— Здравствуйте, — обратилась она к дородной, в старомодной «химке» владелице заведения, — могу я вам несколько вопросов задать?
Женщина неохотно отвернулась от переносного телевизора, по которому показывали сериал про полицейскую собаку Муху, которая была умнее всех сериальных оперативников вместе взятых, и лениво посмотрела в раскрытое Катино удостоверение.
— А мы не вызывали милицию… У нас ничего не украли… — немного заволновалась она.
— Я не из милиции, — ласково улыбнулась Катя, — и даже не из полиции – я из Следственного комитета. Мы иногда приходим сами.
— А я вам ничего говорить не стану, — еще больше заволновалась продавщица. — Вы сначала докажите, что Сенька—алкоголик именно после моих котлет загнулся! Пьет дрянь всякую, а я отвечай! И вообще, я говорить без адвоката отказываюсь! Имею право!
«Один вред от этих сериалов», — подумала Катя.
— Послушайте, я ничего не знаю о Сеньке… Я по совершенно другому вопросу…
— Я вас даже слушать не стану! И вообще, если вы немедленно не уйдете, я… я милицию позову и скажу, что вы у меня взятку вымогали! Милиция!!! – и правда заверещала женщина, да так громко, что Катя испугалась, что Николаев Вэ Вэ действительно сможет ее услышать, и поспешила покинуть магазин.
По дороге она выбросила бутылку с недопитой минералкой и посоветовала своему водителю ни в коем случае не покупать в кулинарии котлет. Потом все-таки вернулась в здание полиции. Здесь уже никто ничего не красил. Катя настороженно вглядывалась в темные углы неосвещенной дежурной части и вздрогнула от неожиданности, когда над самым ее ухом знакомый голос произнес:
— В жизни бы не поверил, что вы – следователь, — Катя резко обернулась, — я их столько на своем веку перевидал… Ну что? Давайте я вас до кабинетика провожу?
Он широко улыбнулся, как будто специально демонстрируя свою фиксу.
— Пойдемте-пойдемте, — он даже шанса не дал Кате возразить, — уж я его как-нибудь уговорю.
Коридор был очень узким, а субъект с фиксой все время вел Катю как под конвоем. Впрочем, казался он безобидным, и Астафьева начала думать, как он собирается «уговаривать» этого Николаева.
Катин провожатый открыл дверь в кабинет легким пинком ноги. Оживленная дискуссия мгновенно прервалась, а лицо полицейского стало просто яростным:
— Я же работаю!
Мужчина с фиксой, как будто даже сделался выше ростом, он легко и властно положил руку участковому на загривок и подтолкнул его к выходу из кабинета:
— На свежем воздухе доработаешь. Давай—давай! И на будущее: пока начальство – он кивнул на Катерину – копчиком чувствовать не научишься, не выйдет из тебя опера.
Сам он, под ошеломленным Катиным взглядом, сел на начальственный стул, на котором смотрелся неожиданно гармонично, и предложил Кате сесть напротив. Одет он уже был не в спортивный костюм, а в серые форменные брюки и голубую рубашку с капитанскими звездочками на погонах – видимо переоделся, пока Катя общалась с продавщицей.
— Вы что же – его начальник? – невольно вырвалось у Астафьевой.
— Вроде того… племяш это мой: школа на ремонте, вот я его и простроил, чтобы без дела не мотался. А Николаев Вэ Вэ это я. Чайку желаете?
— Мне бы с Анной Мерешко переговорить, — перешла, наконец, к делу Катя, выяснив все посторонние вопросы, — по поводу ее дочери. Что за люди Мерешко, чем живут. Вы ведь давно в поселке работаете?
Владимир Владимирович вкрадчиво кивнул:
— Работаю-то я давно... но ума не приложу, что вам про Анну Семеновну рассказать. Учительница она у нас в поселке – сейчас как раз в школе должна быть, ремонтом руководит. Все у нас ее уважают – добрая, умная, интеллигентная женщина. Не знаю, чем она могла Старогорскому СК насолить, — он бросил короткий взгляд на Катю, — да и не мое дело это. А дочка её и подавно. Может, чего когда и натворила в городе-то, так она уже лет пять, как померла.
— Пять лет? Подождите, вы, наверное, про другую дочь говорите. Меня интересует Дарья Ивановна Мерешко.
— Да одна у Анны Семеновны дочь, Дарьей звали. Я её хорошо помню: славная была девчушка. Как школу окончила в семнадцать лет – умотала в Москву. Года три сюда носу не показывала, а тут приехала на лето, пошла на реку и на тебе – утонула. Муж Анны Семеновны, Дарьин отец лет десять назад погиб, на машине разбился, с тех пор одна у нее радость была – дочка. Жалко ее, посерела вся после похорон. Вы уж если про дочку расспрашивать будете, то поаккуратней…
В Москве Дарья Мерешко успешно поступила в университет, писала матери письма, часто звонила, несколько раз даже присылала деньги – довольно крупные суммы. Летом две тысячи седьмого впервые за три года приехала в Южный. Утонула совершенно случайно: поехала с подругами кататься на лодке, лодка перевернулась. Течение в том месте сильное было, да и вода холодная: две девчонки выплыли, а когда вытащили Мерешко, та уже воды наглоталась – откачать не смогли. Наступление смерти зафиксировал фельдшер из местной поликлиники.
Сам доктор – пожилой дядечка с аккуратными серебристыми усами, погрустнел, вспомнив Дарью Мерешко.
— Жалко, девчонку, жалко... — приговаривал доктор, стоя с Катей у входа в поликлинику. Я же ее еще маленькой помню: Анна Мерешко моя соседка, через забор живем. Плавать-то Дашка никогда не умела, да и водица у нас в реке холодная – мышцы судорогой свело и уже не выплывешь. Мне осталось только смерть зафиксировать. Там и Владимир Владимирович был, участковый наш – все честь по чести оформил.
— А труп вскрывали?
— А как же? Все-таки насильственная смерть. Но это уже в районном центре было, причина подтвердилась, разумеется.
— Вы говорите, что знали Мерешко с детства, и все ее проблемы со здоровьем тоже вам известны?
— Да не было у нее никаких особенных проблем со здоровьем. Здоровая девчонка – резвая, веселая. Умница.
Выяснилось, что мать Мерешко, зная, что дочь погибла, была уверена, что повестки приходят по ошибке – потому и не реагировала. А когда незнакомый ей Аленков прислал телеграмму с просьбой приехать на похороны дочери, так вообще проплакала два дня, поражаясь, какие жестокие шутки у людей. Уже темнело, когда Катя опросила всех, близко знакомых с Дарьей. По-прежнему ей не верилось, что речь идет все о той же Дарье Аленковой. В попытке разобраться, Катя даже отправилась на местное кладбище, где девушка была похоронена. Чистая, убранная могилка с садовыми гладиолусами у памятника. На жестяной табличке – имя Мерешко и годы жизни. А с выцветшей фотографии смотрела круглолицая шатенка, ничего общего не имеющая с той хрупкой блондинкой, которая работала няней у Фарафоновых.
ГЛАВА 13. ЛОЖЬ
Грег не появился на следующий день после их разговора, хотя обещал – Оксана прождала в условленном месте на набережной почти час. В тот вечер у Оксаны случилась почти истерика, но тихая, беззвучная. Плакать она не смела, потому что родители обязательно бы начали расспрашивать, в чем дело.
Он объявился через день. Снова вошел в аудиторию посреди лекции и, извинившись, попросил Оксану выйти. Преподаватель – все тот же, по экономике – вопросительно уставился на нее, но девушка на этот раз не реагировала. Ей много стоило перебороть себя, но она досидела до конца пары. Вышла с толпой студентов и холодно бросила, не оглядываясь, что у нее еще один семинар.
Во время этого семинара Оксана не слышала никого. Она вполне отдавала себе отчет, что Грег может разозлиться, уехать и не возвращаться уже никогда. Как она это переживет, Оксана не знала, но поставила себе условие, что если это произойдет, искать встреч с ним она уже не станет. Выйдя в коридор, она обвела помещение взглядом – Грега не было. Не дождался.
— Ну и пусть, — полушепотом произнесла девушка, вздергивая голову и набирая в легкие побольше воздуха – чтобы не расплакаться, и уперлась взглядом в огромный розовый букет. Держа этот букет на вытянутых руках, шел Грег и глядел на нее наигранно печальными глазами. Для него это все было милой шуткой.
— Нет мне прощения, я знаю… — придуриваясь, он бросился перед ней на колени прямо посреди коридора. Однокурсницы с интересом наблюдали, некоторые даже, наверное, завидовали Оксане.
— Прекрати паясничать! – прошипела она, уже не на шутку разозлившись.
Так и не взяв в руки розы, она дошла до автомобиля, боковым зрением видя, что Грег плетется за ней. Сесть она ему не предложила, но и не отъезжала а, нервно постукивая ногтями по рулю, дала понять, что ждет, когда он усядется.
— Ксюш, ну прости, — Грег долго ждать себя не заставил. Бросил ненужный букет на заднее сидение и устало опустился рядом с Оксаной. – День вчера был напряжный, даже некогда было позвонить…
— Ты знаешь, почему я так ждала тебя эти два месяца? – перебила его Оксана. – Потому что ты предупредил меня, что уедешь, и обещал, что вернешься. Только поэтому. Но больше я тебя ждать не стану: если когда-нибудь исчезнешь, то можешь уже не возвращаться!
— Я тебя понял, Ксюш, обещаю, что этого больше не повторится. Поехали?
Грег больше шутить и не пытался, но все равно относя к произошедшему как-то слишком легко. Это Оксана изводилась вчера и сегодня, не зная, останется он с ней еще хотя бы на день, а он хорошо знал, что все зависит только от него. Что достаточно купить паршивый букет роз или пообещать, что этого не повторится – и все снова будет хорошо. И – что больше всего бесило Оксану – он был прав.
Оксана унаследовала эту черту от мамы, ей нужно было знать, что она – она, и никто другой контролирует происходящее в собственной жизни. А свои чувства к Грегу, и тем более его самого она контролировать не могла – у нее этого не получалось, и это злило.
Ей даже казалось иногда, что он ее любит совсем не так, как она его – он как будто каждый раз проверяет, что она готова стерпеть ради него…