Во имя блага будьте воителями! («Культура».)
Тесно время! Удвоим усилие! («Русскому сердцу».)
Так и пройдем – по большим вехам («Преодолеваем»).
В добрый, бодрый путь! («АРКА».)
Будем радоваться! («Будем радоваться».)
Сбережем для Зари наши лучшие приветствия («Зачем»).
Каждый может применить основы нравственности среди происходящих смятений (24 марта, 1940).
Так требуются напутствия, что и час пропустить нельзя («Посев»).
Непримененные истины
Если мы неуспешны, значит, где-то дрогнуло сердце, значит, где-то кто-то попятился и не дотянул руку до ключа врат («Держава Культуры»).
Печально, если кто-то временно вспыхивает, а потом поникает… Плохи часы, ходящие то быстро, то медленно («Естество»).
Самое страшное – это повернуть голову человека назад, иначе говоря, удушить его («Народный учитель»).
Непримененная истина не есть труизм («Дозор»).
Плох лес, не имеющий подлесья («Торнадо»).
Не только жизнь, но и само достоинство, честь названную придется в опасность поставить, когда неотложно нужно помочь («Посев»).
Не в золоте правда. Многие возмутятся, если скажете, что истинная ценность в единице труда («Безумие»).
Многи подделки, но особенно страшна подделка счастья («Счастье»).
Сказали ли в школах об этом размалеванном вампире, который в обиходе называется «счастьем мещанским»? («Борьба».)
Скука есть не что иное, как падение жизненной энергии («Рождение скуки»).
Скука не в окружающих обстоятельствах, не в жизни, но в самих людях («Рождение скуки»).
Всякое уныние обычно возникает от недостатка творчества, скажем вернее – добротворчества («Единение»).
Неосознанная радость долга обращается в скорбную необходимость («В новый путь»).
Всякое уныние пресекает лучшие возможности («Друзья»).
Безразличие уже будет омертвением («Мысль»).
Уж эта прохлада! Уж это равнодушие! Ведь в них заключается замирание энергии и выступает позорное безучастие («Равнодушие»).
Всякий признак лености и неповоротливости нужно изъять всюду («Архивы»).
В каждой пассивности имеется своего рода активность, и такая активность может быть еще страшнее и отвратительнее («Вандалы»).
Только бы защитники правды не раскланивались вежливо с жуликами («Памятный день»).
Всякие неискренние улыбки пусть будут уделом невежд, которые не знают об основах бытия (24 марта, 1939).
Всякая законченность будет признаком усталости или, вернее, неведения («Кольца»).
Полумеры во всем ужасны («Америка»).
Всякое раздражение уже есть основа несправедливости («Терпение»).
Неистов тот, кто не понимает смысла равновесия («Терпение»).
Если животное заметит хотя бы один неистовый знак или движение, оно перестанет уважать своего хозяина («Nat-og-Dag»).
Даже дикие животные не укрощаются грубостью… Всякая грубость потрясает не только своей жестокостью, но и бессмысленностью («Жестокосердие»).
С ругательствами надо полегче. От них лишь вред получается («Герои»).
Забыть прекрасное уже значило бы одичать («Notre Dame»).
Неслышно вползает одичание, а изгнать его трудно! («В новый путь».)
Жестокость – одичание – тупость. Дети, наученные первому, неминуемо впадут и в последующее («В новый путь»).
Всякое отупение поведет к огрубению («Значительность»).
Яд огрубения хуже любого наркотика («Огрубение»).
В огрубении человек теряет и чувство справедливости, и соизмеримости, и терпимости («Значительность»).
Нетерпимость есть не что иное, как дикость. Нетерпимый человек не пригоден для общественности («Мысль»).
Пржевальский писал: «Я искал дикого человека в Средней Азии, а нашел его у себя в Смоленской губернии». Такое должно кончиться («Сберегите»).
Укус пятисот пчел равен укусу кобры («Предубеждение»).
Укус бешеного человека опасен так же, как и бешеного животного («Смерч»).
Стоит ли столько искать витамины, если человек по-прежнему будет вырабатывать морбины? («Смерч»).
Легче не заводить червей, нежели потом бороться с ними («Черви»).
Человек, окруживший себя негодными призраками-любимцами, достоин такого же сожаления, как и породивший неприязнь в себе («Неприязнь»).
Самомнение мешает человеку воспринимать действительность («Одичание»).
В самости нет простора, нет полета к обновлению («Вперед»).
Самооправдываться – это уже значит самообвинять («Естество»).
В надутой обидчивости не откроется сердце («Польза доверия»).
Ехидна своекорыстия, узурпаторства, нападения не может гнездиться в сердце, взыскующем лучшее будущее («Доктор Ф.Д. Лукин»).
Бывают ли волки в овечьих шкурах? Бывают, да еще какие! («Польза доверия».)
Зло всегда в чем-то несведуще и никогда не сможет достигнуть высшей степени понимания («Самопожертвование зла»).
Даже евангельское «Не ведают, что творят» не оправдывает сеятелей зла («Посевы»).
Любостяжание делает человека бесчестным, лишает его цельности и других благородных качеств («Caveant consules»).
Мошенник не может быть таковым лишь в одном случае – его прирожденное свойство скажется многообразно («Америка»).
Жульничество во всех видах должно быть караемо («Америка»).
Попустительство есть соучастие в преступлении («Вандалы»).
Человек волен погрязать в любой мерзости. На то он имеет свободную волю. Но не имеет он права заражать молодежь («Найдите прививку»).
Макар получит на свою голову все разбросанные им шишки. Вовсе не «бедный Макар», а Макар заслуживший («Причины»).
Нет, с оружием не пройдешь («Лонак»).
Поднявший насилие от насилия и погибнет («Взаимность»).
Неразумно насильствовать, если какие-то вещества, противные для восхождений, еще не изжиты («Естество»).
Всякая трусость уже будет невежеством («Значительность»).
Ужасом не спастись от хаоса. Ужас и есть врата к нему («Следы мысли»).
Нечего опасаться хаоса, если соблюдены целесообразность и соизмеримость («Предубеждение»).
Страх можно превозмочь надеждою на светлое будущее («Ужас»).
Большинство человеческих болезней и несчастий происходит от предательства («Единение»).
Можно гнуть и сгибать, но не больше меры. После чего или лопнет, или поразит бумерангом («Четвертый год»).
Каждый стремящийся к искажению уже будет человеком неверным («Письмо»).
Каждый глумящийся уже предательствует («Единение»).
От пошлости до подлости – один шаг («Пройдет»).
Предательство так разнообразно в своем оперении. Если хотя бы малое перышко от предательства произрастает, опасность уже будет велика («И это пройдет»).
Много жутких зрелищ, но тридцать сребреников – самое страшное («Жуть»).
Уберегитесь говорить о том, чего не знаете («Посевы»).
Нет новшества в осуждении («Открытые врата»).
Каждый в своем обиходе может уменьшить вольную и невольную ложь («Посевы»).
Всякая ложь прежде всего некультурна («Свет побеждает тьму»).
От глупого приукраса до гнусной клеветы недалеко («Посевы»).
Скверно и душно, когда властвуют клевета, наговоры, пересуды… («Психический каннибализм».)
Клевета есть передача лжи («Болезнь клеветы»).
Клевета должна быть судима наравне с физическим убийством («Шептуны»).