джылга кыырыы). При этом шаман узнает, благополучно ли проведет лето кочевая группа, в которой он будет находиться. Камлая, он соединяет вместе мысли нескольких жителей, чтобы они жили в согласии, узнает, будут ли болеть или умирать люди, будет ли удача в промыслах. Иногда при годичном камлании шаман «поднимает» себя (кётёгюнёр), то есть очищает себя и своих духов от нечистоты, приставшей во время камланий над больными.
Годовое камлание, или «высматривание года» (дьылы одуулуур), происходит под весну, когда солнце начинает подниматься высоко над верхушками деревьев. Накануне камлания срубают трижды семь или семью семь деревьев, из них делают остов чума. На верхушках жердей втыкают семь или девять изображений птиц, направленных головой в сторону солнца. Камлая в этом чуме, шаман вместе со своими птицами отправляется к верхнему Юрюнг Айыы (Айыы Тойон) божеству и спрашивает у него: «Как мои люди будут жить?» После камлания устраивается угощение «чистой» пищей — мясом дикого оленя и рыбой. Во время камлания пляшут вокруг очага.
Шаман, камлая, испрашивал у оленьего айыы счастья (плодородия) оленей. При этом получал от айыы клубок оленьей шерсти, содержащей счастье. Этот клубок шерсти подвязывали к недоуздку верхового оленя[107].
Упомянем и нганасанские календарные ритуалы: «Чистый чум», празднуемый по окончании полярной ночи в конце января; Аны о-дялы — «Большой день», совершаемый в июне, в период летнего солнцестояния; и осенний праздник начала зимы, отмечаемый в конце сентября, когда появляется первый снег. На эти ежегодные камлания съезжалось множество людей, и шаман был главным лицом праздника. Он камлал в большом чуме несколько дней в присутствии сородичей, собирал своих духов-помощников и угощал их, посещал всех важных божеств и договаривался с ними о том, чтобы они не чинили вреда его родичам — посылали им дичь и души детей, не отнимали их жизни и давали здоровье. Просьбы о благополучии в разные календарные периоды были в целом похожи, но различались в частностях: в начале весны шаман просил божеств об удачной охоте на перелетную птицу; в июне, во время освобождения рек ото льда, — об успешной рыбной ловле; осенью просил удачи в охоте на дикого оленя, благодарил за хорошую летнюю охоту и рыбалку, а также молил божеств о том, чтобы его сородичи без потерь пережили долгую полярную ночь.
Как можно видеть на всех этих примерах, календарные ритуалы были, по сути, и хозяйственными. Это и неудивительно, учитывая, что в доиндустриальном обществе, где жизнь людей целиком зависела от природы, годовой календарный цикл был одновременно и хозяйственным.
Проводы души умершего мы проиллюстрируем описанием нанайского и ульчского обряда, который совершал самый сильный шаман категории касаты. После смерти человека воплощением его души-тени панян считалась либо деревянная фигурка, либо особая подушечка, которую хранили в доме, регулярно «кормили» и «укладывали спать» на месте умершего. После появления фотоаппаратов такую роль стала выполнять фотография покойного. Через некоторое время после смерти — обычно через год или больше, — когда в селении появлялось несколько умерших одной родовой группы, проводился обряд коллективных поминок каса, на которые собиралось множество народа. Под руководством шамана родственники покойных делали из дерева большие, до метра длиной, фигуры мугдэ, их одевали в одежду покойных, размещали в специально построенном шалаше итоан и ставили перед ними угощения. Шаман камлал, «переселял» души умерших из временных вместилищ в эти фигуры, разговаривал с ними, «кормил», увещевал не плакать. Так продолжалось несколько дней. Затем шаман усаживал фигуры на особые сани очио, входившие в число его шаманских атрибутов, привязывал их ремнями, чтобы они не упали по дороге. Тут души переставали плакать, начинали устами шамана говорить, прощаться с родными: они сообщали, кто их в жизни обидел, кто им остался должен, а кому — они, давали напутствия родным. Считалось, что душа говорит «по-птичьи», а шаман, камлая, переводит ее речь. Родственники прощались с душой, плакали и разводили большой костер, в котором сжигали пищу, одежду, другие вещи, которые понадобятся умершим на том свете. Наконец шаман «отвозил» фигуры-души в загробный мир Буни, расположенный в Нижнем мире. Конечно, на самом деле сани стояли на месте, а шаман пел, погоняя воображаемых ездовых животных — собак, оленей, иногда даже медведей, лисиц или белок. Иногда и сани были «невидимыми», а в ритуале их роль выполняла расположенная горизонтально жердь. Шаман изображал поездку по сложному маршруту, столкновения с разными препятствиями, остановки для отдыха и наконец встречу покойных их родичами в Буни. Отдав души на попечение родных, шаман быстро, пока его не схватили злые духи Нижнего мира, возвращался назад на своем духе-помощнике, волшебной птице коори. После поминок каса траур прекращался и покойных уже не поминали, дабы не беспокоить их в новой жизни на том свете.
На следующем рисунке изображены проводы эвенкийским шаманом души умершего.
Эвенкийский рисунок, изображающий проводы шаманом умершего сородича в мир мертвых: 1 — покинутый чум умершего сородича; 2 — могильный помост; возле него на дереве висят вещи, сопровождающие умершего в мир мертвых; 3 — шаманский чум, сооруженный для обряда проводов умершего; 4 — шаман отвозит телесную душу умершего в Нижний мир; 5 — мифическая родовая река; 6 — шаманский дух-лиственница расчищает для шамана дорогу; 7 — шаманский дух-гагара показывает шаману дорогу; 8 — шаманский бубен, заменяющий шаману лодку; 9 — шаманские духи-охранители; 10 — телесная душа умершего следует за шаманом на своем могильном помосте-плоту; 11 — стойбище мифических родовых старух — хозяек дороги в Нижний мир, которых шаман расспрашивает о дороге в селение мертвых; 12 — шаманский остров на середине пути в Нижний мир, где шаман отдыхает у старухи — хозяйки родовой реки и советуется о дальнейшем пути; 13 — речной порог, где стоит ловушка, построенная шаманом из духов; 14 — конечное стойбище мифических родовых старух — хозяек дороги в Нижний мир; шаман, пристав к берегу, кричит через залив в селение мертвецов, чтобы они взяли привезенную телесную душу умершего сородича; 15 — шаманский бубен, служащий лодкой; 16 — телесная душа, привезенная шаманом; 17 — жертвенный олень; 18 — шаманский дух-гагара, плывущий впереди шамана как проводник; 19 — залив в устье мифической родовой реки, за которым начинается Нижний мир; 20 — место поселения мертвецов-сородичей; 21 — стойбище мертвецов-сородичей; 22 — женщины-мертвецы сидят возле костра и занимаются разными хозяйственными делами; 23 — девять шаманских земель: на восьми живут духи предков шамана, а на самой большой — хозяин Нижнего мира — манги; 24 — мужчины-мертвецы промышляют зверя; 25 — мертвые сородичи-мужчины строят на реке закол — ловушку для ловли рыбы; 26 — старуха — глава селения мертвецов поднимается на крутой яр и дает знак одному из мужчин переплыть через залив и привезти в селение телесную душу умершего члена рода; 27 — один из мертвецов едет в лодке через залив за приплывшим на могильном помосте-плоту сородичем; 28 — шаманские духи-помощники, прикрывающие вход в Нижний мир; 29 — шкура жертвенного оленя; 30 — омирук — родовое хранилище душ оми; 31 — души оми; 32 — притоки верховья мифической родовой реки; 33 — ловушки, построенные шаманом из духов-помощников, чтобы преградить доступ духам болезней в омирук; 34 — шаманские духи в образе птиц охраняют проходы в омирук с воздуха; 35 — шаманские духи в образе рыб охраняют проходы в верховья родовой реки; 36 — душа оми, превратившись в птицу, улетает от манги в омирук
Анисимов А. Ф. Религия эвенков в историко-генетическом изучении и проблемы происхождения первобытных верований. М.; Л., 1958. С. 215, рис. 35; С. 61, рис. 4
Назовем также особый кетский ритуал общения с душами умерших унат кусь — «темный чум». Это камлание устраивали зимней ночью в специально сооруженном чуме или в обычном жилище, которое тщательно закрывали от проникновения света. В ходе этого камлания шаман никуда не «ходил», его роль сводилась к созыву и сбору ульвей — душ умерших. Участники ритуала спрашивали ульвей о причинах и обстоятельствах смерти, о том, как они жили в загробном мире. Души «отвечали» голосом шамана либо же стуком в котел, в который, как считалось, они собрались, и в свою очередь задавали вопросы о жизни родственников. Это камлание имело и психотерапевтический, и развлекательный характер. Описавший его впервые этнограф Василий Анучин определил как «чистейший спиритический сеанс». Похожие ритуалы есть у других народов Сибири: и у хантов и селькупов, соседей кетов, и у нивхов, живущих почти на четыре тысячи километров восточнее. Только у нивхов развлекают людей не души умерших, а кэнтьк — веселые духи, играющие с шаманом и помогающие ему только в «фокусах».
Шамана Койн’ыта связали и положили у дверей. Огонь на очаге погасили. Люди находились в жилище в темноте и начали кричать: «Кэдё!» Потом они кричали: «В такого-то брось!» И кэнтьк точно в такого-то кидали сырую юколу. Потом они бросали ремень, говорили: «Тяни». Кэнтьк начинали его тянуть и стаскивали человека с нары. Слышно было, как несколько человек тянут ремень. Люди крикнут: «Обрызгай такого-то!» Тогда кэнтьк воды набирают и брызгают в такого-то. Ну и потешно тогда бывает! Когда огонь на очаге зажгли, развязанный Койн’ыт сидел один у двери[108].
Наконец упомянем и «профессиональный» ритуал шамана — эвенкийское камлание «обновление частей шаманского костюма». Оно могло быть частью праздника Икэнипкэ, но также совершалось и отдельно. Чтобы найти нужного дикого оленя для изготовления облачения, шаман устраивал камлание. Он общался с духами, чтобы они указали, где находится предназначенный для него олень. Ответ шаман якобы видел во сне после камлания. Затем он устраивал второе камлание и в песнопениях сообщал мужчинам-сородичам, где искать нужного оленя, и описывал его приметы. Мужчины отправлялись на охоту и добывали животное. Шаман снова камлал и указывал, чт