Возвращаться в Старогорск тем вечером Катя снова не стала. Она вдруг поняла, что Настя Волчек неспроста отказалась рассказывать, как она познакомилась с Раевской. Настя укрывала отца и вторично на допрос просто не приедет. Нельзя ее вызывать в Следственный комитет – лучше самой наведаться в «Скорпион». Да, это не было безопасно, но однажды ей уже приходилось там бывать – ничего особенного. Правда, тогда она была в прокурорском кителе и с сопровождением в виде Максима. Сегодня же подумала, что ей нужно слиться с тамошним контингентом, или хотя бы не слишком выделяться.
Решив, что кожаная юбка и чулки в сеточку это все-таки перебор – мама не одобрила – она облачилась в девчоночьи джинсы со стразами и ярко—красный топ на бретельках. На губы вместо привычной матовой помады нанесла малиновый блеск и с удовлетворением отметила, что лет пять ей эти манипуляции скостили.
Уже в прихожей Катя долго раздумывала, куда ей деть удостоверение. Дело в том, что в качестве сумки она взяла алый лаковый клатч – нашла его среди обновок мамы и решила, что он как раз будет в тон топу. Он был немного в стиле «ретро», с застежкой-«поцелуйчиком» и золоченым ремешком в виде цепочки, миниатюрный настолько, что в него едва помещались пачка сигарет, телефон и помада. Если постараться, можно было бы впихнуть и удостоверение, но тогда оно было бы на виду каждый раз, когда Катя открывала бы клатч. Не долго раздумывая, она бросила документ вместе со вложенным командировочным листом в ящик комода и, попрощавшись с мамой, отбыла.
Оказывается, когда Катя была в «Скорпионе» в прошлый раз, здесь было тихо и безлюдно. Сейчас же, ближе к ночи, становилось понятно, почему знающие люди называли это место гадючником. Едва войдя в заведение, Катя наткнулась на прелестную троицу:
— Молодой человек, ну возьмите девушку. Недорого совсем! – Пухлый с огромным животом мужчина, держа за локоть безучастное ко всему существо на каблуках—шпильках, настойчиво предлагал его светловолосому худосочному юноше. Тот, похоже, не знал, как отделаться от местечкового сутенера и его красоток. – Не нравится блондинка? А брюнетку хочешь? Смотри какая… — Пухлый выдернул откуда-то еще одну девицу, отличающуюся от первой только цветом волос и фасоном платья, и смачно шлепнул ее по бедру.
Катя, беспокойно косясь на эту компанию, с трудом продиралась через толпу, увлеченную музыкой. В процессе два раза с ней пытались потанцевать, ущипнули пониже спины и чуть не отобрали клатч. Как с поля боя выбралась она с танцпола и, возмущенно фыркнув, принялась выискивать взглядом Настю Волчек. Свидетельницу она так и не нашла – зал был тесным и плохо освещенным, а народу было слишком много на квадратный метр. Зато, как раз рядом с Катей вдруг освободился табурет у барной стойки, и быстро догадавшись, что такое случается нечасто, следовательница проворно его заняла. Бармен – молодой человек, на удивление приличный для столь злачного места – задушевно беседовал о чем-то с девицей в такой же точно юбке, какую хотела надеть Катя. Астафьева еще раз осмотрелась, потом от нечего делать принялась изучать винную карту. Цены приятно удивили, а потом Катя догадалась, что основной доход заведению приносит совсем другой товар.
Наконец подошел бармен:
— Вы к нам потанцевать или отдохнуть? – с игривой улыбкой спросил он. — Может быть, развлечься?
— Я здесь с молодым человеком, он сейчас подойдет, — погромче ответила Катерина, дабы предостеречь всех желающих познакомиться.
Бармен делано расстроился:
— Такая эффектная девушка и в Тулу со своим самоваром. Обидно даже. Может, пока коктейльчик?
Катя, подумав, что раз бармен попался разговорчивый, надо выведывать все, что нужно, и милостиво согласилась на коктейльчик. Мальчик за стойкой аж подпрыгнул от радости:
— Чего желаете? «Мохито», «Маргарита»? А, может, наш фирменный – «Секс с капитаном»?
— А это как?
— М—м—м… там водка, чуть—чуть шампанского и много—много рома. А сверху вишенка, от меня лично – в подарок.
— А наутро просыпаешься, наверное, с капитаном?
— Ну, главное, что не в медвытрезвителе у капитана.
Катя вежливо рассмеялась…
— А где ваш молодой человек-то заблудился? – услужливо поднося огонек к Катиной сигарете, поинтересовался бармен.
— Да, сама не знаю, где он, жду—жду его уже черт знает сколько времени…— Абсолютно искренне вздохнула Катя и вдруг сообразила, что еще пара коктейлей, и ее развезет совсем. Пора было переходить к делу: — Кузя, дорогой… — Кузей звали бармена—милашку: после двух «Маргарит» и одного «Секса» контакт был установлен полностью. – А Насти сегодня нет, что ли?
— Какой Насти? – бармен все так же игриво улыбался.
— Ну, Насти Волчек – подруженции моей школьной, — сильно польстила себе в возрасте Катя. — Она тут через дорогу живет и постоянно у вас тусуется.
— Настька, что ли? Здесь где-то – она обычно в конце зала сидит, в углу.
— О! Спасибо тебе, Кузечка, я тогда к ней!
По пути к нужному столику Катя тряхнула головой и даже отшлепала себя по щекам, пытаясь разогнать туман в голове. Настя действительно сидела за столиком в углу, где было практически темно. Сидела в одиночестве, правда чуть раньше Кати к ней подошел худой парень в натянутом на голову капюшоне, и они, коротко пошептавшись, чем-то обменялись. Едва он отошел, за столик приземлилась Катя и тоном старой зануды затянула привычную песню:
— Настя, мне нужно задать тебе несколько вопросов.
— О чем? – От неожиданности девушка выронила на стол то, ей дал парень в капюшоне – маленький сверток с белым порошком.
— О твоем отце. Сейчас мы выйдем отсюда и поедем в местное УВД, там ты дашь показания. Договорились?
— Никуда я с вами не поеду, — тихо, но неожиданно твердо ответила девушка, — вызывайте повесткой, если хотите.
У Астафьевой не было сомнений, что повестка, отправленная по почте, получателя никогда не найдет – обязательно затеряется в дороге. А возможно Насте и вовсе придет в голову уехать к папочке в Петербург. Ромовые градусы, смешанные с пузырьками игристого вина, заметно добавляли решительности и напрочь блокировали тормоза. Катя перевела взгляд со свидетельницы на белый сверток, по-прежнему лежащий на столе, и, прежде чем Настя сообразила, что она хочет сделать, накрыла его ладонью. А потом демонстративно спрятала в свой клатч:
— Отдам, после нашего разговора.
Настя, взгляд которой мгновенно стал ненавидящим, а губы мелко затряслись, дернулась через весь стол, надеясь отобрать наркотик, но Катя проворно спрятала сумку за спиной:
— Драться со мной будешь?
Наркоманка сникла и опустилась на место:
— Что вы от меня хотите? Я ничего не знаю…
***
Настя едва не плакала от обиды и бессилия что-то сделать – денег на вторую дозу у нее сейчас просто не было. Не отрываясь, она смотрела на маленькую красную сумку, и вдруг поняла, что ей действительно придется все рассказать. Да они и без нее все бы узнали – это только вопрос времени…
Сумочка – маленькая, лаковая, на золотой цепочке – почти такая же была у Настиной бабушки когда-то. Та была большой модницей, и маленькая Настя, примеряя ту сумочку, обычно подолгу крутилась перед большим зеркалом в гостиной. Тогда Настя все не могла дождаться, когда она станет взрослой, богатой и очень красивой и сможет носить платья и туфли, как у мамы и такую же замечательную сумочку. Как же давно это было…
Настя выросла в просторной и светлой квартире, где был блестящий паркетный пол, огромные окна, выходящие на Тверской бульвар, и повсюду находились полки с книгами. Множество книг, кажется, за всю жизнь не перечитать. Кроме Насти в квартире жил карликовый шпиц Марсель – лучший и практически единственный ее друг, потому что Настя росла очень домашним и болезненным ребенком и мало с кем общалась из одноклассников и соседских детей. В детский сад Настя никогда не ходила – с ранних лет ее воспитанием занималась бабушка. Кроме них троих были, конечно, мама и папа, но они были ведущими инженерами в одном чрезвычайно серьезном научно—исследовательском институте, пропадали там дни и ночи, и на общение с Настей у них было не так много времени. Родителей на работе очень ценили: им постоянно давали премии, звания, путевки на море и даже один раз в ФРГ.
А потом их НИИ почему-то расформировали. Ректор, который все время хвалил родителей, сказал, что то, чем занимается весь институт уже несколько лет, дело неприбыльное, неперспективное – и родителей сократили. Почти год они сидели без работы: жили на бабушкину пенсию, пособия по безработице и случайные заработки. Папа все повторял, что это не надолго, что его пригласили работать в американском городе Бостоне, и они очень скоро туда переберутся. Настя радовалась и с подачи бабушки даже всерьез занялась английским. Правда, папу так никуда и не пригласили, зато он начал преподавать в одном профессионально—техническом училище – он очень уставал на той работе, но зарабатывал всего ничего, на возвращение к прошлой жизни нечего было и рассчитывать.
Мама тоже начала работать. Ей, правда, не досталось места даже в ПТУ, так что она продавала женскую обувь на вещевом рынке. С одной стороны это было хорошо – стало немного посвободней с деньгами, и у мамы всегда было полно туфель. Правда, эти туфли очень быстро снашивались и были некрасивыми, но их было много. У мамы очень сильно испортился характер: теперь она кричала на папу по любому поводу. Говорила, что имеет на это право, потому что это она содержит семью, а папа в своем училище ничего не зарабатывает.
Так продолжалось несколько лет. Мама со временем преуспела в своем туфельном бизнесе, называлась теперь индивидуальным предпринимателем и сама ездила в Турцию и Китай за новым товаром. Папа защитил докторскую диссертацию и его даже пригласили на преподавание в один из университетов Москвы. Марсель на одной из прогулок сорвался с поводка, убежал и больше его Настя уже не видела. Сильно постарела бабушка и теперь практически не выходила из дома. Этим летом Настя планировала поступать в Университет, хотела получить диплом экономиста.