— А вашу фамилию я все равно узнаю, — пообещала напоследок Оксана.
В коридорах было на удивление тихо, безлюдно. Лишь изредка из кабинета в кабинет снова какие-то люди – кто в форме, кто в гражданском, но совсем никто не бросался спрашивать у Оксаны, зачем она пришла, и тем более не требовали документов, вопреки ее опасениям. На Оксану вообще внимания не обращали. Опасаться ей стоило только тех немногих, кто мог ее узнать. Ни к какому начальнику она, конечно, не пошла, а прямиком направилась к лестнице сразу за дежурной частью, ведущей в цокольный этаж – здесь, как объяснял Грег, находились камеры изоляторов временного содержания. Разумеется, посторонним сюда вход был воспрещен, но, по словам Грега, этого знатока человеческой психологии, во время обеда отсюда хоть побег устраивай с заложниками – никто ухом не поведет. Оксана же была уверена, что он преувеличивал, и имела замечательную возможность проверить это…
Довольно уверенно девушка спустилась по лестнице, твердя себе, что если ее кто и остановит, то она всегда сможет сказать, что заблудилась. Уже дойдя до двери внизу, Оксана вдруг замерла, прислушиваясь: ей показалось, что она слышит сверху голос следовательницы Астафьевой. Через мгновение она поняла, что ей не послышалось: девушка засуетилась – спрятаться на лестнице было совершенно негде. В панике Оксана бросилась наверх и не сразу сообразила, что идет Астафьева как раз в ее сторону.
Почему Грег не предупредил?! – мучилась она вопросом, прижимаясь к стене и пачкая тончайшую шелковую блузку известкой. — У них по всему зданию натыканы камеры?.. Грега арестовали, и он сдал ее?.. Или вездесущая Астафьева кожей чувствует, когда ее хотят обмануть?!..
Голос следовательницы слышался совсем близко – Оксана даже различала слова, вот только смысла никак уловить не могла, а из-за угла коридора девушка даже видела ее тень. Когда Астафьева договорила с кем-то и двинулась к проему, где пряталась Оксана, девушка зажмурилась, совершенно не зная, как будет оправдываться – в историю про «заблудилась» Астафьева не поверит точно.
Цокающие в гулком коридоре звуки шагов подобрались совсем близко, а потом вдруг начали отдаляться, пока совсем не стихли.
Прошла мимо, слава богу…
Оксана открыла глаза и, облегченно выдохнув, снова спустилась вниз – на этот раз без приключений.
Тяжелая бронированная дверь, крашенная зеленой краской, не поддавалась. Оксана постучала в нее костяшками пальцев несколько раз – тишина. Только после этого девушка вынула ключ от этой двери – его дал Грег. Бог знает, где он сам достал эту уродливую длинную железяку, которая едва помещалась в ее сумочке… Оксана вставила ключ в замочную скважину. Тяжело, с оглушающим – как ей казалось – скрипом тот повернулся два раза, после чего что-то внутри замка щелкнуло – и дверь с еще более чудовищным скрежетом поплыла внутрь.
Оксана удерживала ее, сжавшись в комок и не понимая, почему до сих пор не прибежали какие-нибудь омоновцы или собровцы с автоматами, пока не убедилась, что ее действительно никто не слышал…
В небольшой комнатке, где находился пост дежурного по изолятору, никого не было – видимо, и правда все разошлись обедать, только телевизор работал, нарушая тишину. Дальше, за дверью-решеткой с крупными прутьями, которая даже не была заперта, опять же было пусто – ни заключенных, ни их стражи, лишь грязные зеленые решетки по обе стороны коридора. В растерянности Оксана остановилась, вспоминая, не забыла ли она чего-то из напутствий Грега… Мысли разом вылетели из головы, когда чья-то рука властно и сильно обвила ее талию, прижимая к одной из решеток. Оксана дико вскрикнула и с усилием вырвалась.
— Ты к кому такая красивая? – Между прутьев из темноты на нее смотрело безобразное, неопределенного цвета лицо, заросшее щетиной, и гадко улыбалось.
— Руки убери! – опомнившись, велела Оксана. – У себя на районе будешь девок лапать!
Все-таки времяпровождение в «Скорпионе» ее многому научило. Поправив волосы, Оксана подняла презрительный взгляд:
— Ты Котов?
— Не-а, — не прекращало улыбаться лицо, и вдруг отвернулось вглубь камеры, где, как только что рассмотрела Оксана, находилось еще трое человек: — Котов есть такой?
Остальные узники вразнобой покачали головами.
— Нету Котова, красавица. Может, я на что сгожусь? – и снова заулыбался, демонстрируя гнилые зубы.
— Обойдешься… — передразнила его девушка, скорчив гримаску.
— Я Котов! Чем могу быть полезен? – Из камеры, расположенной чуть дальше, выглянуло еще одно лицо, на удивление приличное.
Оксана тут же поспешила к нужной решетке. При ближайшем рассмотрении Котов оказался человеком довольно преклонного возраста – седовласый, с колючим проницательным взглядом и резкими линиями морщин на щеках и на лбу.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась Оксана и произнесла заученную накануне фразу: — вам посылка от товарища Бендера.
И просунула сквозь прутья томик Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Это было у Грега чем-то вроде пароля. Котов, усмехнувшись, пролистнул книжицу и поднял взгляд на Оксану.
— Ну… день, к сожалению, не очень добрый, но все равно здравствуйте. Можете называть меня Георгий Павлович. А мне к вам как обращаться?
— А… Гре… то есть товарищ Бендер не разрешил мне вам свое имя называть, — честно ответила Оксана.
— Но как-то ведь мне нужно к вам обращаться? Не смотря на обстановку, в которой приходится вести беседу, я так понимаю, что разговор будет долгим.
— Можете звать Олей, — прервала его Оксана, боясь, что тот не отстанет. — И на словах товарищ Бендер не велел ничего передавать, все написано на тридцать пятой странице. В книжке.
Загадочный Котов снова пролистнул книгу, уже более внимательно, а Оксана почти с любопытством смотрела на него. Георгий Павлович даже одет был не как его сокамерники – в замызганные майки и растянутые тренировочные штаны, а во вполне приличный спортивный костюм. В настоящий «Найк», между прочим, не рыночный. Она никогда бы не подумала раньше, что преступники бывают такими.
— Оля, а товарищ Бендер больше ничего не передавал мне? – закрыл книгу Котов.
— Передавал, — спохватилась девушка, доставая из сумочки новый сотовый телефон с чистой сим-картой. – Вот…
Котов, отойдя в угол камеры, набрал по памяти номер и недолго разговаривал. Оксана знала, что говорил он со своей женой Верой, к которой они с Грегом заезжали сегодня утром и оставили ей кредитную карту с оплатой труда Георгия Павловича. Сейчас Вера должна была сообщить ему, что деньги получила.
— Все в порядке, Оля, спасибо, — с видимым сожалением вернул он телефон.
Грег рассказал Оксане, что Котова завтра переводят в СИЗО, и телефон, который был единственным средством связи с родными, все равно пронести не позволят.
— Может, вам еще кому-то нужно позвонить? – сжалилась почему-то Оксана. — Я подожду, у меня есть время.
— Нет, больше некому, — посуровев, ответил Котов, — но все равно спасибо, Оля. А товарищу Бендеру передайте, что я все сделаю.
Сев в машину, Оксана вела себя подчеркнуто холодно и на вопросы Грега не отвечала.
— Почему ты не предупредил, что Астафьева вернулась? – наконец, спросила она, в упор уставившись на него.
Тот некстати улыбнулся:
— Ну прости, Ксюш… Я решил, что не за чем тебя волновать: один шанс из десяти, что ты вообще заметила бы ее.
— Ах вот, значит, как?! – вспылила Оксана. – Ты делаешь вид, что мы с тобой как бы обсуждаем все вместе, а на самом деле давно уже все решил! Забирай свой проклятый телефон, радуйся, что я опять сделала все так, как ты хотел.
Она всучила ему сотовый и наблюдала, как Грег совершенно невозмутимо вытаскивал из него симку. Только убрав разобранный телефон в карман, он приобнял Оксану, целуя ее в щеку.
— Прости, малыш. Пришлось торопиться, потому что Котова переводят в СИЗО завтра утром, и очень важно, чтобы он встретился с Костиком и передал ему мои слова. Не сердись на меня.
Оксана уже остыла. Она просто не видела смысла дуться. И, в конце концов, все ведь обошлось, да и действительно – чего она так боится эту Астафьеву?.. Сейчас Оксане только хотелось, чтобы все быстрее кончилось, такие приключения все-таки были ей не по душе.
— Грег, а что будет потом? – вдруг спросила она.
Он в этот момент опять сверялся с какими-то своими записями и мысленно был далеко.
— Что будет? Котов встретится с Костиком в СИЗО, предложит ему денег от моего имени – за молчание. Тот согласится – точно знаю, что согласится. Он понимает, что за кражу в составе группы больше дают, чем по той же статье, но в одиночку. И потом… ну, отсидит паренек какое-то время, зато его будет греть мысль, что когда выйдет – будет жить припеваючи.
— Я не про Костика, я вообще… — отозвалась Оксана. – Допустим, Костик и правда согласится о тебе молчать, уладишь ты все свои дела в Старогорске, а что будет потом?
Грег оторвался от записей и, кажется, действительно задумался:
— Не знаю, малыш, я не привык так далеко планировать… Хотя нет, знаю: мы с тобой займем места в самолете и закажем шампанского. И даже не важно, куда мы полетим. Ты знаешь, в самые безнадежные моменты я всегда представляю себе эту картинку: я смотрю из иллюминатора на облака. Кое-где под ними мелькает Москва – маленькая—маленькая, разделенная на квадраты и почти уже не существующая. И еще я тогда точно знаю, что уже через несколько часов начнется новая жизнь, и мне становится спокойно.
Грег улыбался, лицо его в этот момент было умиротворенным. Оксана тоже улыбнулась, всеми силами стараясь визуализировать эту картинку, и прижалась к плечу Грега. Больше всего ей нравилось, что он сказал «мы» — причем, вышло это легко, не вымученно. Значит, он действительно мечтает уехать с ней, а не один.
— И не надоело тебе каждый раз начинать все заново? – улыбаясь, спросила она, действительно представляя эти золотистые облака, проплывающие мимо их иллюминатора. – И куда все-таки мы полетим?