Я живо представил, как оперативники дружно написали в рапортах, да еще и доказательства, наверняка, нашли, что героин – собственность бедолаги-водителя. Ну а то, что он был в запаянном чайном пакете – детали.
— Когда я об этом факте узнала, — продолжила Лиля, — уже не сомневалась, что Наташа рассказала правду. Я написала статью и опубликовала ее. Ну а потом… не прошло и недели, как ко мне на работу пришел представитель, как он назвался, Дмитрия Кастецкого. Так он и ходил в течение недели, капал на мозги, говорил, что я оклеветала его клиента, судебным иском запугивал. А в основном требовал рассказать, откуда я взяла информацию для статьи. В моей работе это, знаете ли, обычное дело, каждый второй плачется редактору, что я его оговорила и требует меня уволить. Дальше этого никогда дело не заходило. Вот и в тот раз я не слишком обеспокоилась: достала игрушку… — она кивнула на муляж пистолета, — настоящий покупать мороки много, да и стрелять я не умею. А эта штучка меня уже не раз спасала.
Потом у меня был отпуск, я уехала из страны и почти забыла обо всем. А когда вернулась, стала замечать за собой слежку – меня практически везде сопровождали. Тогда я начала интересоваться судьбой Караваева и узнала, что он покончил с собой. Давно, в тот же день, когда вышла моя статья. А «представитель» уже прямым текстом спрашивал у меня, где героин. Я испугалась, начала звонить Наташе, но та не снимала трубку. Потом я решила поговорить со вдовой Караваева – я чувствовала себя виноватой перед ней. Ее я не застала, мне сказали, что она за границей, зато я нашла кое—какую информацию о ней и увидела ее фотографию. Это была та самая Юля…
— Кто такая Юля? – перебил я.
— Однажды я пришла в кафе, где мы договорились встретиться с Наташей, чуть раньше и застала там эту девушку – они что-то обсуждали. Наташа представила ее как свою подругу Юлю, но та почти сразу ушла.
Лиля поняла, что именно от Караваевой Наталья получила большинство сведений о перевозке героин, а если та имела доступ к делам мужа, то, возможно и аферу провернула именно она. И Лиля почти не сомневалась, что вдова Караваева знает о дальнейшей судьбе наркотиков.
— Я раздобыла ее телефоны, но нашла Караваеву аж в Барселоне и, судя по всему, возвращаться в Россию она в ближайшее время не собиралась. Тогда я пригрозила, что сдам ее людям Кастецкого, также как и ее местонахождение. Она приехала через три дня. Была напугана не меньше меня, сказала, что за ее квартирой следят, и она боится появляться дома. Еще она рассказала, что Наташу убили – наверняка из-за героина. Но она все-таки призналась, что действительно знает, где наркотики и уже даже договорилась о продаже всей партии. Обещала поделиться деньгами – лишь бы я не сдавала ее Кастецкому.
— А вы?
— Я, конечно, ей не поверила. Не поверила, что она станет делиться: она из-за денег фактически убила мужа – она ведь знала, что последует за публикацией статьи. Я думаю, что и к смерти Наташи она имеет отношение.
— Так вы прячетесь здесь от Караваевой? – недоверчиво спросил я.
— Ребята Кастецкого ничего бы мне не сделали, — снисходительно улыбнулась Лиля. — Они только не отходили от меня ни на шаг, все ждали, когда я приведу их к наркотикам. Я к ним даже привыкла. А вот Юле я действительно мешала.
— Лиля, Юлию Караваеву убили вчера ночью. Застрелили. В вашей квартире, — произнес я и ждал, как она отреагирует.
— Этого не может быть! – неуверенно запротестовала она. – Кто мог это сделать?.. И почему ее привезли ко мне домой?
— Скорее всего, она сама приехала на Васильевский остров – искала вас. А убить ее могли люди Кастецкого, например. Получили информацию, что она знает, где партия героина, и перестали церемониться со слежкой.
— Ее пытали? – онемевшими губами спросила Лиля, понимая, что если я прав, то и ее ждет то же самое.
— Нет… — вспомнил я рассказ Нестеровой. – Просто застрелили.
И сам заметил несостыковки в своем предположении: Кастецкому точно не нужна была смерть Караваевой. Ему требовалось заставить ее говорить, а выстрел в голову через три минуты разговора с этим никак не вязался. Значит, Юлю застрелили люди Перегудова. Зачем? Чтобы она уже никогда не рассказала ничего «кастетовским» — ответ напрашивался сам собой.
— Лиля, — обратился я к девушке, которую весть об убийстве Караваевой шокировала настолько, что на нее нашел ступор, и на мой голос она отреагировала не сразу. – Юля не упоминала, кому она собиралась продать героин?
— Нет, но, я думаю, она договорилась с заезжими – не с местными.
— Почему вы так думаете?
— Когда мы говорили, она обмолвилась, что покупатели уже в городе – значит, они не из Питера… — Лиля отвечала машинально, мысли ее были заняты совсем другим. Наконец, она не выдержала: — Алексей, что мне делать? Всю жизнь здесь прятаться? Может, лучше пойти в полицию?
— Может и лучше… — пожал я плечами.
Если я все понял правильно, то покупателем героина у Караваевой был Перегудов. Но ссориться из-за этого с Кастецким ему не хотелось, потому свидетелей сделки – в первую очередь Юлю – он убрал. А Захарова почти ничего не знает, он и слежку за ее квартирой снял, да и из города, скорее всего, уже уехал: после того, что его ребята устроили в квартире на Четвертой линии ему оставаться здесь не за чем. Значит, в Петербурге Лиле опасаться больше некого. Раз «кастетовским» она полностью доверяет.
Когда я поделился с ней своими соображениями, Лиля решилась:
— Завтра я вернусь в город.
— И остаток жизни будете бояться, что Перегудов вернется? Лиля, вы ведь вполне можете защититься от него – вы журналистка, вам довольно легко было бы распространить информацию о наркотиках. Перегудов ведь тоже на кого-то работает, и эти люди наверняка не знают о его сделке с наркотиками, и о том, что он едва не ввязался в войну с «кастетовскими». А узнай они об этом – могут и приструнить его.
Лиля испугано подняла на меня черные глаза, я не выдержал и отвел взгляд. Я практически прямым текстом предлагал ей обнародовать историю с покупкой Перегудовым наркотиков. Чтобы Перегудова «приструнили» мне нужно было не меньше Лили – я все еще боялся за Катю. Но о моей роли мало кто будет знать, а вот как это отразится на Лиле – неизвестно.
— Я вас поняла, я подумаю… — медленно произнесла она. Потом неожиданно спросила: — Как Гриша?
— Ну… ему сейчас все-таки лучше, чем вам.
О Грише Аленкове я, конечно, помнил, но решил, что у Захаровой сейчас полно собственных проблем, чтобы вникать еще и в дела моего клиента.
— Ведь Гришу подозревают лишь потому, что он защищает меня, — продолжила Лиля. – Он не признается, зачем вернулся из командировки накануне смерти Даши, так?
— Так, но это не главное доказательство.
— А если я дам показания, что он был со мной пока не уехал из города? Тем более что он и так был у меня дома – вместе с Дашей. Они ушли вместе, но я скажу, что Гриша через пятнадцать минут вернулся.
— Но это же неправда?
— А если сказать правду, то его посадят! Хотя он никого не убивал…
Я сдался.
— Тогда вам нужно будет досконально продумать, что вы скажете следователю. И стоять на этой версии, что бы ни случилось. Даже если следователь найдет в вашем рассказе несостыковки, даже если будет говорить, что Аленков утверждает обратное. Даже если вас пытать будут – вы должны стоять на своем! Иначе ваша ложь станет еще одним доказательством виновности Гриши.
— Я понимаю.
Я вырвал из записной книжки лист и написал на нем номер сотового телефона и имя:
— Позвоните по этому номеру завтра часов в десять. Нет, лучше в двенадцать. И убедите следователя приехать сюда, к вам, — она шевелила губами, проговаривая и пытаясь запомнить номер. – Правильно, а листок потом лучше уничтожить. И, разумеется, меня здесь не было.
— Я понимаю, — еще раз сказала Лиля.
Наверное, у нее были очень веские причины так поступать.
— Да, а человек, который приходил от Кастецкого, он не называл свое имя? – спросил я, уже собираясь уходить. — Или, может, телефон оставил?
— Он визитку оставил. Сейчас… — Лиля, недолго поискав в сумке, достала визитную карточку со знакомым логотипом:
— Здесь его телефон и имя – Березин Антон Александрович, — прочитала она.
ГЛАВА 9. ОСОБЕННЫЙ КЛИЕНТ
На третий день пребывания в больнице Настя почувствовала, что зверски голодна. Ей захотелось не больничного пустого бульона или овсянки, а чего-нибудь по-настоящему вкусного, вроде пирожков, или даже мороженого. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз ела мороженное… и не смогла.
Посетителей у нее не было. Доктора пытались узнать номер телефона родителей, но Настя соврала, что у нее никого нет. Оксана больше не приезжала, приятели из «Скорпиона» тем более. Да ей и не хотелось никого видеть. Доступа к наркотикам, правда, теперь не было, зато ее пичкали обезболивающим, что вполне помогало держаться. Пару раз в день Настя выбиралась в холл смотреть телевизор; стиснув зубы, считала, с какой попытки неумеха-медсестра попадет иглой ей в вену; изредка перебрасывалась парой фраз с соседками по палате, а в основном глядела целыми днями в окно, рядом с которым находилась ее койка. В окно-то она и увидела капитана Федина и сразу запаниковала: даже здесь от него покоя нет!
Следователи, работавшие по делу об ограблении квартиры Фарафоновых, вышли на Настю сразу. Общалась с дочерью владелицы квартиры, наркоманка, безработная – конечно, ее подозревали в причастности. Насте пришлось долго и убедительно доказывать, что она ничего не знает. Она и сама не заметила, как в попытках оправдаться наговорила много лишнего и об Оксане, и об ее Греге, и о няне Аленковой, и о Пашке, который вечно нуждался в деньгах.
Капитану Федину, который допрашивал Настю, доносы ее – по-другому она свои показания назвать не могла – видимо, очень пригодились. Он даже на полном серьезе предложил оформить Настю агентессой: похвалил, что память у нее хорошая, и способ мышления аналитический. Среди наркоманов таких мало. Обещал деньги ей иногда подкидывать и от ОБНОНа защитить, при случае. Место теплое. Взамен она должна будет регулярно докладывать обо всех событиях криминального характера в округе. Стучать на друзей и знакомых, если по-простому…