Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате — страница 65 из 85

— Подайте монетку, сударь! На удачу на экзаменах! — проблеял за моей спиной сидящий у входа сгорбленный оборванец.

Я бросил ему фэнь, и тут сморщенная рука попрошайки удивительно крепко вцепилась в мою:

— Может быть, щедрый сударь, вы меня и обедом накормите? — из-под грязной соломенной шляпы на меня смотрело перемазанное сажей и грязью лицо господина Юаня.

— Ну, что ж, пойдём, старый дармоед, — ответил я, стараясь не улыбнуться. — На удачу в экзаменах.

Задавать вопросы тут же я поостерёгся, но через некоторое время всё-таки спросил, к чему этот маскарад, зашифрованные сообщения в букетах и встреча за городскими стенами.

— Не удивляюсь, что вчера, напившись, ты ничего не заметил, — произнёс Юань Мин. — Но сегодня мог бы и протереть глаза. Ведь за тобой следят, причём весьма топорно.

— Кто?

— Судя по повадкам, ребята из министерства столичной безопасности, но ручаться бы я не стал. Скажи, в гостинице у тебя осталось много вещей?

— Ну, кое-что… Смена одежды, веер, кое-какие деньги. Ну, и ваши фрукты.

— Прекрасно. Тогда они могут решить, что ты ещё вернёшься.

— А я не вернусь?

— Конечно, нет. Наша коляска через четверть часа отбывает в Девять областей от постоялого двора «Сверчок и цитра». Места оплачены.

Неожиданный выпад под стать мастеру фехтования. В то время как я, образно выражаясь, пытался уместить на одной странице старые планы и новые обстоятельства, мой мудрый спутник (что ещё не укрылось от него, кроме слежки?) попросту перевернул страницу и представил мне девственный чистый лист, свободный от лишних обременений. Я понимал: достаточно одного шага назад — и я лишусь этого листа, и вернусь к своей Фее Северных Созвездий, утону в её объятиях, слежках и интригах, не имеющих ко мне совершенно никакого отношения…

У ворот постоялого двора мы столкнулись с отъезжающей повозкой. Я задержал возничего — хмурого крестьянина лет сорока — и спросил, куда он направляется.

— Юйкоу. И уже опаздываю, сударь! — сказал он, опасливо косясь на Юань Мина.

— Возьмёшь двух попутных? — спросил я, бросая ему связку монет.

— Ну… хорошо, — ответил крестьянин. — Но за этого бродягу, сударь, отвечаете сами. Ежели в пути что умыкнёт, спрос будет с вас.

Мы без разговоров сели и поехали действительно очень быстро. Даже если соглядатаи Шэн Яня следили за мною до сих пор, они едва ли могли бы так просто нас нагнать. Возничий, поначалу поглядывавший через плечо, в скором времени, кажется, успокоился на наш счёт и даже предложил нам рисовых лепёшек. Когда очертания города остались далеко позади, на меня вновь нахлынули невесёлые мысли. Юань Мин, напротив, был веселее обычного, и я даже услышал, как он напевает себе под нос. Это были строки со стен гостевой слободы:

Грозы весенние — гимны любви. Строками ветер зовёшь:

Пламя лампады, как розу, сорви и пронеси через дождь.

Впервые я слышал, чтобы это исполнялось как песня. «Господин Белая Шляпа» (хотя теперь его шляпа была отнюдь не белой) поймал мой взгляд и в который раз улыбнулся:

— Это поэма администратора Ли. А за основу взята известная вэйская пьеса «Огонёк над пропастью». Она, кажется, даже входит в школьную программу.

И он напевно привёл один из параллельных фрагментов «Огонька»:

Даром, что лютая буря рычит, ветер врывается в дом.

Песня родится при свете свечи, песня о друге моём.

Да, мотив был очень похож, как и образы, но по смыслу завершение звучало иначе, да и мелодия уходила не туда, хотя и казалась при этом знакомой, о чём я не преминул сказать своему учёному собеседнику.

— Ты почти не ошибся. Вот только знакома она тебе едва ли. Господин Ли сумел соединить, казалось бы, несоединимое. Завершение двустишия — из редчайшей в наше время «Элегии Чуской поймы». Когда-то с этой песней вот так же, налегке, с котомкой и в оборванном плаще, я покидал столицу.

Почувствовав, что настал мой черёд удивлять, я тут же исполнил слышанную от Мэйлинь элегию с начала до конца. Юань Мин расхохотался:

— В очередной раз ты утираешь мне нос, шаодай. Готов поспорить, до драконовых крыльев осталось совсем немного!

Кажется, лучшего момента и ждать было нечего. И, мысленно скользнув в минувший день — нет, намного дальше, в минувший год! — я подцепил старую нить, которая прочно лишала меня призрачных «крыльев» и туго привязывала к железному колесу своих и чужих стратагем.

— Очень рад, что вы опять заговорили о прошлом, — произнёс я. — Не будете возражать, если по пути в Янь мы сделаем крюк и посетим одного знакомого моего отца? Он уже давно прислал мне приглашение, и, если я не загляну сейчас, другого раза может не представиться.

— Надеюсь, на этот раз обойдётся без лишних драк, — добродушно бросил Юань Мин.

И, глядя вдаль, продолжил песню. Я и сейчас, кажется, слышу его тихий голос:

Колокол дрогнет на пике Босу — слышит его Цзяоли.

Дрогнет сердечко любимой моей — слышу на крае земли…

Глава тридцать шестая. Звёздная Цитра меняет хозяина, Вэйминьский князь сокрушается об ошибке прошлого

Не доезжая Юйкоу, мы сошли на почтовой станции и наняли коляску до Баопина. Всё это время я опасался, что мой спутник запротестует и откажется следовать со мной. Я очень хорошо помнил ответ мастера Шангуаня, о котором говорил поверенный Вэйминьского князя: учитель не хочет покидать Дуншань и ехать к ученику — и, возможно, второго не хочет больше, чем первого. Но, к моему успокоению, даже когда стало ясно, куда я намерен отправиться, господин Юань не протестовал и вообще воспринимал всё с необычайной лёгкостью и живым интересом.

Поместье Баопин, расположенное в лесистой местности в сердце Вэй, полушёпотом называли «малой столицей». Стены, башенки и въездные ворота казались точной копией столичных, так что, завидев их издалека, я начал тереть глаза и озираться по сторонам, полагая, что сплю — или, что хуже, коварный кучер подкуплен и везёт нас в Тайцзин.

— Красиво, — одобрительно произнёс Юань Мин, поглаживая бороду. На станции он как следует умылся, сменил шляпу и платье и вернул себе благообразный вид.

— Красиво, — отозвался кучер. — Вы, что же, в первый раз в этих местах? Да уж, наш князь-благодетель постарался, построил настоящую крепость. А внутри-то какое загляденье!

За прочными и высокими стенами, под стать военным укреплениям, на разных уровнях располагались сотни построек в разных стилях — и бесконечность галерей, лестниц, мостков и арок. Приглядевшись, понимаешь, что сады и дворики, не похожие один на другой, символизируют провинции горной страны, а центральная часть — так называемый «внутренний город» — не что иное, как ещё одна, меньшая копия Тайцзина. Устрой себе такую резиденцию кто-нибудь другой, непременно поплатился бы жизнью как бунтарь, посягнувший на императорское величие. Но репутация Цзи Фэйаня и безоговорочное доверие к нему Сына Неба надёжно оберегали от всяких подозрений.

Словоохотливый кучер поведал, что раньше Баопином называлась деревушка, стоявшая на этом месте, но лет десять назад деревенские мальчишки-пастухи наткнулись здесь на целый лабиринт нерукотворных подземных туннелей, а уже через неделю Вэйминьский князь выкупил здешние земли под имение, построил усадьбу и разбил вокруг заповедники. Говорят, привлекли его именно пресловутые туннели, превращающие Баопин в идеальную крепость. От проникновения извне в них устроили ловушки, и тут уж фантазия рассказчиков постаралась, выдумывая самые жуткие и изощрённые механизмы для устрашения и убийства непрошеных гостей.

— Местное ворьё пыталось было пробраться в поместье понизу, да в живых потом никого не видели. А красные ворота, судари, хоть и гостеприимны, открываются не для всякого.

В сложившихся обстоятельствах я, разумеется, считал неуместным заранее известить князя о своём визите, опасаясь, что любое отправленное письмо непременно выйдет мне боком и будет свидетельствовать против меня. На почтовой станции я раздобыл плотный лист бумаги и кое-как состряпал треугольную визитную карточку, которую по прибытии вручил чопорному привратнику. Мы прождали у входа без малого полчаса, и мне постоянно казалось, что вот-вот с той стороны, откуда мы прибыли, поднимутся клубы пыли и покажутся всадники, посланные для нашей поимки. По дороге до Баопина нам попадались крестьянские хозяйства, но в целом места здесь были не людные. Наконец привратник появился вновь:

— Прошу вас, господа, высокородный князь вас примет.

В переднем дворике ожидали двое слуг с воинским сложением и выправкой. Вместе с ними мы миновали массивную тройную арку, украшенную горельефами столичных химер и драконов и цитатами из классических од, и через «Дворик Южного ветра» прошли к стоящему на возвышении двухэтажному гостевому павильону в «шуской» части имения. Табличка над входом гласила: «Приют талантливых единомышленников», — и в контексте брожений среди интеллигенции юго-запада я невольно начал искать крамольные смыслы. Внутри нас встретили ещё двое слуг, всё так же напоминающие солдат, они любезно предложили нам места за невысоким квадратным столиком и налили чай, после чего вместе с провожатыми встали караулом у входа — с внешней и внутренней стороны.

Лицо Юань Мина оставалось совершенно безоблачным. Мы молча наслаждались ароматным напитком и изучали глазами внутреннее убранство. Слово «талантливый» в названии павильона уже настраивало на определённый лад, и вполне ожидаемо вдоль стен шли стеллажи с книгами, стойки с разнообразными музыкальными инструментами и великолепные полотна. Некоторые картины я помнил по истории искусств — Ядовитый Тан не скупился приносить на уроки репродукции, — а сейчас у меня возникало стойкое ощущение, что передо мной не очередные копии, а оригиналы. Павильон был спланирован и поставлен таким образом, что даже без дополнительного освещения лучи солнца в определённое время суток освещали ту или иную работу ве