— Шаодай, ты ли это? — от этих его слов я невольно улыбнулся, вспомнив историю, которую он когда-то частенько мне повторял.
За горами, за лесами, за дощатыми мостами, где низины, и камни, и ядовитый туман, ползает, не видя солнца, чудесный зверь шаодай. Размером он меньше кошки, на спине носит панцирь вроде черепашьего, живёт тем, что поедает белый мох и прячется от гуйшэней, и не ведает сам, какой силой обладает. Но приходит срок, и малютка-шаодай засыпает на несколько лет — а просыпается крылатым драконом, властелином пяти стихий. Говорил ли я когда-нибудь «господину Белой Шляпе» о том, как меня смущает собственный рост? Откуда он мог знать, что однажды для меня наступит трёхлетний сон, после которого начнётся жизнь, совсем не похожая на прежнюю? И всё же, приходя в наш дом, он нет-нет, да говорил мне: «Помни, шаодай, крыло дракона закрывает солнце».
— Я уж думал, больше тебя не увижу. Раньше твой отец приглашал меня в гости, потом сам иногда проведывал, а нынче словно забыл. Уж не гневается ли за что?
На похоронах отца мне казалось, что о его смерти знает весь город. Возможно ли, что не знал Юань Мин? Впрочем, в его досье особо говорилось, что вот уже десять лет, как он не бывает на улице. Я почтительно поклонился и сказал, что отец три с лишним года как умер. Старик секунду выглядел потрясённым, затем сказал как будто самому себе:
— Да. Да… Так и произошло, — и добавил уже для меня: — Он сейчас, наверное, радуется, глядя на тебя. Ты стал очень на него похож, а судя по одеждам, успел себя проявить на гражданской службе. Но не путай успех с предназначением. В тебе остаются нераскрытые таланты.
Он жестом пригласил меня сесть. Конечно, было бы неуместно и подозрительно сейчас, вскоре после вылазки Лю Яньтая, заговаривать о прошлом и напоминать о Вэйминьском князе. Хватало и разговора на отвлечённую тему.
— Да есть ли те, кто раскрыл свои таланты полностью? — спросил я.
— Есть люди немногочисленных умений, и им, естественно, проще отточить их до совершенства.
— И всё-таки, — я непроизвольно вывел беседу в нужное мне русло, — кому, например, из художников, это удалось? Раскрылся ли великий Ло Вэйфань?
Господин Юань задумался.
— Мне трудно судить, — наконец произнёс он. — Возможно, если бы я жил во времена мастера Ло и был с ним знаком, ответ пришёл бы сам собою. Но сдаётся, что он был способен на большее. А вот, например, мой сосед Линь раскрылся, и блестяще! Не угодно ли посмотреть его работы?
Оставив недопитое вино, мы спустились к левому флигелю, на двери которого красовался вычурно стилизованный иероглиф «Линь». Юань Мин несколько раз окликнул соседа, но никто не ответил. Художник по своему обыкновению отправился бражничать с однофамильцами.
— Нестрашно, — сказал мой собеседник. — Давай просто пройдёмся.
И мы сделали круг по опоясывающим двор галереям. Всё это время «господин Белая Шляпа» хранил строгое молчание, а я, не решаясь задавать вопросы, поглядывал на него и не сразу обратил внимание на картины, развешанные по стенам галерей. Печати в углу указывали на авторство Отражённого Феникса, но я никак не мог отделаться от мысли, что всё это уже видел раньше — и у кого-то другого. Уроки истории искусств не прошли даром, и теперь я без труда угадывал фантастических птиц Ван Фу, парящих над водопадами Ло Вэйфаня, и конные процессии циньских полотен, выезжающие из яньских замков Хань Хао. Когда мы вернулись к двери с иероглифом, Юань Мин сказал, что я увидел достаточно, чтобы составить собственное мнение. Я набрался смелости и честно ответил, что мнение моё невысоко.
— Это потому, что ты искал талант, которого нет, и не оценивал того, который есть, — с тёплой улыбкой заметил господин Юань. — Ты, конечно, увидел, что в работах Линя отсутствуют собственные находки. Он копирует, но ты бы знал, как он копирует!
Линь Цзандэ обладал феноменальной памятью, уверенной рукой и превосходным чувством кисти. Беглого взгляда на чью-то картину — в цвете или монохроме — хватало ему, чтобы оставить в сознании её оттиск и разложить на мельчайшие линии, которые он впоследствии воспроизводил как бы механически — как музыкальный аппарат (я видел такой в бэйлунской коллекции Лю Эрфаня) воспроизводит мелодии, записанные на металлических пластинах. И как человеку, который извлекает звук из аппарата, не нужно его видеть или слышать — достаточно равномерно крутить ручку, — так мастеру Линю не требовалось смотреть на лист бумаги. Юань Мин не раз наблюдал, как он рисует в бельведере безлунной ночью без светильника и словно получает от этого особое удовольствие.
Последний элемент головоломки был найден, оставалось пристроить его на место. Я не знал художника лично, но за пару дней навёл о нём справки и выяснил, что человек он амбициозный и вспыльчивый, а как следствие неуживчивый и нелюбимый окружающими. Некоторые провозглашали его полной бездарностью, другие (чьё мнение для меня было особенно ценным) признавали за ним выдающийся талант копировальщика, но все единодушно говорили, что Линь Цзандэ — спесивый невежа, который попусту берётся шить своё из чужих лоскутков, а потом негодует, встречая укор вместо рукоплесканий. Впрочем, это не сильно его смущало. Считая, что настоящий мастер всегда гоним, он довольствовался обществом собутыльников, почитая их настоящими ценителями искусства, а прочих — бессмысленным отребьем.
Особую неприязнь к Линю питал мой школьный учитель по прозвищу Ядовитый Тан, слабый живописец, но изрядный знаток картин. Я подгадал время и встретился с Таном в чайной, а в разговоре невзначай обронил имя Линь Цзандэ. На меня тут же хлынул поток сомнительных острот относительно художника и его произведений. Дав учителю выговориться, я заговорщицки сказал, что придумал сыграть со старым фанфароном шутку и выставить его на посмешище. Глаза Ядовитого Тана заблестели:
— Отличная мысль! Не знаю, чем он и вам успел насолить, но проучить эту отражённую в луже курицу следовало давно! Я как-то могу вам помочь?
— Я устрою банкет и приглашу на него вас и других талантливых людей, а также Линя. Вы обяжете меня, если, затеяв с ним ссору, вызовете его на творческий поединок.
Тан заёрзал.
— Не волнуйтесь, ведь это только прелюдия, — успокоил его я. — Дуэль окончится для него бесславно, и я уже знаю, как всё устроить.
Учитель посмотрел на меня с сомнением и молча осушил две чашки подряд. Я рассмеялся:
— Бояться нечего! Он будет посрамлён навсегда и даже забудет называть себя художником! Впрочем, если вы опасаетесь или сомневаетесь во мне…
— Ну что вы! Я согласен! — ответил Тан и тоже рассмеялся.
Конечно, ему хотелось знать подробности моей затеи, но я дал понять, что они связаны с моим нынешним положением помощника префекта и затрагивают темы, о которых лучше молчать. Ядовитый Тан понятливо кивнул, и мне стало даже грустно видеть, на какое безумие даже убелённый сединами человек бывает готов ради злобы. Мы обговорили, что и как ему следует сказать и расстались — всё с тем же смехом.
В положенный срок я разослал приглашения дюжине человек и заказал лучший зал в ресторане господина Муна, что напротив гостиницы «Цветы востока». Этот, по сути, незначительный эпизод моего плана дорого бы мне обошёлся, но я знал, что Мун, глубоко уважавший моего отца, принципиально не станет брать с меня денег, кроме как за вина и закуски. После моего вступительного слова (даже не вспомню, какой чепухи я тогда наговорил, — кажется, похвастался грядущим приобретением великого шедевра и объявил, что теперь буду собирать этот кружок регулярно) собравшиеся повели неспешную беседу, в основном ненавязчиво нахваливая если не собственные работы, то темы, которым они посвящены.
Когда слово взял Линь Цзандэ, Ядовитый Тан улучил подходящий момент и весьма резко его оборвал, сказав, что в собрание творческих людей втесался кто-то лишний. Мастер Линь вскипел и высказался в духе того, что среди собравшихся искусство понимает только он один. Градус перепалки вырос стремительно. Кто-то очень удачно подбросил со стороны реплику о том, что Отражённый Феникс способен лишь копировать чужое, но не творить своё, и учитель Тан изящно завершил дебют заявлением о том, что и копировать его оппонент не умеет:
— Если хотите знать, даже я, ничтожный, делаю это лучше него.
Линь опешил, потрясённый такой наглостью. Не дожидаясь, пока он соберётся с мыслями, я понимающе сказал, что среди служителей искусства разногласия нередки, и предложил в нашем кругу улаживать их не горячими словами, но делом — например, путём состязания между ним и Таном. Послышался одобрительный гул, Ядовитый Тан энергично закивал, а мастер Линь, злобно оглядываясь по сторонам, спросил насчёт судей, имея в виду, должно быть, что достойных не видно. Я тут же ответил, что на правах хозяина готов судить сам, и выразил надежду на то, что моя честность не вызовет ни у кого сомнений. Наверное, пару месяцев назад я услышал бы в свой адрес немало колкостей, но сомневаться в помощнике префекта было себе дороже, и Линь почтительно склонил голову.
Мы тут же обговорили условия. Местом состязания была выбрана часовня Первоначал — изящная, пусть и заброшенная загородная деревянная постройка, которую я обязался в ближайшие дни привести в порядок. Поскольку дуэлянты на дух друг друга не переносили, я предложил им явиться не сразу, а друг за другом — в одно и то же время, но с разницей в один день. Чтобы итоги не зависели от знакомства художников с чужими картинами, я обещал предложить в качестве оригиналов собственные этюды: чёрно-белые пейзаж и портрет. Учитель Тан тут же пожелал рисовать не на ткани, а на бумаге, и не тушью, а чернилами, причём вслепую, и это предложение было принято, как и своевременная просьба Линя обойтись без свидетелей.
Пока плотники и маляры занимались часовней, я получил весточку из лаборатории: Ин Юэу подготовил для меня внушительный флакон невидимых чернил и объяснил, как ими пользоваться. Из интереса я сам попробовал написать тайное послание, должен сказать, получилось недурно — написанный вечером текст, потемнел только утром, а без контакта со светом и воздухом, по словам доктора Ина, мог оставаться совершенно невидимым несколько дней. В торговых рядах я приобрёл несколько одинаковых кистей и бутылочку чернил — теперь уже самых обычных. В качестве образца пейзажа сгодилось моё собственное подражание классикам. А за образцом портрета пришлось обратиться к префекту.