Нанайцы считали, что духи-помощники после смерти шамана возвращались на исконную шаманскую территорию и жили там многие годы, зарывшись в землю, траву либо в домике дёкасон, затем просыпались, начинали искать нового хозяина. Они ждали, когда появится новый кандидат в шаманы — родственник умершего. Иногда, говорят, дух даже присутствовал при родах женщины, когда появлялся наследник главного шамана. Дух примечал: «Этот ребенок будет моим». Он уже любил этого человека, его кровь, его тело, его запах. Затем много лет он следил за этим человеком, а потом начинал ему являться, приходил из ночи в ночь, понуждал к шаманству[77].
Действительно, вряд ли гипотеза о сексуальном избранничестве верна — у других народов Сибири мы практически не встречаем упоминаний о сексуальных отношениях шаманов и избравших их духов. Кроме, пожалуй, жителей другой, северной, части Дальнего Востока: чукчей, коряков, ительменов и эскимосов. У них такой вид избранничества был и, пожалуй, больше других влиял на повседневную жизнь шаманов. О ней пойдет речь в следующей главе.
Глава 5. Жизнь и смерть шамана
Давайте теперь вернемся из символического мира в мир физический и посмотрим на шамана как на человека среди других людей. Как он жил, чем занимался кроме своей «профессиональной» деятельности, чем и как зарабатывал на жизнь, как относились к нему другие люди? И сколько их было — шаманов?
Это вообще интересный вопрос — сколько шаманов нужно людям? Как мы знаем из кетского мифа, приведенного в первой главе книги, при возникновении шаманства каждому кетскому роду был дан свой шаман. В. И. Анучин, автор первой научной работы о шаманстве у кетов, писал, что в 1909 году у них было три «больших» шамана с полным облачением и одиннадцать «малых шаманов разного ранга»[78]. По данным 1930-х годов, на группу елогуйских кетов в семьдесят семей приходилось десять шаманов (правда, не уточняется, какого статуса они были)[79]. У кетов было представление, что шаманские духи не призывают новых шаманов, пока есть старые.
У чукчей в каждом стойбище и каждом селении был шаман. По нганасанским материалам, в одной родовой группе обычно был один большой шаман. По данным на 1931 год, нганасан было 615 человек и среди них насчитывалось не менее десяти шаманов[80]. У каждого из них был свой круг людей, которым они помогали, — в основном родичи, но не только: к шаманам, которые считались сильными, обращались и представители других родов и даже народов. Шаман — это фигура родового защитника: лекаря, воина, помощника в делах, поэтому сильные шаманы редко бывали близкими родственниками в одном поколении. А если так случалось, то они как будто расходились и не пересекались в своей шаманской деятельности, и у каждого складывался свой круг «подопечных». Так было с Демниме и Тубяку, сыновьями Дюхадие Нгамтусуо: они всю жизнь спорили, кто из них наследовал главных духов отца, каждый считал себя настоящим шаманом, а другого — шарлатаном. Поссорившись в молодости, они не общались до конца жизни. Мне кажется, дело здесь не столько в их личных качествах и обстоятельствах, сколько в том, что такова природа «профессии»: шаман — одиночка, он называет себя ребенком божеств и духов, а людей, которым он помогает, — своими детьми. И у каждого шамана свои духи и свои люди, а чужие тут не нужны. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и «профессиональное» соперничество, и, возможно, жажду славы и тягу к власти. Однако речь не шла о борьбе за заработок — шаманская работа совсем не была прибыльным делом. Иногда шаман ничего не получал за камлания, должен был помогать нуждающимся безвозмездно. Обычные люди на них смотрели как на «несущих свой крест», считали, что шаманят они по требованию духов и на пользу людям.
Кетский шаман.
КГАУК «Красноярский краевой краеведческий музей»
Шаманы жили прежде всего за счет основных занятий своих народов — были обычными охотниками, рыболовами, скотоводами, имели семьи. Некоторые были умельцами в изготовлении промысловых орудий и средств передвижения: нарт, лодок, лыж. Женщины-шаманки вели дом, растили детей. Исследователи-североведы XX века писали, что в жизни, в общении это были обыкновенные люди, каждый со своим характером. Их шаманские качества в повседневной жизни внешне никак не проявлялись. Они соблюдали все правила, обычаи и законы своих народов.
Нарты.
The New York Public Library Digital Collections
Пожалуй, самым экзотическим нюансом, связанным с повседневностью, было существование шаманов «превращенного пола» на крайнем северо-востоке Сибири — у чукчей, коряков, ительменов и эскимосов. Подобный феномен был и у некоторых индейских племен Северной Америки. Суть его была в следующем: дух, избравший человека на роль шамана, руководствовался сексуальными желаниями (вспомним гипотезу Штернберга, которая в этом регионе подтверждается). Если считалось, что дух был противоположного пола по отношению к его избраннику, то в поведении начинающего шамана ничего не менялось (как и у жителей южных районов Дальнего Востока, о чем говорилось выше). Если же дух воспринимался как того же пола, что и его избранник, то последний (обычно это был мужчина) вынужден был изменить свой пол. В большинстве случаев достаточно было внешних знаков: духи требовали только ношения женской одежды, и такой «по-женски одетый» мог жениться и иметь детей, пасти оленей, охотиться, как всякий мужчина. В других случаях запрещались мужские промыслы, борьба, ношение оружия, но половая жизнь все же оставалась ненарушенной. Наконец, в редких случаях человек должен был совершенно измениться: поменять одежду и прическу, занятия и образ жизни, тип поведения и произношение (мужское произношение у чукчей отличается от женского), даже тип брака. Владимир Богораз встречал у чукчей в начале XX века мужчин, «превращенных» в женщин (кеучхие — «женоподобный», или йирка-лауль — «мягкий мужчина»), и, хотя и значительно реже, женщин, «превращенных» в мужчин (качи-кичхеча — «мужеподобная»). Они по требованию духов должны были вступать в брак с представителями своего биологического пола. Иногда это были действительно однополые браки, иногда — лишь формально, а тайно такие «превращенные» состояли в гетеросексуальных отношениях, «мужеподобные» шаманки даже могли рожать детей от тайного брака. Порой такие люди подвергались насмешкам со стороны окружающих за свою инверсию. «Насмешки передаются, конечно, шепотом, — писал Богораз, — так как туземцы боятся “превращенных” людей гораздо больше, чем обычных шаманов»[81]. Шаманы «превращенного пола» считались самыми сильными.
Вернемся к шаманской практике. Неужели же шаман не получал ничего за свою помощь людям, за долгие, иногда многочасовые камлания? За коллективные ритуалы — скорее нет, а вот за индивидуальные требы (лечение, поиск потерявшихся оленей и т. п.) — да. В качестве вознаграждения шаман получал часть пожертвованных божествам животных: мясо и шкуру оленя или лося, а также шкурки пушных зверей, материю, иногда деньги. По кетским данным начала XX века, за камлание положено было давать 15–25 шкурок белок, рубаху или платок, немного денег. Если лечение не было успешным, шаман должен был вернуть оплату.
Долганских шаманов после камлания хозяева кормили и давали с собой рыбу или мясо — в дар его духам и на еду его семье. Про одного долганского шамана говорили: «Он совсем не брал плату за камлание и только говорил: “Накормите меня досыта, будете сытыми до конца года”». А про другого говорили иначе: «Старик был очень хороший лекарь, но очень любил попрошайничать. Не удовлетворяясь тем, что получал за камлание, он у моих детей выпрашивал такие мелочи, как нож, мыло и другое»[82]. В очень редких случаях шаман получал за работу оленя. Но такого оленя нельзя было продать или съесть, на нем возили шаманские атрибуты.
Внучка знаменитого телеутского шамана Маркела Мажина вспоминала: «Я у отца спрашивала: “Наш дед такой лекарь был. Почему же мы бедные?” Отец ответил: “А он у людей никогда лишнего не брал. Лишнего ничего у нас не было”. Дразнили отца люди: “Отец камом был, а ты в землянке остался”. <…> Деду все некогда было со своим камством хозяйством заниматься»[83].
В целом, как отмечают многие исследователи, если бы шаманы полагались только на плату за камлания, они были бы обречены на голод. Этот их заработок был нерегулярным, а шаманство — подсобным промыслом. Здесь мы встречаем расхождение между экономическим институтом и духовным призванием, чего не учитывала советская власть, когда репрессировала шаманов наряду с кулаками и другими «эксплуататорами».
Еще один интересный вопрос: была ли у шаманов в их практике своего рода «специализация», или любой шаман мог делать разные вещи — и помогать в промысле, и лечить болезни, и усмирять пургу? Некоторые очень сильные шаманы могли, как считалось, делать все. Однако в большинстве случаев то, чем именно занимался шаман, — его «специализация» — зависело от его духов и испытаний в ходе шаманской болезни.
Очень интересна история якутского шамана из Сунтарского района Республики Саха Никиты Алексеевича Парфенова, 1903 года рождения, которую он рассказал в 1980-х годах Елене Сергеевне Новик, известной исследовательнице шаманских традиций Сибири. Его шаманская болезнь началась после того, как нашел железную птицу — подвеску к шаманскому костюму, то есть встретил духа-помощника. Затем он подвергся всем испытаниям, в том числе «рассечению» тела. Попробуем представить его историю в виде загадки.