[36]. Похожие рассказы есть в культурах всех народов Сибири и Дальнего Востока. Например, вот что записала А. В. Смоляк у нанайцев и ульчей в 1950–1980-х годах.
А. Онинка из Найхина почувствовал «призыв», будучи уже пожилым человеком, имевшим взрослых детей. Он старался скрывать свою «беду» от окружающих, сопротивлялся духам, однако утаить от родных болезнь было невозможно: он кричал по ночам, «воюя» с врагами, от страшных кошмаров не мог спать. На охоте, на рыбалке, ночью во сне он пел как шаман. Днем на вопросы окружающих отмалчивался или все отрицал. <…>
Несколько лет страдал, боролся с духами А. Коткин. По его словам, некоторые больные в это время убегали в тайгу на несколько дней или суток, пытаясь хоть где-нибудь спастись, иные ели сырое собачье мясо, припадки у них длились очень долго. Духи приходили днем и ночью, грозя смертью. <…> У шамана А. Коткина большой шаманкой была его мать, умершая в глубокой старости. Сам Коткин в пятнадцати-двадцатилетнем возрасте долго болел и должен был шаманить, но устоял. Прошло лет двадцать, снова приходили мучившие его во сне духи, грозили: «Шамань, а то задавим тебя»[37].
Интересно, что начинающие шаманы, переживающие подобные состояния, часто не осознавали их и узнавали о том, что с ними происходило в физическом мире, лишь позже — со слов окружающих. Их личность в эти моменты как бы отсутствовала в этом мире, находилась где-то в иных пространствах символической вселенной.
Когда я немного подрос, говорят, прохворал три года. Во время этой болезни водили меня по различным темным местам, где бросали то в воду, то в огонь. К концу третьего года я, говорят, для окружающих умер, три дня пролежал неподвижно. И только тогда очнулся, когда на третий день собрались уже хоронить меня. Во время этой болезни у меня испортились глаза, и с тех пор я очень плохо вижу. На следующую ночь, говорят, я опять потерял сознание. Ночью Оспа унес меня и бросил ничком в собачьи извержения. Утром в таком положении нашли меня родные и привели в должный вид. <…> После этого я стал полусумасшедшим, часто распевал различные заклинания и уезжал сам не зная куда, без всякой цели, один. Часто впадал в обморок, ночью во сне мучили меня духи[38].
Что же чувствовали и переживали начинающие шаманы? Что с ними происходило, по их собственному мнению, пока родные беспокоились, глядя на то, что с ними творится что-то странное?
Вот как рассказывает об этом эвенкийская шаманка Матрена Петровна Кульбертинова. Она унаследовала дар от своей бабушки по имени Чохотуй, предсказавшей появление новой шаманки в их роду. Матрена Петровна родилась в 1887 году в Олекминском районе Якутии. До пятидесяти лет она была обычной женщиной, а потом заболела.
Моя бабушка была удаганкой. Она одноглазая была. Чохотуй ее звали. Она говорила: «Я передам свой дар внучке, дочери младшего сына Петра. Когда ей исполнится пятьдесят лет, она проявит мой дар», — предсказывала она. И предсказания ее сбылись. Во сне я стала камлать, а наяву я стала перебегать реку пешком, такую большую реку, как Тимптон. Родные гнались за мной на лодке — что еще им оставалось делать? Переезжая на лодке, они ловили меня на том берегу. Когда я так мучилась, они спрашивали меня: «Что происходит? Мы устали от тебя. Что у тебя болит?» Я говорю: «Ничего у меня не болит». Иногда, забравшись на дерево, перепрыгивала с дерева на дерево, как белка. Мои родные стелили под дерево оленьи шкуры и просили: «Иди сюда, иди сюда». Иногда я становилась толстой-претолстой, рот большой-пребольшой, могучая лиственница с ветвями и корнями целиком входит в мой рот. И незаметно все это в меня вмещается. Когда дерево входило в меня, я никакой боли не чувствовала. Родные старались привести меня в чувство. «Как трудно с ней! Что же происходит?» — недоумевали они. «Старого шамана надо попросить. Пусть сделает для нее бубен», — говорили они. Вот сделали мне головной убор, надели. Затем, стуча в бубен, они вручили мне его. Может быть, пели шаманские песни, кто его знает. Старый шаман благословил меня, и наконец мне дали в руки бубен. С тех пор я начала камлать.
Нанайский шаман Моло Онинка из селения Дада рассказал о себе А. В. Смоляк. Он был в армии во время войны, замерз, чуть не потерял ноги, полтора года лежал в госпитале. В конце 1940-х годов, уже дома, тяжело болел, мучился от нашествия духов: они заставляли его шаманить, грозили смертью. Он видел во сне умерших мать, брата, сестру, сына, дочь, какую-то «хорошую женщину» — это была его аями, дух-помощник, которая везде его водила, показывала шаманские дороги, он все узнавал от нее.
Каждую ночь они ко мне собирались, помогали мне петь, я пел, кричал по-шамански во сне, звал папу, маму. Все они на самом деле были моими шаманскими предками: деды, тетки, дяди, отец (не реальными: его отец и мать не были шаманами) — и приходили из гора (шаманская территория). Наблюдавшие мое состояние опытные старики, слышавшие песни (не только шаманы), заранее знали, какой из меня будет шаман (большой или маленький), в зависимости от того, большая ли у меня гора[39].
Получается, что в то время, когда родные будущего шамана видели приступы «сумасшествия», сам шаман, точнее его психика (то, что мы назвали бы словом «душа», хотя это будет не совсем точно), переживал различные события. Эти события были инициированы духами, избравшими человека на роль посредника между мирами, и заключались в подготовке человека на эту роль.
Подготовку будущего шамана (его инициацию, говоря научным языком) можно свести к четырем основным направлениям:
• испытание силы и ума;
• воспитание, научение новым умениям и навыкам;
• переделка тела;
• знакомство шамана с божествами и духами, установление отношений дарообмена с ними.
Посмотрим, как это происходило, на основе шаманских автобиографий, записанных Андреем Александровичем Поповым в 1930-х годах на Таймыре. Этнограф много общался с нганасанскими шаманами нгэда и от троих из них записал истории их становления. Это довольно большие по объему тексты (12–15 страниц убористого шрифта каждый), содержащие описания видений во время шаманской болезни, а также сведения генеалогического характера, объяснение смысла некоторых обрядов и ритуальных атрибутов, экскурсы в космогонию и другое. Истории эти были опубликованы в книгах и статье А. А. Попова — автобиографии Дюхадие Нгамтусуо (далее — ДН)[40], Серептие Яроскина (СЯ)[41] и Семюена Нгомджа (Нгомде / Момде) (СН)[42].
Описания видений во время шаманской болезни занимают центральное место в автобиографиях. В них может быть разным количество эпизодов и состав персонажей, среди которых мы встречаем и божеств общего нганасанского пантеона (Матери природы, хозяин-персонификация мирового древа Хора, хозяйка-прародительница диких оленей и другие), и существ, порожденных индивидуальной фантазией шаманов (разнообразные духи-помощники, духи болезней). Наиболее устойчивым в описаниях видений является набор мотивов — они повторяются во всех рассмотренных текстах и заметно отличаются от мотивов в описаниях камланий практикующих шаманов. Это позволяет выделить шаманские сны-становления в особую группу текстов. Рассмотрим их основные мотивы.
Путь / путешествие. Будущий шаман первоначально в сопровождении одного-трех зоо- или орнитоморфных духов-спутников отправляется в путь по «земле, создающей шаманов». Герой уподобляется сироте, и цель его пути — узнать свое происхождение: «Дай мне разум… расскажи мне про мое происхождение», — обращается шаман к хозяину грома (СЯ, с. 96); «Мы привели откуда-то сироту, все же мы его заставили походить и разузнать про свое происхождение», — говорят его спутники (СН, с. 103). Очевидно, шаман уподобляется здесь Дяйба-нгуо — Сироте-богу, культурному герою и первому шаману, одному из основных персонажей нганасанской мифологии, а путешествует он по мифической земле времен первотворения. Молодой шаман видит, как хозяйка воды, Быды-нгуо, распределяет рыбу между разными народами (ДН, с. 85); на птичьих островах спутники показывают ему утку-каменушку, доставшую землю со дна Мирового океана (СН, с. 100).
Встреча / гостины. Неофит в сопровождении спутников посещает жилища разнообразных обитателей мифической земли: матерей (нямы) и божеств (нгуо) земли, воды, подземного льда; духов-хозяев промысловых животных (барба); духов болезней (баруси). Гостить в их чумах и получать подарки-гостинцы необходимо — таким образом устанавливаются отношения, подобные нганасанскому обычаю матадуо (букв. «пошел в гости» — взаимоотношения дарообмена, когда хозяин одаривает гостя, и каждый из даров должен быть впоследствии возмещен). В дальнейшем шаман будет, в свою очередь, приносить дары духам, а те — выполнять его просьбы (давать души детей и оленей, рыбу и песцов, лечить те или иные болезни). Как рассказывали шаманы, именно знакомство с баруси позволяет им лечить болезни: «Если его сделают шаманом, сирота пусть по этой дороге сюда приходит, я укажу начало болезни» (СН, с. 103); «Если душа умершего много будет думать об оставшихся, оставшиеся после него умирают. Я — начало такого рода болезней.