ющих. Если эта симпатия у него была. Сейчас, когда он оказался на Дуншане (а он ведь всё равно рано или поздно сюда бы дошёл, учитывая репутацию господина Чхве), достаточно было позволить ему обследовать префектуру, предусмотрительно отослав Су Вэйчжао и всех, кто мог помнить его лично. Лучше всего — в Цинбао.
Я ответил, что в поведении Бяня не было ничего, что бы меня насторожило; но, не питая иллюзий насчёт собственной интуиции, добавил, что полезным будет и мнение Кима, которого я находил человеком весьма проницательным.
Чхве улыбнулся и погладил усы:
— Да, у Кима я обязательно спрошу. А ты, стало быть, рисковал?
— Виноват, — сказал я с глубоким поклоном. — Если мой риск обернётся бедой, накажите меня! Но и великий небесный полководец Кунмин рисковал, когда открыл перед неприятелем городские ворота и встречал стопятидесятитысячное войско игрой на цитре. Да и наша стратагема с министром Шэном — дело небезопасное.
Префект расхохотался и смеялся достаточно долго. С него, кажется, даже сошла усталость, а взгляд посвежел.
— Кстати, спешу тебя обрадовать, — сказал он, утирая слёзы рукавом, — Шэн Янь успел рассмотреть твоё ходатайство, поданное через губернатора Ци, и во дворце уже объявили, что ярмаркам быть. Теперь яньский губернатор в возмущённом послании требует меня в Лиян для разъяснений. Негодует, подозревая, что я действовал в обход него.
— Вы, конечно, не можете нести ответственности за то, что в соседней области правитель не боится мыслить и действовать, а в нашей — страдает косноумием, да ещё и не следит за своим окружением, — ответил я, отпивая из чашки. — В Цанъюане о его беседе с И Мэнкуном знали и без нас. Разве что внимания могли не уделить. Впрочем, губернатору Тао впору радоваться, а не скрежетать зубами. Сосед сделал за него самую сложную часть работы, добившись принципиального высочайшего согласия на проведение ярмарок. Теперь достаточно убедить Сына Неба назначить место проведения в области Янь, а не Ци — и пожать урожай.
Господин Чхве сощурил глаза — верный признак того, что мысль ему понравилась, но требует доработки.
— Сегодня, мой мальчик, всё чаще получается так, что воля Сына Неба — это воля министра Шэна, а к нему Тао Ханьло опасается даже подступиться.
— Столичный двор всё же шире, чем усадьба императорского шурина, — возразил я. — Да и окружение последнего не монолитно — к нему можно найти подход. Наконец, и губернатор Тао может действовать не лично, а полагаясь на чьё-то посредство. Например, ваше.
Чхве хлопнул по столу:
— В хорошую же историю ты меня впутываешь!
— С вашей стороны это не более чем жест доброй воли. Вы можете сразу сказать Тао, что за результат не ручаетесь, он и за это будет вам благодарен. Но подумайте, насколько было бы лучше, если бы все нужные грузы пришли не на плоскогорье, а в Лиян. Или на Дуншань.
Префект кивнул и жестом пригласил меня продолжить мысль.
— В гостевой слободе есть люди, прежде служившие в Тайцзине. Некоторые имели там такую репутацию, что и сейчас одного их слова, сказанного нужному царедворцу, достаточно, чтобы привести в действие сложный столичный механизм принятия и изменения решений. Но выбирать, с кем говорить, и собственно говорить такой человек должен лично. Я мог бы сопроводить его до предместий Тайцзина и обратно. На всё ушло бы месяца полтора.
— Ты говоришь гипотетически или о ком-то конкретном?
— Я говорю о Юань Мине, чья биография частично мне известна.
Воцарилась тишина. Господин Чхве смотрел поверх моей головы, и я всё боялся вопроса о том, что́ именно мне известно и откуда. Но он так и не прозвучал.
— Юань Мин, наверное, подойдёт, — сказал наконец префект, переводя взгляд на меня. — Подожди, я напишу ему записку.
Он взялся за кисточку. Я как можно скромнее попросил составить распоряжение и трём Линям — об их переводе в Цинбао. Кроме них оставались ещё доктор Дяо и собственно Су, но первый был уже очень плох и страдал расстройством памяти, а с последним я не смел давать правителю рекомендаций.
— Ещё пару дней продержи Бяня у себя, потом представь его мне, — говорил господин Чхве по ходу письма. — Если он переселится в гостевую слободу, выходи с Юанем незамедлительно. Записку, пожалуйста, передай ему сам. От этого многое зависит.
Он положил её в конверт, запечатал его и передал мне. Я поклонился и вышел, решив, несмотря на раннее время, доставить конверт немедленно — чтобы после уже не оставлять без присмотра моего опасного гостя. До слободы я отправился пешком. Первое утро нового года было тихим и безлюдным. За всё время я увидел на улице только одного пешехода — высокая фигура в тёплом зимнем плаще двигалась передо мной шагах в пятидесяти, неизменно в том же направлении, что и я. Мне стало очень любопытно, кто же это. Человек шёл, не оборачиваясь. Миновал ворота, вошёл в слободу, выбрал ту же улицу, которая была нужна мне, поравнялся с домом, где жил Юань Мин, и зашёл внутрь.
Глава тридцатая. Отражённый Феникс завершает портрет, молодой чиновник получает вышитый оберег
Мне открыли не сразу. Пока я ждал, время от времени терзая дверное кольцо, пошёл снег. Наконец хмурый и заспанный слуга приотворил створку ворот. Он уже — по лицу было видно — собирался выбранить раннего визитёра, но, увидев на пороге чиновника, согнулся в поклоне. Я благожелательно поздравил его и спросил, проснулись ли уже обитатели дома.
— Старикам что праздник, что будний день, — заплетающимся языком сказал привратник. — Они до рассвета на ногах. Это я, ничтожный, прикорнул.
— А кто заходил только что, передо мной? — продолжил я уже в переднем дворике.
Привратник посмотрел на меня пустыми, недоуменными глазами:
— Да разве же кто заходил? Спал же я, говорю… От вашего стука только и проснулся. А что-то случилось? Я сейчас всё обыщу!
— Нет, не нужно, — ответил я.
На инее брусчатки взгляд выхватил три уверенных линии следов — они ещё не успели скрыться под хлопьями снега или пострадать от шаркающей походки привратника. Одна — от гостиной до ворот, поверх — две от ворот до гостиной. Кто-то ждал человека, пришедшего до меня, и только что открыл ему изнутри. Но усилием воли я отогнал от себя неприятные мысли: из-за Бянь Мэнцая восприятие обострялось, всё неизвестное казалось подозрительным, но навязывать свою мнительность другим… «Если уж очень хочется познакомиться с этим гостем, — усмехнулся я про себя, — он сейчас наверняка сидит в гостиной».
В гостиной было пусто. Из боковой комнатки выпорхнул лакей и, принимая мой плащ, прощебетал: «Счастливое предзнаменование в новом году, благородный господин! Первый посетитель в новом году — сам помощник префекта!» Других гостей не видел и он. Вернее, не слышал их прихода. Следов на полу не было — его мыли буквально минуту назад.
Спросив о Юань Мине и получив ответ, что он уже позавтракал и читает у себя в комнате, я прошёл во внутренний двор. На «горе бессмертных», как и в мои прошлые визиты, медитировали старики, словно вовсе никуда не уходили. Их не стесняли ни холод, ни снег. Некоторых запорошило по пояс — и они сами напоминали тех истуканов, рядом с которыми сидели. В бельведере на вершине, кажется, кто-то был, но я, конечно, не стал подниматься. Я пришёл к Юань Мину.
В детстве мне попадался редкий нынче сборник остроумных новелл «Две тетради, спрятанные в рукавах». В первой истории судейский чиновник рассказывает знакомцу-даосу о поимке опасного грабителя и сетует: первое серьёзное дело в жизни ему довелось раскрыть, бесцельно шатаясь по городу — нужные улики сами попадались на глаза, нужные люди оказывались там, куда его несли ноги, и давали признательные показания, только слегка поднажми. «Неужто в этом и есть моя метода? — вопрошает сыщик, не иначе как в подпитии. — Неужто я не деятель, а лишь послушное орудие в руках судьбы?» По прошествии времени я мог удовлетворённо сказать о себе: я не орудие — по крайней мере не послушное. Судьба тыкала меня носом в улики, приводила туда, куда нужно, но я упрямо смотрел в другую сторону.
Встреча с Юань Мином длилась недолго. Он молча прочёл письмо префекта — дважды — и тяжело вздохнул:
— Как трудно бежать наперегонки с прошлым. И в глубокой старости и забвении, когда всё, чем ты можешь дорожить в жизни, — это покой, — оно является, чтобы забрать это последнее.
Фальшивые слова обжигали горло, но я деликатно сказал, что если путь до столицы вызывает у него серьёзные опасения, можно попросить дуншаньского правителя изменить решение. «Господин Белая Шляпа» только улыбнулся:
— Может ли путь вызывать опасения? Нет, опасения вызывает его отсутствие, — он посмотрел мне в глаза. — Но если ты, как пишет господин префект, станешь моим провожатым, то рискуешь упустить областные экзамены, а такая возможность выпадает раз в три года. Подумай, в следующем году ты мог бы встретиться с Сыном Неба!
— Следует ли стремиться в девять министерств, ведь пользу государю и народу можно принести и в родном краю!
Юань Мин ещё раз улыбнулся:
— Ты совсем как твой отец, малютка шаодай. Но трудно будет остаться в норке, когда за спиной у тебя расправятся крылья.
И на этом беседа завершилась.
Когда я вновь проходил гостиную, там сидел Линь Цзандэ. Мы поприветствовали друг друга.
— Сосватал меня вам этот глупый поэт! — произнёс он с напускным недовольством. — Скажите на милость, какой из меня декоратор? Моё призвание — писать полотна, а не оформлять интерьеры!
— Но ведь и взлёт великого Ван Фу начался с росписи княжеских покоев, — возразил я.
— Взлетать мне не нужно, полёт продолжается уж давно! И разве так велик Ван Фу? И разве княжеский дворец мне предстоит? — сказал Линь, но, наверное, понял, что получается грубость, скидку на которую сложно сделать даже с учётом его скверного характера. — Но не подумайте, что такая работа мне слишком трудна. Вы заказываете орнамент, и наша встреча как нельзя к месту. Я нарисую несколько эскизов, определите, который вам ближе.