* * *
«Иванова» все еще содержали в ИВС, пытаясь установить его личность, а пока звали его между собой Красавчиком. Катя по очереди с Максимом вызывали его на допросы как минимум раза по три на день и разыгрывали классическую схему. Сперва Федин всячески стращал якобы имеющимися железными доказательствами его вины. Пугал зоной, которая не щадит таких симпатичных парней, как он, обещал посадить его не только за угон автомобиля – а больше им пока зацепиться было не за что – но и за ограбление Фарафоновых, за убийство Дарьи Аленковой, за изготовление фальшивых документов и за угрозы Оксане Фарафоновой.
Потом его приглашала к себе Катя, угощала чаем с домашней выпечкой, сетовала, что лучше бы «Иванову» и правда рассказать, как все было, потому что с капитаном Фединым шутки плохи. Он одному такому подозреваемому нос разбил и руку чуть не сломал, на него, вон, и дело уже уголовное завели.
Красавчик не реагировал. Говорил он вообще крайне редко и в основном не по теме.
После очередного такого допроса, Астафьева привычно распорядилась отвести задержанного назад в камеру и начала перемывать посуду. Ей казалось, что они уже никогда не заставят «Иванова» говорить. Он так уверен, что выйдет из этой истории сухим – может, он и правда «эфэсбэшник»?
Федин без стука вошел в Катин кабинет, оседлал стул напротив ее стола, подпер подбородок рукой и молча уставился на нее. Невооруженным взглядом было видно, что его так и распирает от желания чем-то поделиться.
— Ну? Говори уже! – с затаенным любопытством поторопила Астафьева. – Данные из ИЦ пришли, что ли?
Хитрая улыбка сползла с лица Максима:
— Ничем тебя не удивишь. В общем да, его отпечатки нашли по базе. Наш Красавчик уже сидел, оказывается: в две тысячи седьмом был осужден по статье мошенничество на четыре года. Через два за хорошее поведение вышел на УДО . Кличка – Бендер. Родное имя – Седов Руслан Юрьевич, но после освобождения пользовался им нечасто. И, что самое любопытное, осужден он был тем же районным судом, что и Раевская – с разницей в несколько дней. То есть теоретически они могли познакомиться еще тогда.
— А с Волчеком он мог пересекаться?
Максим пожал плечами:
— По крайней мере, в его вузе он не учился и не работал. Скорее, их Раевская свела. Кать, я вот чего не пойму: почему наш Красавчик так упорно молчит? Да он, чтобы обелиться, должен сдать нам Волчека с потрохами!
— Это стандартный подход, а Красавчик – парень нестандартный. Макс, я не знаю, какие у него мотивы, — развела руками Катя. – Я уже все передумала: и что он «эфэсбэшник», и у него на Волчека свои планы, и что он и есть организатор краж…
Федин, поморщившись, ее перебил:
— Слышать больше не хочу про кражи. Мы ищем убийцу Раевской – все! Кстати, мне начальство уже командировочные выписало: сегодня ночью уезжаю в Питер допрашивать Волчека. Может, привет кому передать?
Взгляд снова стал хитрым – наверняка он имел в виду Никитина. Язык бы Линке оторвать за болтливость!
Едва Федин ушел, у Кати мелькнула мысль вызвать красавчика-Седова снова, но время уже подходило к одиннадцати вечера , потому она отложила ответственный разговор на завтра и поехала домой.
Утром она об этом пожалела.
— А ночью к твоему красавчику кто-то приходил, Катюша.
Катя только вошла в свой кабинет, где старенькая уборщица тетя Валя домывала полы и обронила фразу как бы невзначай.
— То есть как – приходил? — До Астафьевой смысл сказанного дошел не сразу, но едва дошел, она, не поблагодарив уборщицу, не закрыв кабинет и не сняв плащ, сорвалась бежать в крыло РУВД.
Тетя Валя по обыкновению своему приходила в Следственный комитет раньше всех и уходила позже всех. Внимание на нее обращали здесь не больше, чем на мебель, потому и не стеснялись. А вот она подмечала многое и под настроение частенько наблюдениями делилась.
Катя, перепрыгивая ступеньки, неслась в дежурную часть. Кто посмел кого-то пустить к Седову без ее санкции? А если ему что-то передали?..
— Кто дежурил ночью? – Довольно невежливо отстранив заявителей, Катя заглянула в застекленную кабину.
— Я дежурил… Доброе утро, Катерина Андреевна.
— Кто-то приходил к моему подследственному? – Оснований не верить тете Вале у нее не было, а потому она уже заранее взглядом буквально прожигала дежурного, а голос ее звенел от ярости.
— К какому подследственному?.. У вас много их…
Дежурный мямлил и отводил взгляд – ребенок бы догадался, что ему есть, что скрывать. Астафьева, решив, что с дежурным разберется потом, проскользнула через турникет и, отбивая каблуками дробь, зашагала к камерам ИВС.
Седов вел себя, как ни в чем не бывало. Катя с подозрительностью обошла вокруг него, велела даже камеру обыскать – ничего.
— К вам кто-то приходил ночью? – уже сдержаннее спросила она.
— Кто?
Астафьевой показалось, что он чуть улыбнулся.
— Ведите ко мне в кабине, — распорядилась она полицейским и направилась к себе.
— Екатерина Андреевна, что вы все смотрите на меня, как будто я вам муж неверный? – спросил, наконец, Седов, когда контролер уже привел его в Катин кабинет. – И не хмурьтесь вы ради бога, а то мне хочется в лепешку расшибиться, лишь бы такая красивая женщина улыбнулась.
Катя улыбнулась. И сама почувствовала, что улыбка вышла хищной.
— Ошибаетесь, Руслан Юрьевич, настроение у меня очень хорошее. Догадайтесь почему.
Седов только чуть моргнул, когда услышал свое имя, но улыбка стала еще шире.
— Долго же вы мои отпечатки сверяли. Тогда я вам еще улучшу настроение. Вы знаете, я тут посидел, подумал и решил все вам рассказать. У вас, надеюсь, скорость набора текста большая? Печатайте. Два раза повторять не стану.
В этот момент Катя ничего анализировать не пыталась: Седов действительно начал подробно излагать историю их с Яной Раевской похождений, а Катя только и поспевала стучать по клавишам, изредка задавая уточняющие вопросы.
Работать их небольшая группа начала с две тысячи девятого года, едва Седов вышел на свободу. Работали втроем: Яна с поддельным паспортом на имя Дарьи Мерешко, сам Седов с паспортом на имя Кузнецова и Организатор, который лишь давал наводки на квартиры и детально разрабатывал план – лично в ограблениях он не участвовал.
Залогом успеха служило то, что они с Яной буквально вживались в семью, которую им предстояло ограбить, становились почти родными людьми, которым доверяют настолько, что при них открывают сейфы, поручают ставить дом на сигнализацию, заранее оповещают, когда в доме появятся большие деньги... На это обычно уходит много времени. Яне пришлось изображать няню у Фарафоновых почти год. Седов практически в это же время «обрабатывал» семью недобросовестного хранителя музея, в чьей квартире находились несколько подлинников, тянущих на весьма солидную сумму. В том случае Седов представлялся женихом дочки хранителя: дело дошло практически до свадьбы, Седов сбежал с картинами буквально за неделю до события. Годом раньше они так же обошлись с квартирой чиновника администрации другого подмосковного города. Тогда Седов выкрал раритетные книги и музыкальные инструменты, полгода выдавая себя за репетитора по английскому языку для великовозрастного сына чиновника. Яна в это же время числилась в любовницах начальника одного из УВД Подмосковья и «облегчила» его сейф от ювелирных украшений, принадлежавших некогда царской семье, потом изъятых у какого-то полукриминального бизнесмена и очутившихся в шкатулке жены начальника.
Разумеется, начальник после пропажи в полицию не обращался, как и хранитель музея, и чиновник администрации – на то Организатор и делал ставку, когда выбирал их квартиры. Он полагал, что и с монетами XVIII века, хранящимися у Фарафонова, проколов не будет, но тот, ко всеобщей неожиданности, подал заявление о краже.
— И Григорий Аленков должен был стать одной их жертв? – прервавшись, спросила Катя.
Руслан улыбнулся:
— Нет, что вы. Это целиком и полностью инициатива Яны: она собралась «соскочить», а для этого ей нужно было под любым предлогом сменить фамилию. Он… организатор уже не доверял ей во время работы с Фарафоновыми, потому послал меня – для подстраховки.
— То есть Оксана Фарафонова была подстраховкой? – с едва заметной улыбкой спросила она.
Вопрос был не совсем по делу, а больше издевательский.
Седов отчего-то не торопился отвечать на него – Катя уже успела дописать предложение и подняла на взгляд. Наверное, впервые она заметила в лице Руслана явную неприязнь.
— Екатерина Андреевна, — буровя ее глазами, едва слышно заговорил он, — если в твоих бумажках хоть слово, хоть запятая уронит тень на нее, я от показаний откажусь. Тебе влетит от начальства, а потом еще ты устанешь оправдываться перед Фарафоновыми, почему чернишь их дочку. Оксана про ограбление ничего не знала, усекла? Только на этом условии я буду с тобой говорить.
Астафьева была поражена, как быстро из милого улыбчивого парня Красавчик превратился в настоящего хама. Конечно, она сама его спровоцировала, но все равно задевало то, что он смеет разговаривать с ней в подобном тоне. Катя даже немного опасалась его сейчас и только усилием воли заставила себя сидеть на месте и говорить насмешливо:
— Ты мне будешь еще условия ставить? – попыталась она все-таки ответить достойно.
— Буду, Екатерина Андреевна, буду. — Руслан откинулся на стуле, положив ногу на ногу, и снова располагающе улыбался. – Может, я резковато выразился, но ведь вам мои показания позарез нужны, верно? А мне нужно, чтобы вы Оксанку не трогали. Тогда договоримся.
Катя в искренность его улыбки уж не верила, но работать все равно было нужно:
— Ладно, проехали… Как Организатор находил нужные квартиры? Почему был уверен, что хозяева не станут обращаться в полицию?