— Попытайся все-таки разузнать, где она. И меня держи в курсе, — напутствовал Антон.
Договорить мы не успели – у меня запищал сотовый, так что я вышел в коридор поговорить. Звонила Катя.
— Леш, ты ведь на место работы Аленкова сегодня поедешь? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась она.
— Ну, допустим... – хотя до этого момента я в Университет ехать и не собирался.
— Не в службу, а в дружбу – можешь узнать сроки командировок Аленкова за весь этот год? И заодно список мест, куда он ездил?
Сама непосредственность!
— Ну и зачем мне это делать? Я все еще адвокат Аленкова. И, кстати, почему вы мне "тыкаете"?
— Леш, ну не дури, хватит! — с оттенком раздражения произнесла Катя. — Тебе это больше всех надо: если сроки мне не подойдут, то пусть твой Аленков гуляет на все четыре стороны. Трудно тебе, что ли?
Стоит ли говорить, что свои планы поехать домой и покормить голодную кошку я тут же перекроил, направившись в Университет. Только запоздало подумал: каким образом я эти распечатки Катерине передам? Не удивлюсь, если она придумает что-то вроде ячейки на вокзале, оформленной на подставное лицо…
Но Катя меня опять удивила: в семь часов вечера, когда я успел вернуться из Университета назад в контору, всерьез занялся работой по Красильникову, и у меня только-только начала пухнуть голова от изобилия информации – она просто позвонила.
— Леш, я тут гуляла и вроде заблудилась... — призналась она скучным голосом.
Я хмыкнул. Ох уж эти москвичи.
— Ты где? – спросил я, закрывая записи и накидывая по дороге пиджак. — Рядом есть что-нибудь приметное?
— Мост.
— Катенька, как ты думаешь, почему Питер называют городом мостов?
— Это миленький такой мост, небольшой. Тут еще лошади рядом.
— Ты в зоопарке, что ли?
— Да нет, каменные лошади... Это по Невскому где-то.
— Ты, наверное, на Аничковом мосту, — пробормотал я. — Что ты там делаешь, а?
— Мороженое покупаю, — беззаботно откликнулась Катя. — Тебе взять?
По счастью – случайно ли – офис "Фемиды" был очень недалеко от Аничкова моста, и когда я туда подъехал, мое мороженное еще даже не растаяло. Выглядела Катюша вполне спокойно, и благодарить своего спасителя не спешила. Посмотрев на табличку над ее головой с надписью "Аничков мост" и учитывая туристов, бодро шагающих в сторону ближайшего метро, я подумал, что она меня снова развела. Только я пока не понял на что.
— Ну как? – Я не сразу сообразил, что спрашивает она, конечно, о записях, добытых в деканате Университета.
Когда я показал Кате свой блокнот, она набросилась на него почти с такой же быстротой и таким же блеском в глазах, как мамина кошка вчера, когда я предложил той кусок ветчины.
— Лешечка, я твоя должница до конца дней… — Не глядя на меня, она уже вчитывалась в записи.
Ох, зря она это сказала.
— Катюша, а долг платежом красен.
— Что? – Она нехотя оторвалась от чтения, и мыслями все еще была далеко. Потом, заметив в моем взгляде иронию, возмущенно хмыкнула, а в изумрудных глазах мелькнуло чисто женское кокетство. — Только долги в разумных пределах, да? Если вдруг по работе что-то понадобится.
— Ну, конечно! — заверил я ее, взял за руку и быстро повел к машине. – Когда понадобится кого-нибудь засадить в тюрягу – к тебе первой обращусь. А пока… тут такое дело – мама уехала на дачу, так что у меня в холодильнике мышь сдохла от голода. Приготовь мне что-нибудь поесть, а?
Катюша согласилась, но, по-моему, была слегка разочарованна.
Все складывалось более чем удачно. Мы целовались сначала машине, потом в лифте – в прихожей все обещало сложиться еще лучше, но здесь вылезло и замяукало мамино чудовище. Вот как чувствовал, нужно было отправить ее следом за хозяйкой. Лучше своим ходом. Катя, конечно, сразу умилилась:
— Какая хорошенькая… и рыжая, к тому же!
А когда я попытался кошку отпихнуть, чтобы не путалась под ногами, Катя и вовсе возмутилась и вдруг вспомнила, зачем сюда приехала. В результате, я был оправлен на улицу, где в машине мы оставили пакеты с продуктами.
— Учти, я на тебя все еще злюсь, — предупредила Катюша, когда я вернулся.
— Из-за кошки?
— Из-за Аленкова!
— Кать, ты еще не поняла, что он не при чем? Ты же его видела – типичный профессор—книгочей! Какой из него грабитель—организатор? Да еще и соблазнитель…
— За эталон соблазнителя ты, наверное, принимаешь себя?
Она села на табурет на кухне, подперла кулачком подбородок и смотрела на меня, как мне показалось, издевательски.
— Ну…
— Лешечка, а ты его вообще видел? Его фигуру, его плечи, его руки! Он спортом занимался, милый, и очень серьезно. А про то, как он отключил охранника и едва не устроил побег из ваших хваленых Крестов, ты слышал?
— Да, прям уж, отключил!..
— Представь себе! Контролера потом нашатырем в чувство приводили. И на организатора он вполне тянет: умный, образованный, с воображением… — По-моему, Катька уже восхищалась моим Аленковым. – А какой артист! Ты вспомни, как он сегодня на допросе соловьем заливался. Как на жалость давил! Зайцев, кажется, чуть не всплакнул от сочувствия. Даже я в какой-то момент поверила, но когда он в третий раз начал рассказывать про свою монографию, я поняла, что он над нами всеми издевается!
Выговорившись, Катя спросила у меня дорогу в ванную – вымыть руки, а я остался думать. Первым делом я вышел в коридор, где висело зеркало, и попытался понять, видно ли по мне, что я в юности тоже занимался спортом? Пинг-понгом и шахматами.
Если честно, мне тоже показались странными эти его лирические отступления про монографии. Когда мы разговаривали с ним раньше, даже при Зайцеве он про них и не вспоминал. А сейчас что случилось? Понял, что Катька приехала по делу об ограблении Фарафоновых, и заволновался? Сдуру начал молоть чепуху?
— Кать, может быть, расскажешь мне, что вы там, в Старогорске нарыли?
Она надела фартук поверх блузки и начала разбирать пакеты, даже не глядя на меня.
— Пойми, я верю Аленкову – пока верю. И хочу во всем разобраться, – я заглянул Кате в глаза и сказал абсолютно искренне: — ты ведь знаешь, что никогда не буду делать ничего тебе во вред?
Катя шумно вздохнула, отложила пакет и ушла в прихожую. Вернулась с кожаной папкой, из которой вынула какой-то бланк и стала быстро его заполнять.
— Это что?..
— Это расписка о неразглашении данных предварительного следствия. Подпиши.
Я криво усмехнулся, подумал и расписался.
— Ну, теперь другое дело... Учти, Леша, арест до трех месяцев, — серьезно предупредила она и аккуратно вложила листок в папку.
— Городская квартира Ларисы Фарафоновой – дочери главы администрации Старогорска – была ограблена в июле этого года. Женщина заявила в полицию, следственный отдел возбудил дело, начали расследование. И тут приплыли. В описи похищенного имущества значились девять золотых монет 1777 года выпуска. Подлинных, с документами. На общую сумму около трехсот тысяч долларов.
— Не хило…
— Вот и следователь полицейский то же самое сказал. Он один раз спросил у Фарафоновой – откуда, мол, такое богатство. Второй раз спросил. В третий раз спросить не успел, потому что неожиданно вышел на пенсию, а перед этим его наградили за успешную службу трехкомнатной квартирой. А делом попросили – именно попросили – заняться Следственный комитет. Начальник следствия СК Трухин ведь добрый, никогда не откажет.
Катя рассказывала буднично, ловко нарезая кусочками мясо. Я сидел здесь же и чистил картошку.
— А почему вы сразу-то Аленковой не заинтересовались? Если она уволилась как раз перед ограблением – сам Бог велел ее подозревать.
— А кто тебе сказал, что мы ею не заинтересовались? Она еще у предыдущего следователя, который теперь с квартирой, была подозреваемой номер один. Но не будем же мы ее задерживать с такими смешными доказательствами? Мы пока что наводили справки. Кроме того, полиция задержала одного из грабителей – парня девятнадцати лет – а он по фотографии опознал дочь Ларисы Фарафоновой, как подельницу. Самого организатора он при этом не видел – даже во время ограбления они оба были в масках, а связь держали как раз через Фарафонову.
— Ну и прекрасно! Почему тогда снова про Аленкову вспомнили?
— Я разговаривала с этой Оксаной, Леш – он использовал ее втемную, она передавала нашему задержанному письма, и сама не знала, что делает. Мне кажется, организатор не был до конца уверен в Аленковой. Скорее всего, между ними произошла ссора, и он был готов к тому, что Дарья откажется ему помогать. Для этого он и держал Фарафонову-младшую на коротком поводке.
— И убрать Аленкову после ограбления у него в этом случае причины веские… Вообще как-то странно – она работала у Фарафоновых под своей фамилией, после ограбления не пыталась скрыться, вместо этого спокойно жила по прежнему адресу. Может быть, это ее, а не Фарафонову-младшую использовали втемную?
Катя покачала головой:
— Вряд ли. Она просто не могла предположить, что Фарафоновы заявят в полицию. Муж Фарафоновой заведует земельным фондом в Администрации, а в свободное от работы время увлекается коллекционированием предметов старины, хотя ничего особо ценного у него не было, кроме этих монет. А монеты ему подарили как раз перед тем, как он отписал участок земли одной фирме – под строительство супермаркета. Участок в очень неплохом месте расположен, и его многие не прочь были выкупить. Так вот, организатор и Аленкова были уверены, что Фарафоновы не захотят обнародовать эти факты и не заявят о краже. Только потому они на эту квартиру и нацелились. Да и к работе у Фарафоновых Аленкова подготовилась слишком основательно для совпадения.
Пока я прозябал в офисе, Катя, оказывается, посетила один детский сад, где Дарья Аленкова работала воспитателем до того, как вышла замуж. О том, что Дарья по профессии воспитатель, рассказала Лариса Фарафонова, сомнениям этот факт она не подвергала. А вот директриса садика даже заикаться начала от волнения, когда следователь СК попросила выписку о сроках работы здесь Аленковой – тогда еще Мерешко. В общем, спустя десять минут, директриса призналась, что Дарья Мерешко никогда у них не работала, она даже не видела никогда эту девушку. Просто одна из знакомых попросила её выдать справку на имя Мерешко, что, мол, та работала здесь с такого по такой-то год. Что та и сделала.