Кабинет начальника УВД Сорокина был не в пример Катиному просторным. Огромные столы, удобные мягкие стулья – не то, что у нее, колченогие; и кресло – просто королевский трон. Обстановку портил разве что убогий фикус на полке с литературой – если бедное растение и поливали когда-нибудь, то только остатками чая.
Владелец кабинета громогласно и бодро разговаривал по телефону. Катя, усаженная напротив него пила маленькими глотками горячий ароматный кофе и, невольно подслушивая реплики Сорокина, решила почему-то, что он вполне неплохой парень.
— Ну, предлагаю не «выкать» — Андрей, — представился он, отключая телефон и переводя на Катю некстати веселый взгляд ярко-синих глаз. Под этим взглядом оставаться погруженной в мрачные мысли было просто невозможно.
— Катя, — охотно улыбнулась Астафьева и сразу перешла к сути, — я понимаю, мне лучше в архиве суда поискать, но личные впечатления от дела мне важнее.
— Дело Раевской я помню, — поспешил заверить ее Андрей, — это было одно из самых первых моих дел, и самая первая неудача. Адвокат был сильный – наголову разбил государственное обвинение. Девчонке дали условный срок и освободили в зале суда…
Раевская Яна Петровна, студентка третьего курса технического вуза была осуждена по статье 158 УК – квартирная кража со взломом. По протекции своего отца она, как и ее подруга Мерешко, подрабатывала диспетчером в охранном агентстве. Однажды одну из охраняемых квартир – очень богатую – все же ограбили. Вынесли много ценностей. Когда стали проверять, почему не сработала сигнализация, выяснилось, что сигнал все же был – сработал в смену Раевской, но диспетчер его блокировала. Надо оговориться, что сыщикам очень повезло: систему, отслеживающую и фиксирующую действия диспетчера, установили буквально на днях. Яна Раевская о ней просто не знала.
Позже среди ее личных вещей нашли записи, касающиеся той самой квартиры – кто в ней проживает, перечень ценных вещей, а так же время, когда квартира пустует. Приговор – два года условно.
— Никто из ее подельников просто не рассчитывал, что на Раевскую вообще падет подозрение.
— А подельники действительно были? – уточнила Катя.
— Да уж точно были! Раевской двадцать лет тогда едва исполнилось – не додумалась бы она сама до такого. У меня даже догадки были кто это, данные этих людей я вам дам. Только она никого не сдала. Ладно я – зеленый совсем был, но ее допрашивали и опера, которые таких экземпляров раскалывали, до которых Раевской расти и расти… Но и они ничего от нее не добились.
В глазах бывшего дознавателя мелькнуло даже уважение к Яне Раевской.
Больше ничего существенного Андрей не вспомнил.
По крайней мере, понятно, зачем Раевской понадобилось присваивать фамилию Мерешко: схема проникновения в богатый дом под видом няни наверняка использовалась не единожды, и глупо было надеяться, что родители наймут своему ребенку гувернантку с судимостью. Пусть даже условной.
В Старогорск Катерина в тот вечер не вернулась. Пока ехала к маме, где собиралась переночевать, и мучительно продумывала телефонный разговор с начальником следствия Трухиным. Выйти завтра на работу она никак не могла: по крайней мере, утро Катя рассчитывала провести в районном суде Москвы и изучить дело Яны Раевской. А пока что главной задачей было уговорить Трухина продлить ей командировку хотя бы на день. И только набирая номер начальника, она поняла, что выпросить что-то у него практически нереально…
— Константин Алексеевич, я остаюсь в Москве еще на день, — категорично заявила она, едва поздоровавшись.
Трухин, кажется, не знал, что ответить: то ли не ожидал такой наглости, то ли смотрел телевизор перед сном и не сразу сориентировался, чего от него вообще хотят.
— Но… у нас же полно другой работы… и потом, если вы за два дня не нашли даже зацепки, смысл оставаться еще?
— Зацепки есть, — поспешила заверить Катя, — завтра я как раз и собираюсь их подтвердить.
Трухин окончательно вспомнил суть проблемы и был уже непреклонен:
— Послушайте, Екатерина Андреевна, вы слишком увлеклись этим делом. В конце концов, убийство произошло не в нашем районе, даже не в нашем городе! Дело Фарафоновых, которое хоть как-то привязывало к нам убийство – закрыто! Я завтра же свяжусь со Следственным комитетом Санкт-Петербурга, пусть забирают все материалы себе. Сегодня же возвращайтесь в Старогорск – у нас полно действительно серьезной работы!
Катерина давно уже ожидала чего-то подобного, так что, не особо удивившись, холодно спросила:
— На каком основании?
— Что?
— На каком основании вы меня отзываете? Если вы заберете дело, я вынуждена буду обратиться в Прокуратуру РФ, где вполне могут предположить, что вы срываете следственные действия в связи с личной заинтересованностью в деле.
Начальник опешил:
— Да вы… Да что вы себе…
— Это только предположение, Константин Алексеевич, но этим вопросом непременно зададутся, — поспешно добавила Катя.
Полное немого возмущения молчание начальника она восприняла как согласие и, попрощавшись, положила трубку.
Когда Константин Алексеевич не мог чего-то добиться от подчиненных или чего-то не понимал, он тут же, даже не пытаясь еще раз все обдумать, бросался звонить своему заму. Потому Катя, нажав отбой, не выпустила телефон из рук и ждала входящего звонка. Она надеялась на понимание со стороны хотя бы Ваганова, но не рассчитывала лишь на него – она следователь, процессуально-независимое лицо – справится и без его поддержки.
— Екатерина Андреевна, что вы сказали Трухину? – В голосе Ваганова была смесь изумления и иронии, – очень уж он разгневан. Предъявлял мне претензии, что я разбаловал следователей своей мягкостью.
Невольно Катя усмехнулась: только Трухин мог назвать Ваганова человеком мягким.
— Может быть, я действительно разговаривала с Константином Алексеевичем резко, но мне нужен этот дополнительный день командировки, чтобы попасть в архив суда.
— Надеетесь, что подельники Раевской, которых она укрывала пять лет назад причастны и к ограблению Фарафоновых?
— И к убийству самой Раевской тоже! — торопливо добавила Катя.
— Зачем вам это? Это что личное? – помолчав, спросил Ваганов.
— В каком-то смысле, — нехотя ответила Катя. Ей очень хотелось, чтобы организатором краж был все-таки Аленков, ведь тогда окажется, что в споре с Никитиным она была права, а он ошибался – только в этом случае Катя смогла бы сама ему позвонить. Не говоря уже о том, что она вообще крайне тяжело переносила собственные проигрыши. – Этот Аленков – из Питера – мерзкий человек, я с ним общалась, я чувствую, что это он убийца. Кроме того, его опознала та наркоманка, свидетельница Максима.
— Подкрепляйте свои чувства доказательствами, Екатерина Андреевна, и как только освободитесь, возвращайтесь в Старогорск.
***
Как же Катерине хотелось, чтобы в деле пятилетней давности мелькнула фамилия профессора Аленкова. Или хотя бы мужчина по имени Григорий Григорьевич. А под конец она уже выискивала среди свидетелей всех мужчин с подходящим годом рождения… Данные подозрительных фигурантов она скрупулезно выписывала на отдельный лист, и один из свидетелей – тоже профессор, правда технических наук, все же привлек ее внимание.
Глядя в задумчивости на его фамилию, Катя вздрогнула, когда в мрачноватой тишине
помещения архива, который располагался в подвале старинного здания, раздалась трель ее сотового. Звонил Максим Федин.
— Катерина Андреевна, что же ты такого сказала Трухе? Он рвет и мечет. Мне Наташка проболталась, что он даже твое личное дело запросил. Ты осторожней, Катька, начнут и на тебя дело шить – кто тогда будет меня от зоны отмазывать?
Федин откровенно веселился. Катя же острить на тему фединовского уголовного дела была не готова, зато, пользуясь случаем, она решила выяснить интересующие ее вопросы:
— Максим, эта твоя наркоманка Настя Волчек – что ты про нее знаешь? Чем раньше занималась, как на наркоту подсела, кто родители? Любые мелочи!
Федин, кажется, опешил от такого напора и даже пожалел, что вообще позвонил:
— Да ничего особенного… Обычная биография: мать после развода с отцом переехала в неблагополучный район, девчонка – Настьке тогда шестнадцать было – попала в дурную компанию, в «Скорпион», тот еще гадючник.
— Ты же рассказывал, что раньше семья вполне благополучной была, отец вроде из преподавателей.
— Ага, Настька говорила, что он профессор.
— А имя-отчество у этого профессора какие?
— Так… Настька у меня Анастасия Антоновна, а вот отчества ее папаши я не знаю. Это важно?
— Пока сама не знаю, но ты расспроси ее на всякий случай… — пробормотала Катя. – Говоришь, он с Настиной матерью развелся? А где теперь живет? Тоже в Москве?
— Где теперь – не знаю. Но после развода, вроде, перебрался в Питер… Подожди, ты думаешь, что…
— Ничего я не думаю, — прервала его Катя, выяснив все, что ее интересовало, — я тебе перезвоню – пока!
На причастность к делу Аленкова по-прежнему ничего не указывало, но у Катерины отчего-то все равно поднялось настроение. Тонкой карандашной линией она подчеркнула данные одного из преподавателей вуза – декана факультета электроники и общей электротехники по имени Волчек Антон Антонович.
ГЛАВА 17. СКОРПИОН
Вспомнилось Кате, что женщину, по чьей просьбе директриса садика в Санкт-Петербурге выписала Раевской-Мерешко липовую справку с места работы, зовут Елена Волчек. И она готова была поспорить, что Антону Волчеку та приходится женой. Не первой, разумеется – матерью Насти, а второй, питерской. Выходит, тогда по телефону Катя говорила с самим Волчеком…
Катерина даже самой себе не решалась признаться, что рада еще и тому, что теперь, скорее всего, ей снова придется ехать в Петербург – опрашивать Антона Волчека. И даже если вдруг, случайно и не запланировано она встретится там с Алексеем, это будет выглядеть совершенно обычно. Она даже сможет попенять ему, что он, видимо, ее преследует: стоит ей приехать в Питер – он вечно путается под ногами!