Шампанское для аферистки — страница 27 из 55

   — Юлия Караваева? – недоверчиво переспросил Максим. – Не та ли это Караваева, которая у нас фигурировала в деле о питерских наркотиках? А ты не думала, что твой Никитин мог ее сам…

   — Ага, а потом вместе со мной пошел в эту квартиру, да?

   Пришлось рассказать и про то, как они встретились с Перегудовым – тот приказал Никитину выступить в роли свидетеля и дать показания, что Караваеву убили люди Кастецкого. А чтобы он не вздумал отказаться, угрожали Кате.

   — Никитина я оттуда выпроводила, пообещала ему сказать все, как хотел Перегудов. Но это следователю, а одному из оперативников – Лихачеву – рассказала, как все было на самом деле.

   Максим уже забыл про шашлыки – он во все глаза смотрел на Катерину. Смотрел, как на ненормальную.

   — Кать, ты соображаешь, что ты сделала? – наконец, спросил он. – Сколько ты знакома с этим Лихачевым? Три дня? А что если он куплен с потрохами Перегудовым?! Бли—и—ин… А мы тут всем отделом голову ломаем, кого это с такой помпой запугивали в «Снежинке»!

   Катя и сама уже не рада была, что в погоне за пресловутой справедливостью, вздумала тягаться с Перегудовым. Результат она наблюдала сегодня в «Снежинке», а от мысли, что это только начало, стало по-настоящему страшно. На глазах выступили слезы, а голос норовил сорваться на рыдания:

   — Максим, ну я же не думала, что так получится… Да редкий мой обвиняемый не грозится что-нибудь со мной сделать – что же мне каждый раз паниковать и прекращать дело?

   — Макс! У тебя же мясо горит – без ужина нас хочешь оставить! – возмутилась, подходя к ним, Лина, и вся компания потянулась на веранду.


   Этот дружеский ужин веселым или уютным назвать было сложно. Переговаривались только Лина с Дианой – да и то с язвинкой в каждой фразе. Изредка вставляли слово Саша Русаков или Ваня. Катя время от времени судорожно всхлипывала и старалась, чтобы ее мокрых глаз никто не заметил. Федин обычно был душой компании, но сегодня больше молчал, машинально поедая мясо.

   Под столом Лина пнула Катину ногу и, наклонившись к ней, зашептала:

   — Ты представляешь, ей еще и двадцати нет! Не веришь?

   Катя не ответила – ей вообще-то было все равно, но Лина спешила свои слова подтвердить:

   — Дианочка, детка, так ты, говоришь, еще в школе учишься, да?

   — В колледже, на секретаря-референта. А школу я два года назад закончила, — девушка любезно улыбалась, но по ее глазам Катя видела, что той давно уже хочется придушить Линку.

   — Да что ты говоришь… — не отставала та. – А мама с папой не заругают, что так поздно гуляешь?

   Лина уже забыла, что хотела сосватать Русакова подруге, и тем более забыла, что хотела узнать подробности перестрелки на кладбище и сегодняшнего нападения на «Снежинку». Ее куда больше увлекала словесная перепалка с Дианой. Зато все это помнила Катя:

   — Саша, а что у вас здесь произошло седьмого утром? Даже в Питере, в новостях о вас говорили, — негромко спросила она.

   Русаков, уже сто раз пожалевший, что привез молоденькую подружку в эту хищную компанию, сам рад был сменить тему.

   Утром седьмого сентября на разъездной дороге Южного кладбища нашли четыре мужских трупа с огнестрельными ранениями. Судя по наличию у них оружия, россыпям стреляных гильз и следам протекторов, принадлежащим трем разным автомобилям, оперативники сделали вывод, что на кладбище произошла бандитская разборка "привет из девяностых". Подтвердил версию и кладбищенский сторож: по его словам, в половине шестого утра мимо его сторожки на территорию кладбища проехало несколько машин. Посмотреть номера он даже не догадался, сами автомобили описал приблизительно: черный джип, отечественная "Нива" и белая "легковушка". Сторож на них особого внимания не обратил, тем более что ему очень хотелось спать.

   В начале седьмого мимо него к выезду с кладбища пронесся на большой скорости тот самый джип – да так пронесся, что не вписался в поворот и задел багажником оградку одного из памятников. Пока сторож выбирался из будки, джип уже уехал. Номеров дед опять не запомнил. Как с вверенной территории уезжали две остальные машины, сторож не видел. Дело в том, что с одной из сторон кладбища ограждающий забор отсутствует вовсе, и через него вполне возможно незаметно выехать на объездную трассу Старогорска.

   — То есть машин на кладбище не осталось ни одной? – с сомнением уточнила Катя.

   Это было нетипично: ведь «брэндовцы» на чем-то въехали на кладбище, а раз расстреляли их всех, то и их машина должна была остаться.

   — «Ниву» нашли недалеко, припаркованной в одном из дворов. Двери открыты настежь, и вмятины от пуль на бампере. Бдительные жильцы обратили внимание. Числится машина на одном из убитых на кладбище.

   — Что ты, Васильич, вокруг да около ходишь, — подал голос Максим, – Перегудов на ней с кладбища уехал, так и говори! А потом бросил машину и свалил от греха подальше.

   — А сам Перегудов что говорит? Его допрашивали?

   — Он ничего не говорит, он пропал – даже жена не знает, где он. По крайней мере, нам так сказала. За их домом наши присматривают, конечно, но если она что-то и знает, то ведет себя очень аккуратно.

   — Ладно, а есть версии, с кем «брэндовцы» на кладбище встречались?

    Русаков помялся:

    — Седьмого, после того как тела нашли, весь город на ушах стоял. Четыре трупа за раз… у нас такого с девяносто пятого года не было.

    — Ты бы, Катька, видела, что здесь творилось! — вставил Максим.

    Русаков подтверждающе покивал:

    — Конечно, всех агентов начали трясти, но так и не узнали ничего конкретного. Хотя просочилась информация, что накануне перестрелки в Старогорск приезжала какая-то иногородняя команда для решения денежных вопросов. Не ясно, откуда приезжали и к кому, но уехали они отсюда ранехонько утром седьмого.

   — Ага, как раз после того, как «брэндовцев» положили, так и уехали, — снова перебил Федин.

   — Я бы не стал делать таких громких заявлений, — исподлобья глянул на него начальник и дипломатично добавил: — Но одна из основных версий, что эти приезжие замешаны в перестрелке.

***

Во втором часу ночи все были размещены по комнатам, а еще через полчаса дом погрузился в тишину. Катя некоторое время лежала в темноте с открытыми глазами и горящей от несвязанных мыслей головой. Потом пробовала читать книгу и, наконец, поняв, что уснуть не сможет, снова оделась и спустилась в летнюю кухню – мыть гору жирной посуды, оставленную на утро. Ходу мыслей это не мешало совсем, и вскоре Катя уже вернулась в Петербург, в квартиру Лили Захаровой, и в сотый раз попыталась ответить на вопрос – а, может, нужно было предоставить Леше самому разбираться с Перегудовым?

   До сегодняшнего утра она не сомневалась, что поступила правильно, а теперь?.. Получается, что подставила и себя, и его, наверное, тоже. Ей было неспокойно за Алексея, терзали недобрые предчувствия, и мучительно хотелось с ним поговорить. Останавливало только желание быть последовательной: она ведь сама запретила ему звонить.

   Сейчас Катя даже не была уверена, что Аленков действительно виновен. Ей просто очень хотелось, чтобы это было так…

   Скрипнула дверь – в кухню осторожно вошел Максим.

   — Не спится? – негромко спросил он, доставая сигареты. – Мне тоже…. Пойдем, что ли, покурим?

   — Пойдем, — Катя даже обрадовалась возможностью поделиться своими бедами. Она наскоро убрала тарелки, накинула палантин на плечи и следом за Максимом вышла во двор.

   Ночь была по-осеннему холодной, ясной и тихой, как бывает только за городом. Надоедливые комары теперь не кружили, так что находиться здесь было на редкость приятно. Катя с Максимом сели на верхние ступеньки крыльца и некоторое время молча слушали, как в отдалении стучит колесами поезд. Мастиф Дуся настороженно подняла голову на звук шагов, но, распознав своих, снова затихла.

   — Хорошо здесь, — вздохнул Федин.

   — Хорошо… Тихо только уж очень. Что нового по ограблению Фарафоновых?

   Максим сморщился:

   — Ну его к черту это ограбление… тут такие дела пошли, что Фарафоновы уже никому не интересны. Да они и сами не рады, что обратились в полицию – вот—вот заберут заявление.

   — Значит, ничего нового не появилась, — констатировала Астафьева. И, помолчав, добавила. – Ты знаешь, в Питере решили, что Аленков к смерти жены отношения не имеет. С него сняли все обвинения и уже выпустили из СИЗО. А раз так, то и в нашем ограблении его подозревать нет оснований.

   Максим хмыкнул:

   — Ну не знаю, как там со смертью жены, а к ограблению он имеет самое прямое отношение. Его опознала Настя Волчек, как любовника ее подруги Фарафоновой.

   Катя уставилась на него удивленно:

   — А сама Фарафонова что говорит?

   — А Фарафонова в отказ – «первый раз в жизни его вижу, мой Грег совсем не такой».

   Снова замолчали, слушая мчащийся поезд. Катя лихорадочно думала, почему Максим, обладая такими сведениями, ничего не делает. Должно быть, есть веские причины.

   — И что с Настей – ей можно верить? Она ведь наркоманка, и вообще…

   Максим скривился:

   — Ну и что, что наркоманка? Наркоманы не люди, что ли? Да у этой наркоманки голова соображает лучше, чем у некоторых наших начальников из УВД… Она школу, хочешь знать, с золотой медалью закончила. Жизнь, Кать, такие фортели иной раз выписывает, что диву даешься.

   — Значит, ты уверен, что Аленков – организатор кражи?

   — На сто пятьдесят процентов!

   Катя молча улыбнулась: громкие заявления Максим делать любил – водился за ним такой грех. Сама же она, к своему удивлению, именно сейчас усомнилась: а что, если Леша Никитин был прав? Аленков безобидный профессор, по недоразумению попавший в их поле зрения.

   — Раз ты так уверен, почему не задерживаете? Меня ждете?

   — Настька под протокол ничего говорить не хочет. Не знаю, может, ей подружка ее успела мозги прополоскать. Оксана эта… пугануть бы ее еще раз статьей – мигом бы раскололась.