хочу и не буду притворяться, будто я не изменилась.
— Никто и не просит этого от тебя, — тихо промолвил Цунь.
— Вот и хорошо.
Он смотрел на сидевшую перед ним молодую женщину, чужую ему по крови, но выросшую в его семье, и сам удивлялся безграничности своей любви к ней.
— Я не принесу тебя в жертву делу йуань-хуаня,— заявил он решительно.
— Это уже произошло, — возразила она. — Давным-давно, отец, ты принял решение, противоречащее твоим теперешним словам. Ты подготовил меня. Теперь я прошу тебя: пожалуйста, не мешай мне исполнить мое предназначение.
— Я сожалею...
— Поздно сожалеть, отец.
Цунь Три Клятвы проникся мудростью ее слов. Сдавшись, он сообщил Блисс все, что Джейк рассказал ему про опал. В конце разговора Блисс, улыбнувшись, наклонилась к старику и поцеловала его в щеку. И в то же мгновение ее пальцы сомкнулись вокруг самоцвета.
Слуха Джейка достигли чьи-то голоса. Целая толпа мертвых орала у него над ухом. Действуя ему На нервы, они гремели костями, щелкали зубами, точно голодные аллигаторы, тыкали в него костлявыми пальцами.
Они хотели сообщить ему нечто важное и, видимо, поэтому, решил он, не переставали кричать. Джейк не отвечал, но от этого их вопли не становились тише.
Он с удивлением и раздражением думал о том, почему их голоса звучат так естественно, словно принадлежат живым. Эта какофония постепенно выводила его из себя. Если он мертв, то к чему столько шума и суеты? Если же нет...
Несколько песчинок, подхваченных ветром, упали ему на лицо. В горле у него запершило от едкого дыма. Он закашлялся, и в то же миг под опущенными веками забрезжил серый свет, явившийся на смену кромешной тьме.
Кровь, обрывки кожи, ярко-розовые и малиновые кусочки человеческого мяса — результат взрыва заряда “Бизон” в кабинете Микио. Грохот...
Он открыл глаза. ...швырнувший на него тело Микио. Камон,символ клана Комото, на тонкой, испещренной красными кляксами ткани кимоно, распадающийся на части у него на глазах. Грохот...
Он увидел, что находится в комнате, стены, пол и потолок которой отделаны полированным кедром.
…кромсающий тело Микио, навалившееся на него. Полоса визжащего огня, и в самом конце, за мгновение до того, как сознание окончательно угасло, кошмарное зрелище кровоточащего, розового месива из мяса и костей, ухмыляющейся маски смерти на месте лица Микио.
Он увидел зелень — листва деревьев за окном? — и на другом конце комнаты закрытую фузуму,деревянную дверь с филенкой, обитой матовой парчой. Словно под действием его взгляда она скользнула вбок. Послышалось пение птиц — с деревьев за окном? Он не был уверен ни в чем. Его органы чувств до сих пор не могли оправиться от двойного удара: чудовищного грохота и тяжести тела Микио, разрываемого на части силами, которым не может противостоять ни одно живое существо.
О,Микио, мой друг!
Он прищурился, вглядываясь в фигуру человека, появившегося в дверном проеме, точно вынырнув из глубины полутемного коридора. Тихонько, на цыпочках, человек подошел к кровати, на которой лежал Джейк, и склонился над ней.
Напрягая глаза, перед которыми все еще плавали облака белого порохового дыма, он изумленно уставился на до боли знакомое лицо.
— Микио-сан!
Я должен связаться с Цзяном во что бы то ни стало.Это было первое, о чем подумал Эндрю Сойер.
Однако, зная, что это невозможно по той простой причине, что он не имел ни малейшего представления, где сейчас пребывает Цзян, Сойер схватил трубку телефона, стоявшего в его кабинете, и набрал номер Цуня. Где-то далеко под ним бурлила и шумела по обыкновению Ханг-Сенг, гонконгская биржа ценных бумаг. При взгляде сверху ее можно было принять за змеиное логово — такое там царило неистовое, безостановочное движение.
Просунув руку под пиджак, Сойер потянул за шелковую ткань дорогой рубашки, прилипшей к его телу. Рубашка была влажная и потемневшая от пота. Черт побери! —ругался он про себя, слыша в трубке длинные гудки. — Где же ты?
Его беспокойный взгляд метался от цифр на высоком табло к оживлению возле столов “Пибоди, Смитерс” и “Тун Пин Ань” — двух крупнейших брокерский фирм — и обратно. И там, и там налицо были признаки надвигающейся катастрофы.
Наконец длинные гудки прекратились, и Сойер шумно вздохнул.
— Да-а-а.
— Началось, — сказал он с ходу. — Худшие опасения оправдываются.
— Где ты?
— На Хант-Сенге.
— Ну, и как там? Плохо?
— Хуже, чем плохо. Если бы было просто плохо, сегодня я бы прыгал от радости.
— Я выезжаю, — сказал Цунь Три Клятвы.
— Боже правый, — промолвил Сойер в трубку, из которой уже доносились короткие гудки.
Онемевшими пальцами он водрузил ее на место и повернулся к помощнику, уже подававшему ему листки бумаги с данными о торгах и передвижений акций за последние четверть часа.
Все цифры сегодня с момента открытия биржи подтверждали одно и то же: две брокерские фирмы “Пибоди, Смитерс” и “Тун Пин Ань” через неравномерные промежутки времени целыми пакетами скупали десятитысячные акции “Общеазиатской торговой корпорации”. Самым странным было то, что эти пакеты не оплачивались.
Поскольку “Общеазиатская” являлась относительно новой корпорацией, а также из-за подвижности гонконгского рынка ценных бумаг, значительное колебание цены и уровней продажи и покупки акций на протяжении торгового дня не являлось выходящим из ряда вон событием. В обязанности Сойера, главного биржевого представителя “Общеазиатской”, входило отслеживание сделок с крупными пакетами акций корпораций. Его сотрудники проверяли, для кого независимые биржевые фирмы приобретали пакеты, даже в тех случаях, когда след вел к какой-нибудь подставной компании, принадлежащей йуань-хуаню.
Платежи, так же, как и уровни спроса и предложения, служили индикатором, позволявшим Сойеру и другим главным членам круга избранных чувствовать пульс рынка и, принимая соответствующие меры, уберегать корпорацию от лишних потрясений.
Однако в этот день на бирже явно творилось что-то неладное. Две брокерские фирмы приобрели в общей сложности около семидесяти пяти тысяч акций “Общеазиатской”, и при этом отсутствовала какая-либо информация об осуществленных платежах. Именно это последнее обстоятельство больше всего и тревожило Сойера, ибо недвусмысленно свидетельствовало, что “Общеазиатская” находится под согласованной, корпоративной атакой.
Но кто же руководит и осуществляет ее?Сзади послышался шум, достаточно громкий, чтобы оторвать Сойера от бесконечных раздумий. Он повернулся и увидел торопливо приближающегося к нему Цуня Три Клятвы. Нездоровая бледность покрывала щеки пожилого китайца. Широкий лоб его был усеян бусинками холодного пота.
— Плохие новости, — заявил он, едва переступив порог кабинета.
Помощнику Сойера пришлось посторониться при появлении тай-пэня:в тесном маленьком кабинете едва хватало места для двух человек.
— Хуже чем вот это? — Сойер показал жестом на беспокойную толпу в зале внизу. — Я думаю, что ты еще не осознал всей тяжести...
— “Южноазиатская”, — перебил его Цунь Три Клятвы. — Известия о скандале уже разошлись по всей колонии.
— О, господи, — Сойер бессильно рухнул в кресло. В следующую секунду его начало трясти. — Что банк?
— Массовый наплыв требований вернуть вклады, — ответил Цунь. — Если не удастся остановить этот поток, у нас не хватит средств расплатиться с клиентами.
— Черт бы побрал все это! — В мгновение ока перед мысленным взором Сойера пронеслись картины разрушения трудов всей его жизни, кропотливой и упорной работы, направленной на превращение “Сойер и сыновья” в один из крупнейших торговых домов на Дальнем Востоке. Во имя чего я пахал как проклятый столько лет?— вопрошал он себя. — Чтобы в конце концов все в один прекрасный день пошло прахом? О Боже, нет!
Сверкая глазами, он уставился на Цуня Три Клятвы.
— Может статься, что в течение одной недели мы лишимся и “Южноазиатской”, и “Общеазиатской”.
— Чума на всех наших врагов! — загремел Цунь. — Это означает, что мы потеряем контроль над Пак Ханмином и Камсангом. То есть случится то, чего, как предостерегал мой старший брат, мы не должны допустить ни в коем случае.
— Камсанг? — вскричал Сойер. — Во имя всего святого, кому какое дело до проекта, отстоящего от нас на шесть сотен миль, и о котором, к тому же, нам ровным счетом ничего не известно? Наши собственные компании могут пойти с молотка, вот о чем сейчас идет речь. Если операция, затеянная против “Общеазиатской”, окажется успешной, то это будет означать конец всему, ради чего мы работали столько лет. Ты понимаешь, почтенный Цунь? Всему!
— Ну и напугал же ты нас, юми-тори.Обладатель лука. Этот почетный титул присваивался лишь выдающимся воинам, в совершенстве владевшим этим древним оружием самураев. Кто мог обратиться к нему так?
— Микио-сан? — Кто мог знать, что он — киудзюцу сенсэй, кроме... — Это действительно ты? Он попытался привстать, чтобы лучше разглядеть склонившееся над ним лицо, и острая боль пронзила все тело.
— Тише, Джейк-сан, — услышал он умиротворяющий, почти нежный голос Микио. — Да, это я. Только, пожалуйста, перестань волноваться. Тебе здорово досталось.
— Ну, как?
Чьи-то руки легли ему на плечи, ласково, но настойчиво заставляя его снова лечь. Повернув голову, он увидел молодую женщину, скорее даже девушку, в оранжево-желтом кимоно.
Затем он снова перевел взгляд на Микио и почувствовал, что у него кружится голова.
— Я же сам видел, как ты погиб в кабинете. Я был там, когда твои враги выстрелили из “Бизона”. Я видел своими глазами, как взрывом твое тело разорвало на куски.
— Это тело и спасло тебе жизнь. — Микио Комото улыбался, глядя на Джейка, но под его улыбкой угадывалось плохо скрываемое напряжение. — Я пытался предостеречь тебя, Джейк-сан. Я хотел удержать тебя в стороне от всего этого. Однако я должен был действовать окольными путями, поскольку подозревал, что все мои связи прослеживаются врагами. Я сознательно не отвечал на твои звонки, надеясь, что ты поймешь всю серьезность ситуации и не станешь ничего предпринимать. Получив известие о твоем приезде, я приказал Качикачи отправить тебя обратно в Гонконг. В конце к