Мы наблюдали тренировку на площади перед губернаторским дворцом в Лу. В центре под знамёнами области — двухъярусный дощатый помост. На верхней квадратной площадке (примерно десять на десять шагов и на высоте человеческого роста) — наставник в роскошном просторном облачении небесно-голубого цвета и с длинным мечом в руках. Даже издали можно убедиться: это прекрасно сбалансированный древний клинок, настоящее фамильное сокровище. На нижней площадке, втрое больше и вполовину ниже, восемь лучших учеников в практичной тёмно-серой одежде для фехтования и со скромными рядовыми рапирами. Внизу у помоста ещё человек тридцать, снаряжённые так же. И все как один повторяют движения мастера-наставника, словно превратившись в тридцать восемь его теней: выпады, блоки, обманные манёвры, стремительные атаки, осторожные отступления и картинные статичные позы, о которые словно разбивается время. Чуть поодаль, ближе к зданию дворца, тучный барабанщик отбивает ритм. А вокруг натянуты широкие цветные ленты с крупной надписью: «Школа огненного натиска», — огораживающие место тренировок.
Я всегда был падок на подобные зрелища — пускай оружием, как уже говорил, владел далеко не блестяще, — и в этот раз, пробившись к ограждению, смотрел на завораживающий танец с клинками. И несколько смутился, когда, обернувшись к Юань Мину, увидел на его лице не одобрение и интерес, как накануне на площади в Дайча, а грустный укор. В первом же переулке «господин Белая Шляпа» дал мне ответ на незаданный вопрос:
— Всё это как ядовитая пилюля в сладкой оболочке, и принимает её, прежде всего, государство. Подумать только! Какое мастерство преподаётся? Мастерство сдавать экзамен — не более того. Движения наставника филигранны, но там, где он выступает за очерченные рамки, разом возникают ошибки. Он словно не понимает оружия, не понимает боя. Он учит красиво открывать дверь, но не входит в комнату — и лишает других возможности туда войти. И что же мы получим в итоге? Кольчугу о тысяче изъянов.
Я обогнал его на пару шагов и, развернувшись, с двукратным поклоном попросил обучить меня фехтованию. Не знаю, на что я сам рассчитывал в этот момент: подобную науку не осилишь за короткое путешествие, а с господином Юанем я планировал расстаться у Вэйминьского князя, — но ответ моего спутника показался мне ещё более странным и непоследовательным, чем собственные мысли:
— Уволь меня вновь прикасаться к оружию, шаодай. В Дайча пришлось спасать наши жизни, но я не хочу снова дразнить чудовище.
На этом разговор оборвался, и я подавил в себе любопытство, чтобы тут же не пуститься выпытывать объяснения. Было ясно, что это обрывок некоей истории из прошлого, но вопросы в лоб скорее помешали бы что-то узнать. Вспомнив разбойничьи поэмы Пао-цзы, я поначалу предположил, что в странствиях по горной стране господин Юань при трагическом стечении обстоятельств совершил убийство, после которого поклялся не брать в руки меча. Но в следующие несколько дней из окольных бесед и дальнейших событий удалось сложить совершенно иную картину. Доподлинно установить, насколько моя версия верна, я не смог — спросить «господина Белую Шляпу» напрямую не хватило духу, — но всё-таки изложу её здесь: кое-что так, наверное, будет проще понять.
Удивительная проницательность и рассудительность сочетались в Юань Мине со слепой верой в предначертание. Чем больше мы общались, тем увереннее я становился в том, что до бегства из Тайцзина он практиковал физиогномику. Чтением по лицам в горной стране занимаются многие, но одно дело площадные гадатели на том же Дуншане, и совсем другое — скажем, прославленный мастер Жуань Би, предсказавший возвышение пятилетнему Чжэ Фацзюэ, сыну провинциального смотрителя мостов. В жизнеописаниях великих людей то и дело видишь эпизоды встреч со знатоками лиц и характеров, чьи пророчества сбываются с завидным постоянством. При первых императорах им ещё приходилось держать оборону от скептиков, но трактат «Облики достойных людей» за авторством государя Возвышенного положил конец всякой полемике, и физиогномика заняла прочное место в системе классических учений.
Недовольство интеллигенции, впрочем, оставалось. По горной стране давно гуляет анекдот о том, что Первый Лидер внешне совершенно не соответствовал критериям «Обликов» — и после выхода трактата его скульптуру из столичного храма Державных Имён отдали на «реставрацию», которая наделила основателя династии широкими скулами, высоким лбом и огромными ушами. Какой-то острослов пустил в народ четверостишие, за которое, говорят, когда-то клеймили и лишали языка:
Где твой отец недоглядел,
Там удружил тебе сыночек:
Не знающий масштаба дел
Оценит по размеру мочек.
Впрочем, над упомянутыми площадными гадателями просвещённые мужи продолжали безнаказанно смеяться, но обвиняли их теперь не в лженауке, а в профанации. Учёные же физиогномисты крепко обосновались в министерстве гражданских назначений (да и вообще, наверное, в каждом министерстве), и о тех, кто засиделся в нижних чинах, не то в шутку, не то всерьёз говорили: «Имел бы третий ранг, да усы подвели».
Возможно, именно неодобрительная характеристика, данная какому-нибудь отпрыску влиятельной фамилии, и послужила причиной бегства Юань Мина из столицы. Вместе с ним Тайцзин покинул его друг, также искусный фехтовальщик, собственно, предложивший искать убежища на северо-востоке, в области Янь.
В лесах близ Луаньху они вдвоём перебили барсов-людоедов и на несколько дней вопреки собственным желаниям задержались там в качестве почётных гостей. На волне ликования в деревне вспомнили о старухе-«провидице», которая за полгода до того предсказала появление двух героев, и, конечно, господин Юань не мог с ней не встретиться. Женщина, на тот момент уже слепая, произвела на него сильное впечатление. Ещё сильнее впечатлили героя слова о том, что ему уготована смерть от собственного клинка, и на первом же мосту после Циской дуги его великолепный чуский меч полетел в пропасть — вдвойне тяжёлое расставание, ведь это был подарок друга. С тех самых пор у «господина Белой Шляпы» не было своего клинка. Случайно взятая в руки моя рапира, конечно, таковым не считалась.
Касаясь в своих ответах событий того времени, Юань Мин становился пасмурным, тревожным, но это настроение быстро проходило. Облекая давние воспоминания в слова, он отпускал их на волю. Как, может быть, и я сейчас отпускаю на волю собственные тяжёлые воспоминания, записывая их ровными столбцами на тетрадных листах.
Наш путь лежал в вэйский городок Аньи, расположенный напротив северных ворот Тайцзина. Это место как нельзя лучше подходило моим дальнейшим планам, и я внутренне радовался тому, что господин Юань выбрал его сам. На время областных (и тем более столичных) экзаменов жизнь в Аньи становится особо оживлённой: здесь можно увидеть студентов и чиновников со всего севера. Тут как тут и наивные книготорговцы со сборниками «золотых сочинений» и канонами в кратком изложении, но ведь учёных господ интересует совсем другое! Гостиницы и рестораны Аньи — традиционное место встречи неприкаянных талантов и знатных столичных персон, прибывающих инкогнито, чтобы найти отчаянных людей для негласных поручений. Подобный поиск покровителя — лотерея почище государственного отбора, но иные питают к ней большее доверие. Вот и ресторан «Ветер добродетели», куда мы с Юань Мином зашли на следующий день после прибытия в Аньи, кишел образованными юношами, которые, сдвинув столы, бражничали, заигрывали с певицами, читали друг другу стихи, возвышенные и не очень, — словом, занимались всем, кроме подготовки к экзаменам, ожидая, что с минуты на минуту в двери войдёт поверенный кого-нибудь из императорской семьи или девяти министерств и предложит им работу. Подобное, по слухам, действительно бывало, причём «на днях», но когда и с кем именно — никто не знал.
Мы отыскали в уголке крошечный столик на два места, и сели друг напротив друга. К нам тут же подскочил половой и со значительной миной спросил, что́ нам будет угодно. Полагаю, здесь в это вкладывали особый смысл: можно было попросить и жареную утку, и толкового человека, который не будет задавать лишних вопросов. И основной доход пронырливого слуги наверняка составляли как раз «чаевые» за возможную своевременную рекомендацию. Ползала тут же бросила взгляд в нашу сторону, но мы заказали всего лишь вина и блюдо закусок.
— Ну что, шаодай, — с улыбкой сказал «господин Белая Шляпа», — по-прежнему не жалеешь, что отказал себе в возможности в этом году сдать областной экзамен? Тебе бы сейчас быть поближе к Лияну, а не по соседству с этими шалопаями.
— Ничего, хороший охотник подобьёт журавля и с собственной крыши — улыбнулся я в ответ. — Может, и мне перепадёт удача.
До нас донеслись обрывки оживлённой беседы о Босоногом Лане и баламутах юго-запада. Ещё немного, подумал я, и императорский шурин, не дотерпев до ярмарки, начнёт кровавую чистку — и, возможно, по всей стране, потому что сторонники Лань Нэймяо теперь просыпались даже в центральных областях. Сетовать на беззаконие и на то, что «государство сбилось с пути», вошло у интеллигенции в хороший тон.
— Слышали? — басил кто-то из бражников. — В ханьском Уцине средь бела дня на площади зарезали чиновника четвёртого ранга, потом убийца бросил в небо верёвочную лестницу, на глазах у изумлённой публики забрался на облако и исчез. До чего дошли! Полное презрение к законам мироздания!
Его собутыльник, статный красавец с великолепными завитыми усами, подняв кубок, провозгласил:
Тревога и тоска обвили изголовье,
Глумятся над страной лихие времена.
На улице темно, лишь в лужах свежей крови
Насмешливо блестит Лазурная луна.
Крамольные стихи утонули в рукоплесканиях, и в этот момент почти никто не заметил, как в двери прошёл толстячок лет пятидесяти в неброском светло-сером халате, который уместно смотрелся бы на сельском писаре или учителе, — и, не проходя в общий зал, сразу отправился на верхнюю галерею.