— Не может быть, — сдавленно произнёс он, опуская рапиру. — Мой клинок. Всё кончено.
И сразу рухнул, пронзённый насквозь.
— Вы все, все ответите мне за гибель Вана! — прогремел разбойник и занёс меч теперь уже надо мной.
Я тоже узнал это роковое оружие — как и его владельца. Передо мною был незадачливый юский купец Хуан Чжэлу, а в руке он держал драгоценный отцовский меч, выкупленный мной у достопочтенного Му. Был ли он тем самым клинком, который когда-то принадлежал Юань Мину и побывал в тумане, или просто оказался на него похож, я не знал. Но если бы не этот меч, в ту страшную ночь всё было бы совсем по-другому.
Откуда только нашлись во мне силы на хладнокровный и чуть презрительный тон!
— Когда-то в Ю, Хуан Чжэлу, ты клялся служить мне как старшему брату. Достойная же служба! В тот раз ты просто сбежал, теперь убил дорогого мне человека и хочешь убить меня самого — тем самым мечом, который я помог тебе вернуть!
Разбойник опешил и несколько мгновений тупо моргал. Потом бросился бить поклоны:
— Высокочтимый брат, я узнал вас только сейчас и заслуживаю сотни смертей!
Это была правда, но я слишком хорошо понимал, что происходит, чтобы так дёшево разменять его жизнь.
— Нет. Если ты хочешь искупить свою вину, ты должен вывести нас из Баопина.
Я перевёл взгляд на Юань Мина и вдруг понял, что он тихо смеётся. Это звучало особенно отчётливо в наступившей тишине.
— Не утруждайся, шаодай, меня не спасти. А тело и так сгорит…
Я сел на пол и теперь держал его голову на коленях. Что только что произошло на моих глазах? Что погубило несчастного Юань Мина: моё проклятое решение посетить Баопин или пресловутый предначертанный лабиринт, в который его поместила судьба… или он сам? Старик вложил рапиру мне в руку и прошептал:
— Бестолковое оружие… Попроси, пусть он даст тебе другое.
— Кто? — спросил я, глотая слёзы.
— Шангуань Эньвэй… — выдохнул господин Юань.
Он был мёртв.
Хуан Чжэлу молча бросил светильник на пол и, подхватив с пола мои сумки, вывел меня во двор. Собравшись с мыслями, я направился к той самой беседке, где совсем недавно слушал извинения и рассказ Вэйминьского князя. Языки пламени виднелись повсюду. Казалось, Баопин подожгли с четырёх концов. На западе мелькали какие-то фигуры, но кто это был — охрана или разбойники — я не понимал. Подняв глаза, я увидел в небе большую крылатую стаю и сразу узнал гуйшэней. Как они оказались здесь, вдали от ущелий и от тумана? Я уже писал о том, что огонь и численное превосходство пугают этих чудовищ, но сейчас мы с Хуаном представляли собой лакомую добычу. Сделав круг над нами, стая ринулась вниз.
Мы успели добежать до беседки. Хуан возвышался надо мною, защищая от гуйшэней; я склонился над декорированным полом и пытался понять, где и как открывается секретный лаз. Днём это, вероятно, было бы проще, но теперь в моём распоряжении был только фонарь. Пол представлял собой деревянную мозаику, собранную из множества раскрашенных кусочков неправильной формы, но при кажущемся хаосе можно было отыскать закономерности. Так, ближе к углам отдельные элементы образовывали небольшие розетки, которые при определённом усилии поворачивались вокруг своей оси. Один такой поворот случайно дал мне сочетание внешних и внутренних чёрточек, соответствующее иероглифу «Шан» — «верхний». Нет, в иных условиях я, конечно, не нашёл бы правильного ключа. Но последние, странные слова Юань Мина, «яньский дворик» и проникновенная история из уст Вэйминьского князя сейчас сходились в одной точке. И когда я нащупал вторую розетку, я знал, что ищу знак «Гуань».
Пароль правой руки — «Шангуань Эньвэй». Пароль левой — имя моего отца. Ключ был собран. Но ничего не происходило.
В голову пришла мысль, что нужные инструкции мог иметь при себе убитый Ваном воин князя, но вновь бежать сейчас через двор я боялся. Повсюду бесновались чудовища, но крыша и столбы беседки служили хоть какой-то защитой: мы всё-таки были не на открытом месте, и их излюбленная тактика работала плохо. Хуан Чжэлу мастерски отбивал атаки; впрочем, несколько раз гуйшэни оказывались внутри, и мне тоже приходилось орудовать тростью и рапирой. Но больше этих, крылатых противников, я сейчас опасался бескрылых. Что если с минуты на минуту объявятся бандиты, штурмующие Баопин? Чего в таком случае мне ждать от своего разбойного побратима?
Проходя мозаику раз за разом, я вдруг заметил большой центральный диск, на который отчего-то не обращал внимания. Глаза очертили круг, и я нашёл последние, недостающие знаки: «Дуншань». Диск сделал поворот и, щёлкнув, выскочил наружу. Под ним была решётка, а ниже — чёрный провал. При свете фонаря я увидел железные скобы уходящей вниз лестницы.
— Бегите, старший брат! — проревел Хуан Чжэлу, вырывая решётку своими огромными ручищами. — Бегите и простите меня за причинённое вам горе!
— Хочешь остаться для грабежа и предоставить меня подземным ловушкам да вашим громилам на том конце? — недовольно спросил я, спускаясь вниз.
Несколько секунд паузы. Хуан с остервенением отбросил новую волну гуйшэней и крикнул мне:
— Бегите, я следую за вами!
Я бросил последний взгляд на флигель, где оставалось тело Юань Мина. Огонь лизал стены и уже облюбовывал галерею.
Глава тридцать восьмая. Подземный путь выводит к засаде, трость мастера Сюя выпускает последнюю стрелу
— Мудрость старшего брата глубока, как ущелья Трёх Ветров! — произнёс Хуан Чжэлу, когда спуск был окончен и вместо железных скоб под ногами оказался твёрдый камень. — Останься я наверху, не дожить мне до подкрепления.
Колодец, в который мы спускались, был слишком глубок и узок, и гуйшэни, конечно, сразу потеряли к нам интерес, тем более что Хуан постоянно держал над головою факел. Теперь же мы оказались в просторной пещере, где можно было идти безо всякой стеснённости в движениях.
— Вы заметили, кое-где напротив скоб в камне были отверстия? — спросил разбойник, разминая руки и ноги. — Держу пари, в них спрятаны железные шипы. При закрытом люке хватаешься за скобу — и тебе протыкают спину. Даже странно, что внизу ни одного трупа.
Примерно на этих его словах я чётко соотнёс его голос с тем, который слышал в Аньи. Конечно, это был он. Но задавать вопросы в лоб — к тому же здесь и сейчас — было немыслимо, и большей частью я просто молчал. Мы осторожно пошли вперёд.
Хуан Чжэлу вёл себя гораздо предупредительнее, чем в прошлом году, когда мы шли из Ю на Дуншань. Ещё в «яньском дворике», когда господин Юань уже понял, что на моём халате пятна краски, а не крови, я, израсходовав до конца один из флаконов мастера Сюя, сумел вывести её почти всю, но кое-где она оставалась, и Хуан, полагая, что я ранен, старался быть сразу повсюду: поддерживал меня, выискивал скрытые ловушки впереди и следил, не слышно ли сзади погони. Но при всём этом для меня, как и тогда, он был не братом, а убийцей. Убийцей, с которым приходится лукавить, чтобы вышел какой-то толк.
Проклятое лицемерие, пропитавшее теперь мою жизнь и ставшее тем сосудом, от которого гибнет содержимое — оно отравляло мою душу уже тогда, и много раньше, чем тогда. Я ввёл его в привычку и сам перестал это замечать! И когда, шагая по неровному дну пещеры, я старательно возвращал свой разум к смерти Юань Мина, полагая это благочестивым и правильным, я снова лукавил. От горьких мыслей о погибшем друге моего отца я быстро переходил к сладкому ощущению новой загадки, которую находил в его последних словах.
До сих пор полное имя мастера Шангуаня было мне неизвестно. Услышав о Шангуань Эньвэе, я решил, что это некий родственник великого фехтовальщика. Но шифр в беседке недвусмысленно указывал имена двух людей, которых Вэйминьский князь ищет на Дуншане. Стало быть, Эньвэй — личное имя пропавшего наставника Сына Неба.
Возможно, «дедушка Белая Шляпа» и не ответил на мой вопрос, а перед смертью просто назвал себя, тем более что это имя оказалось одним из нужных паролей. Я не удивился бы, узнав, что он приметил потайной замок ещё вечером, когда князь показывал нам дворик, и всё это время мысленно пытался его решить — может, даже не отдавая себе в том отчёта.
А если это всё-таки был ответ? Возможно, таким неуклюжим образом господин Юань завещал мне тот самый клинок, от которого погиб и который считал в действительности своим. «Пусть он даст тебе другое оружие». «Кто?» «Я».
А возможно… (От этой мысли становилось невыразимо горько!) Возможно, Юань Мин не был мастером Шангуанем и в последнюю секунду назвал мне имя человека, которого знали мы оба. Это было бы ужасно, ведь в таком случае визит в Баопин — устроенный мною, только чтобы познакомиться с князем и расположить его к себе, приведя к нему старого учителя и друга, — был бессмыслен. Юань Мин изначально не должен был находиться здесь и не должен был погибнуть.
Впрочем, бессмысленным теперь оказывалось всё. Поместье горело, а императорский дядя лежал при смерти. Я мог утешать себя только тем, что напоследок позволил Цзи Фэйаню в некоторой степени примириться с собой — покаянием и подарком, которые он символически адресовал моему отцу. Хорошо помню, как и в ту ночь, и чуть позже, обещал себе, если останусь в живых, разыскать потомков князя и вернуть им Звёздную Цитру — и таким образом тоже отчасти примириться с собой. Этим обещаниям не суждено было сбыться.
Наконец (и эта мысль пришла запоздало), я понял, что сегодня впервые убил человека.
Как-то, когда мне было одиннадцать, я сбежал в гостевую слободу послушать рассказы удальцов. Бао Бревно, чуть навеселе, бойко рассказывал о какой-то заварушке в кабаке: началась из-за пустяка, а закончилась неравным боем, в котором Бао, дескать, один стоял против десяти, но вышиб дух из каждого, а в довершение спалил кабак со всеми мертвецами.
— Брат Бао, — нерешительно спросил я, когда история подошла к концу. — А не страшно человека-то убивать?
Компания расхохоталась, но Бао сделал знак молчать и дружески обнял меня за плечи: