Произнеся это, Федин вопросительно посмотрел на Катю, ожидая ее согласия, но та только поморщилась. Конечно, Максим имел в виду тот случай в «Скорпионе», когда они вдвоем якобы собрались составлять протокол на Оксану Фарафонову за покупку экстези. Та история была блефом от начала и до конца: у Астафьевой, следователя Старогорска, не было никаких полномочий задерживать кого-то в Москве без ведома московских органов и даже собственного начальства. Не говоря уже о том, что те несколько таблеток даже на статью за хранение никак не тянут.
— На меня не рассчитывай – я в этом больше не участвую, — твердо сказала она. — Я до сих пор боюсь, что мы тут с тобой разговариваем, а в Областной прокуратуре на нас уже докладная лежит, что мы, пользуясь служебным положением, занимались шантажом.
— Да ладно, Катька, — Максим сам поежился, – подумаешь, докладная… Что они нам сделают? Не расстреляют ведь.
ГЛАВА 11. ГРЕГ
— Спасибо, Катерина Андреевна, вы хорошо поработали, — рассеянно поблагодарил Катю замначальника следствия Юрий Николаевич Ваганов, когда она закончила зачитывать на утренней летучке отчет о командировке.
По лицу его было видно, что Фарафоновы волнуют его намного меньше, чем неделю назад, перед командировкой, а в словах «вы хорошо поработали» Кате и вовсе послышалась насмешка. Она-то знала, что сработала плохо, только время в Петербурге потеряла – зачем он издевается?!
После Катиного выступления пошли доклады о проделанной работе по перестрелке на Южном кладбище и налете на «Снежинку». Ваганов заметно оживился и недвусмысленно дал понять, что эти два дела – какое из них главней он так и не решил – на сегодняшний момент являются первоочередными. По перестрелке уже неделю как работал Василенко, а «Снежинку» сегодня поручили старшему следователю Элле Эдуардовне.
— Юрий Николаевич, — тут же возмутилась та, — у меня столько заявок, столько дел – и все срочные! Я и так сижу в конторе от рассвета до заката, а теперь мне и вовсе здесь ночевать?!
Странно было бы, если б она не воспользовалась ситуацией и не попыталась извлечь хоть какую-то пользу.
— Понимаю, Элла Эдуардовна, — Ваганов на уступки, конечно, пошел, — я только за, если вы часть дел передадите менее загруженным сотрудникам. Катерина Андреевна, поможете коллеге?
Катиного ответа, в прочем, не ждали. Следовательница покосилась на Астафьеву, очевидно прикидывая, какие из ее дел самые бесперспективные, и успокоилась.
«За что он меня ненавидит? – сверля Ваганова взглядом, думала Катя, – А главное, почему никто не замечает, что он меня ненавидит? Некоторые вообще уверены, что у меня с ним роман – и ведь не переубедишь…»
В коллективе про них с Вагановым действительно ходили слухи один другого занимательней. По одним данным у Катерины не было ни образования, ни опыта работы, а попала в СК она исключительно благодаря протекции Юрия Николаевича. По другим – жена, с которой он развелся года два назад, ушла от него, после того, как застала с Астафьевой. А после случайно подслушанного в курилке разговора, Катя и вовсе взяла себе за правило находиться с замначальника следствия в одном помещении либо при свидетелях, либо при открытых дверях…
На летучке Астафьева сдерживалась и кипела молча, но когда пауза между докладами несколько затянулась, она неожиданно для себя самой подняла руку. Замначальника в это время обводил взглядом собравшихся, но руку ее не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Но Астафьева все равно поднялась и заговорила:
— Юрий Николаевич, а почему вы считаете, что я менее загружена? Если помните, я работаю параллельно с Петербургом по убийству Аленковой. Плюс дело Фарафоновых, которое всего неделю назад было таким же первоочередным.
Новость о том, что сами Фарафоновы в расследовании перестали быть заинтересованы, и что вот—вот заберут заявление, была настолько очевидной, что ее даже не считали нужным озвучивать. А Катя именно этого и ждала, так как ответ, который, на ее взгляд, должен сразить Ваганова наповал, у нее уже имелся. Но замначальника ей подыгрывать не стал:
— Если вы настаиваете, Катерина Андреевна, то дела Эллы Эдуардовны распределят на всех, кроме вас, — пожал он плечами.
Катя поежилась, так как поняла, что только что нажила себе новых врагов, даже Толик Василенко зыркнул на нее недобро.
— Нет, почему же – я не против… — тут же пошла на попятную она, уже оправдываясь, — просто у меня сложилось впечатление, что мне предлагают приостановить дело Фарафоновых…
— Да нет же, Катерина Андреевна, кто же вам такое предлагает? Работайте на здоровье.
Вот теперь издевка была настолько явной, что Катерина вполне заслуженно рассчитывала, что за нее хоть кто-нибудь вступится. Но следователи делали вид, что ничего не происходит. А юная и романтичная стажерка Лидочка наблюдала за ними с умиленной улыбкой.
«Воркуют, как голубки…», — прочитала Катя в ее глазах.
— Спасибо за разрешение! – не сдержалась Астафьева.
— Пожалуйста. Только вот что. Кроме обвиняемого в краже Решетейникова у вас по-прежнему ничего нет. Вы топчитесь на месте. У вас был Аленков в качестве подозреваемого – теперь и его нет. С него сняли все обвинения! С чем вы собираетесь работать?
— У меня есть показания Решетейникова: он опознал Оксану Фарафонову, как подельницу организатора. Этого мало?
— А вы считаете, этого достаточно? Тогда чего вы ждете? Вперед – арестовывайте Фарафонову!
— Разрешите прямо сейчас идти?!
— Идите! Что ж мы будем вас задерживать своими глупостями.
Борясь с собой, чтобы не сказать что-то такое, о чем вскоре пожалеет, Катя молча собрала со стола бумаги и вышла вон.
Пока Астафьева летела по коридору, от вздорной мысли арестовывать Оксану ничего не осталось. У той алиби на момент ограбления, а знакомство ее с Решетейниковым ничто не подтверждало. Да и не участвовала она в ограблении – Катя отлично понимала это. Другое дело, что Фарафонова точно знала, кто в нем участвовал.
«Еще посмотрим, кто из нас топчется! — прошипела Катя, вспомнив вагановские слова, — нужно разговорить Фарафонову… Она ведь не совсем идиотка и должна когда-нибудь понять, с кем связалась».
У запертой двери кабинета ее ждал Федин. Один почему-то, хотя Катя наметила на сегодня ряд мероприятий по делу об ограблении и просила явиться обоих оперативников, бывших в ее распоряжении.
— Где Соколок? – вместо приветствия нелюбезно спросила она. – Спит? Время половина одиннадцатого!
— Нет, не спит – по работе где-то бегает. Он по ограблению больше работать не будет, Кать.
— Как не будет? — опешила Астафьева, так и остановившись посреди кабинета с ключами в руках.
Федин захлопнул дверь, по-хозяйски выбрал у стены стул и поудобнее на него уселся, закинув ногу на ногу. Только потом ответил:
— А так. Русаков запретил: мол, кражи это ерунда, у нас работа и посерьезней есть. Он и меня отозвать хотел – я сам запротестовал. Но меня все равно новыми делами загрузили, а твои кражи уже так... вроде как в свободное от работы время.
Растерянность отступила, и Катя снова начала внутренне беситься. Швырнув пресловутое дело на стол, она села в кресло и, придвинув телефон, яростно начала набирать номер Русакова. Причем не понимала толком на кого злилась: на начальника уголовного розыска, с которым вчера только ела шашлык, а он уже знал, что наутро устроит ей подлянку, на Соколка, который так легко отступил, или на вечную нехватку толковых оперативников.
— Что значит, мои кражи! — сорвалась она в итоге на Федина. – Я что, для собственного удовольствия с этим делом вожусь?! От нечего делать!.. — На другом конце трубку не снимали долго, но, наконец, ответили. — Александр Васильевич, — Катя машинально перешла на официальный тон, — что это значит? Почему вы забрали у меня Соколка! С кем мне, по-вашему, работать?..
— Екатерина Андреевна, — не менее холодно отозвался начальник угрозыска, — вы же знаете, что у нас сейчас аврал: убийства на кладбище, налет на «Снежинку». Троих у меня сегодня в область забрали! На меня тоже сверху давят, Кать – им раскрытие убийств нужно, а не твоя кража...
— Она такая же твоя, как и моя! — рявкнула Катя. — Послушай, я ведь могу и забросить это дело дельце подальше, а потом и вовсе приостановить. А на твоем отделе оно так и будет висеть мертвым грузом!
— Испугала! — Русаков открыто усмехнулся. – У меня на недостроенном объекте еще в начале месяца утащили тридцать одну батарею теплового отопления, два шуруповерта и мотоблок – и все висяки. Так что мне одно успешное раскрытие – что мертвому припарки.
Катя уже и сама поняла свой промах: взять Русакова за жабры подобным ультиматумом было сложно. Его точку зрения Катя понимала: раскрытие кражи даже самих Фарафоновых волновало мало, почему оно должно волновать Русакова? Тем более, если начальство хотело обратного.
— Могу предложить Колю Бирюкова, — попытался он найти компромисс.
Колю все его знакомые гораздо лучше знали под прозвищем Дуб, которое дано было вовсе не за могучесть и основательность. Успешно работать с Колей получалось только у очень терпеливых людей, которые доносили мысль до его мозга подробно, образно и по нескольку раз.
— Ты еще Диану свою предложи! – бросила отчаянно Катя. — Вернешь Соколка?
— Соколка не верну.
— Я напишу жалобу начальнику РУВД! — пообещала Астафьева.
— Пиши…
"Ну и черт с тобой!" — Не прощаясь, она бухнула трубку на аппарат.
— Ты представляешь, — возмущенно заговорила она уже с Максимом, — он мне Колю-Дуба предлагал. Да после него только ручки со стола пропадают!
— Что ты бесишься, Катька, больше всех надо, что ли? Обидно, конечно, столько работали по ограблению, а на полпути все бросать приходится. Но конъюнктуры, сама понимаешь, тоже надо учитывать. Фарафонова-то с четверга отстранили, дело завели в Областной… Рассказывай лучше, что ты там придумала грандиозного? — зевая отозвался Максим.