
- Родгер, ты их что ли все время при себе таскаешь? - спросила удивленно.
- Ты, госпожа, сказала, чтобы глаз с них не спускал. Только все равно напрасный труд. - Волшебник прищелкнул языком, сокрушаясь. - Чтобы разгадать, каким словом их "разбудить" надобно быть либо обласканным Леди удачей, либо великим волшебником. Третьего не дано, Миэ.
- Я разгадаю эту загадку, - упрямо ответила таремка, пряча мешочек в сумку, что носила у пояса.
Она поднялась, чтобы размять на удивление быстро отекшие ноги. Башмаки стали будто на несколько размеров малы, и каждый шаг доставлял боль.
- Нас вряд ли пощадят, - сказал ей в спину волшебник. Голос его был таким обыденным, будто он рассказывал, в каких пропорциях лучше всего смешивать серу и толченый уголь. - Ты поступаешь мудро, что не пытаешься спасти всех.
Миэ не решилась повернуться к Родгеру лицом.
- Отец просил меня защитить их.
- Другого я не ждал. - Таремка почти слышала, как он теребит край расшитого рукава. - У меня есть запасы зажигательных горшков и парочка склянок с кислотой, которая сжирает все, что попадет ей на пути. Пришли ко-мне Томма, я отдам ему склянки. Вам они будут нужнее.
Миэ не нужно было пояснять, отчего вдруг старик вспомнил про зажигательные горшки.
- Тем, кто захочет уйти - позволь уйти, - только и сказала она.
Тут их потревожил Зарин: впереди себя распорядитель толкал маленького перепуганного горбуна. Мальчишка снова был в колпаке с бубенчиками, и те заливались смехом в унисон его неуклюжим шагам.
- Вот, госпожа, еле отыскал. - Зарин запыхался.
- Он сказал, если я не приду - ты меня отхлестаешь, - пискнул Лаумер и бросился к Миэ, прячась в складках ее юбки.
Миэ спровадила Зарина на кухню, присмотреть за тем, как идут сборы. Маленький горбун тут же перестал прятаться, и с любопытством посмотрел на нее. Таремка могла спорить, что мальчик понимает, о чем пойдет разговор.
- Послушай, Лаумер, - ей пришлось присесть, чтобы быть с ним вровень. Боль снова дала о себе знать. - Нам придется уехать уиз Тарема, далеко.
- Зачем?
- Так велел твой отец и так будет лучше для всех нас. Отец сказал, что ты знаешь, где тайник, в котором спрятан рунный ключ. Он мне нужен.
- Знаю. - Мальчик вздернул подбородок, довольный, что ему уже второй раз выходит доказать свою полезность. - Отец велел никому не говорить.
- Мне можно. - Миэ придала своему голосу уверенности. - Скоро сюда придут очень плохие люди, и если мы не уйдем, они заберут тебя, и меня, и остальных в очень плохое место.
- В темницу? - Лаумер стащил шутовской колпак и принялся перебирать пальцами бубенцы.
- В темницу, - признала Миэ. - Ты же не хочешь, чтобы так случилось?
- Пойдем, - горбун поманил ее рукой.
Тайник оказался в его комнате. Никто из детей не хотел делить комнату с уродцем, а значит, некому было и обнаружить тайник. Он был спрятан в углу, за сундуком, в котором Лаумер хранил игрушки. Горбун деловито нажал на нужные руны, и заслон растворился, показывая небольшое углубление в камне. Миэ быстро забрала ключ и помогла Лаумеру собрать вещи. Впопыхах мальчик несколько раз упал, но тут же вставал, отряхивал коленки и совал в вещевой мешок какие-то свои мелочи. Среди его "сокровищ" Миэ заметила несколько круглых спилов с можжевеловых веток. Таремка не знала, зачем бы они ему понадобились - такие, только втрое больше размером, обычно приспосабливали под горячие кастрюли. Но мальчик всем видом дал понять, что их-то он непременно возьмет с собой, и, чтобы доказать серьезность намерений, выбросил несколько сорочек. Миэ, хоть и была против, не решилась спорить.
На заднем дворе детвора гоняла голубей и кур. Няньки причитали, заливались слезами, и даже толстые щеки Зарина впали, делая его похожим на скисшую грушу. Миэ послала Томма к Родгеру, а сама тем временем помогла взобраться Лаумеру в седло. Его ноги были слишком коротки, и только очутившись на лошади, горбун отважился сказать, что прежде ездил верхом всего раз или два. Немудрено - мало того, что он были слишком мал для такой науки, так еще и горб мешал сохранить равновесие. Таремке ничего не оставалось кроме как сесть в седло позади него. Из-за его выпуклой спины поездка обещала превратиться в муку, но Миэ понимала - никто не займет ее место. Томм вернулся со склянками, держа их бережно, будто великое сокровище. Миэ завернула кислоту в овечью шкуру: скачка предстояла нешуточная, и если склянки разобьются, кислота мигом проест и кожу, и кости, и все, до чего дотянуться ее жидкие щупальца. Лара взяла себе на лошадь свою рыжую дочку, Томм - двух остальных малышей. Те возились, словно разыгравшиеся котята, и Томму пришлось оттаскать их за уши, чтобы присмирить.
Миэ не хотела долгих прощаний. Каким-то внутренним чутьем знала, что видит стены родного дома в последний раз. Даже если Родгер не успеет - мысли о пылающем доме обдали холодом, - хозяином станет Шале. Таремка чувствовала, что отец предпочел бы видеть свой дом сгоревшим до камня, чем в руках ненавистного брата.
- А куда мы едем? - спросил Лаумер спустя несколько часов скачки.
Дорога петляла землями Эйратов, вилась между полями, пряталась в дубравы и снова выныривала на обочине свежевспаханных земель. Миэ то и дело чудился топот копыт погони, но в спину их догонял только пыльный ветер. Таремка не разрешала себе верить, что Катарина сжалилась. После подслушанного разговора, волшебница знала, что леди Ластрик с самого начала обставила все так, чтобы никто из Эйратов не выжил. Из-за чего? Уставшая голова отказывалась находить связь между бедами Эратов и потерянной Сиранной. Но очевидно было одно - не измена отца побудила Катарину учинить жестокую расправу.
- Куда? - повторил вопрос маленький горбун и беспокойно в седле.
Куда? Миэ знала только одно место, где бы нашелся приют для нее и всего выводка ее родни. Никто в Тареме не возьмет под крышу своего дома детей опального лорда-магната, каждого остановит страх прогневить Катарину. Но для одного дасирийца угрозы леди Ластрик вряд ли значили больше, чем сор под ногами. Вот только жив ли он, Миэ не знала. Ехать в дасирийские земли теперь, все равно, что совать голову в полымя и верить, что рожа останется цела. Миэ сглотнула, краем уха услыхав веселый щебет рыжей малышки, и ласковый шепот Лары ей на ухо. Сколькими придется пожертвовать ради крыши над головой? Всеми или никем? Боги не настолько милостивы, даже Амейлин отвернулась от нее.
- К одному славному воину, - сказала Миэ, всеми силами изображая радость. - Он силен как бык, и ловок, словно сокол. Если будешь мужественным, похлопочу, чтобы потренировал тебя с мечом.
- И меня! - отозвался Томм, и паренек тут же покраснел, устыдившись своей наглости.
- И за тебя похлопочу, - соврала Таремка.
"Только бы ты был жив, Арэн из Шаам"
Катарина
Комната Фиранда по-прежнему хранила запах своего хозяина. С того дня, как брата нашли мертвым в постели, Катарина не могла себя заставить зайти сюда, не позволила рабам сменить простыни и покрывало. Просто закрыла на замок, а ключ прицепила на цепочку, которую не снимала даже перед сном.
Но сегодня Катарина решилась, наконец, снова оказаться в покоях Фиранда. Многоликому не разрешила переступить порог Фирандовой комнаты. Мальчишка, впрочем, не расстроился, но замер по ту сторону порога, прислонившись к дверному косяку, всем видом показывая: Я не переступаю порог, как ты велела, но раз меня не гонят вовсе, то постою тут, неподалеку". Таремке сделалось не по себе от одной мысли о том, что Многоликий войдет. Смутная тревога и суеверный страх заставляли ее быть решительнее, но вот только и мальчика переменился. Много раз леди Ластрик спрашивала себя, как получилось, что она позволила волку пробраться в хлев, и каждый раз ответом ей был образ раскромсанного горла брата.
- Уйди, - попросила Катарина, не поворачивая головы.
- Со мной тебе безопаснее, госпожа моя, - блеклым голосом возразил Многоликий.
"А кто меня защитит от тебя?" - мысленно ответила Катарина. Она прошла до окна, нарочно избегая смотреть на кровать. Время близилось к закату, сквозь зарешеченные окна в спальню едва проникал свет. В блеклом луче хороводили пылинки. Таремка прикрыла нос рукавом.
- Он умер сразу, как ты и просила, - сказал Многоликий. Говорил он громко, не страшась быть услышанным. В эту часть замка по приказу Катарины не смел ходить никто, под страхом быть обезглавленным. Слуги с урезанными языками, конечно, не смогли бы разболтать хозяйских секретов, но Катарина перестраховывалась. В последнее время она даже пищу принимала с опаской, а за завтраком так и вовсе отказалась от сочно зажаренного цыпленка только потому, что он слишком сильно пах пряными травами - вдруг, отравитель прячет за ароматом яд?