— Братец, ты бы знал, скольких подлецов я укокошил вот этими руками. Что же мне, бояться, что теперь их призраки за мной из тумана пожалуют? Не убивать должно быть страшно, а помирать. А удальцу — и помирать не страшно. Читал, что на ноже написано? «Навстречу смерти». То-то!
Мне не было страшно убивать. Я, как мне казалось, спасал Юань Мина и просто не успел испугаться. Страшно мне стало теперь. Фонарь в моей руке погас, и Хуан Чжэлу тут же подал мне факел, предусмотрительно снятый со стены в самом начале нашего подземного маршрута. Рыжие блики на неровных каменных стенах навевали воспоминания о пещере на севере Ци, где погиб Айго, и от этого на душе становилось вдвойне тяжело.
Пещера время от времени сужалась или расширялась, превращаясь из коридора в подземный зал, из которого не всегда легко было найти выход, но выход всегда был только один — обходилось без развилок. Помню, как на одном из участков Хуан замер, глядя на меня, и приложил палец к губам. Ступая почти неслышно, я поравнялся с ним и на последнем шаге почувствовал, что под моей ногой что-то с негромким звуком сдвинулось. Пещера еле слышно загудела. Честное слово, если бы я не вслушивался, то не заметил бы этого или списал бы на какое-то природное обстоятельство.
— Что происходит?
— Тихо, — ответил разбойник одними губами. — Ловушка.
На его лице был не страх, а любопытство. Прошло несколько секунд. Гудение резко усилилось, и там, где мы прошли совсем недавно, из пола стремительно поднялось несколько рядов высоких железных пик. Хуан подошёл к ним, посветил факелом, потом вернулся ко мне и сказал:
— Подтвердилось. Мы в относительной безопасности. Подземный ход спроектирован против тех, кто идёт снаружи. А мы движемся изнутри. Наступи вы на эту плиту по пути в Баопин, непременно оказались бы на вертеле. — На этих словах пики плавно ушли вниз, и я даже не смог бы разглядеть отверстия, из которых они появились. — Ловушки, буде вам угодно знать, высокочтимый брат, бывают мгновенного и отложенного действия. И местный инженер, на наше счастье, отдавал предпочтение вторым.
По большей части действительно так и получалось. Всех ловушек мы, конечно, не собрали, а иных сомнительных мест — таких как подозрительно приветливые площадки для отдыха со столами и сидениями, вырубленными прямо в скале, — попросту избегали, но за несколько часов под землёй моя (всегда именно моя) неосторожность неоднократно приводила в действие потайные механизмы, и за спиной у нас то и дело раздавался лязг или грохот. Поначалу при малейшем хрусте под ногами я застывал и напряжённо вслушивался, но вскоре расслабился и почти перестал обращать внимание на опасности.
Тогдашнюю легкомысленность жутко вспоминать. Однажды огромное лезвие-маятник, выскочив из стены, пронеслось на расстоянии вытянутой руки от моего затылка. В другой раз Хуан Чжэлу вовремя заметил под потолком ряд железных трубок и прижал меня к полу за мгновение до того, как над нами засвистели стрелы. А ближе к выходу я чуть не упал в обыкновенную волчью яму, кое-как прикрытую тростником и серым тряпьём. Обиднее всего — что, преодолев столь опасный путь без травм и потерь, я под конец поскользнулся на каменной лестнице и вывихнул мизинец на правой ноге, хотя поначалу даже не обратил на это внимания.
Слова Чжан Сугуна о том, что все выходы перекрыты, конечно, казались мне ложью. Я был уверен, что на поверхности нас никто не встретит. Но, когда каменная плита, за которой был выход, с шумом отошла в сторону, в пещеру проникли не только внешний свет и свежий воздух — впереди послышались человеческие голоса, кто-то крикнул: «Смотрите, я же говорил, что это там!»
Подземный ход вывел нас в длинный лесной овраг, дальний конец которого терялся в утренних сумерках. Вершина оврага была завалена валунами — именно там и находился наш выход. Напротив у скромного, едва заметного костерка расположились четверо в чёрных одеждах и масках. При виде нас они вскочили на ноги. У двоих появились в руках арбалеты, ещё один схватил с земли внушительную палицу, последний — вероятно, главный — требовательно спросил:
— Кто вы такие? Ну-ка, назовите себя!
— Свои, — шепнул, оборачиваясь ко мне, Хуан. Потом, освещая своё лицо факелом, крикнул: — Куай Крысолов, снимай повязку, я тебя узнал! Это я, Чжэлу Скворец!
Крысолов сдёрнул повязку на подбородок и сделал знак товарищам:
— Шатун, опусти дубину; Нун, Цзун, вольно! Не видите, это брат Скворец! — Осклабившись, он направился к моему спутнику, и разбойники заключили друг друга в объятья. — Не тебя мы караулим! С тобой тоже кто-то из наших? Чего вам в Баопине не хватило, что вы под землю полезли?
— Не поверишь, от гуйшэней спасались, — хохотнул Хуан. — А дальше — любопытно стало, куда этот ход приведёт. Но уж, наверное, успеем назад, за добычей?
Они стояли у самой пещеры, справа. Я, прислонившись спиной к валуну, встал чуть поодаль слева, откуда были видны и Скворец с Крысоловом, и трое у костерка. Сумерки и усталость не позволяли как следует их разглядеть, но казалось, что, несмотря на команду старшего, в них остаётся какая-то напряжённость. Я понимал, что, если теперь бандиты направятся к Баопину, мне, чтобы не вызывать подозрений, придётся следовать за ними, и дело добром не кончится. Но после всех ночных передряг меня одолевала сонливость, и при всей опасности положения я не находил в себе сил придумать, как из него выпутаться. Да и не стоило, на самом деле. Ситуация разрешилась сама собой, и весьма неожиданно.
— Не успеете, — сказал Крысолов. — Час назад поместье так полыхало, что пламя было отсюда заметно, а до него на юг не меньше двадцати ли будет. Что не досталось нашим, то уж сожгли.
— Ну, при делёжке мы свою долю стребуем, — сказал Хуан.
— Кто-нибудь за вами увязался, а, Скворец? Ждать ещё кого из этой ямы?
— Нет, я всё время внимательно слушал, мы были одни. Но ты проверять не суйся, уж больно опасно.
Куай снова осклабился и похлопал его по плечу, я почему-то, несмотря на сонливость, краем глаза следил за ним и сейчас заметил, что в ладони за спиной Хуана появился кинжал. Когда рука поднялась вновь, я успел криком предупредить спутника об опасности — и тот, увернувшись, одним резким броском отправил нападавшего в провал. Помня о крутизне и высоте каменной лестницы, могу предположить, что Крысолов сразу же погиб, проломив себе голову или хребет.
— Нун, давай! — крикнул один из арбалетчиков и вскинул оружие, через секунду у меня в груди уже торчала стрела. Без подарка мастера Сюя в эту ночь я уже дважды стал бы покойником. Можно было тут же ринуться в атаку — это, наверное, было бы эффектно, — но примерно тогда же дал о себе знать вывихнутый мизинец, и я почёл за благо просто сползти по валуну и застыть на земле.
— Брат!!! — истошно закричал Хуан Чжэлу и, к счастью, бросился не ко мне, а на троих в чёрном. — Теперь мне всё с вами ясно, крысиное отродье! Солнца вы сегодня не увидите!
Сам он пострадал больше моего: стрела попала в левое плечо, но мстителя это не смущало. Шатун и один из стрелков, кажется, Цзун, который отбросил первое оружие и теперь раскручивал «верёвочное копьё» (короткий гарпун на длинном и прочном шнуре), взяли его в тиски; третий — стало быть, Нун — прянул в мою сторону, чтобы вновь взвести арбалет и попутно осмотреть мой «труп».
Мастер Сюй сделал халат на славу. Уже четвёртая стрела угодила мне в область сердца, но «кровь» била, как в первый раз. Конечно, рана была бы смертельной. Нуна, похоже, интересовало не столько моё добро, сколько моя личность. Я следил за ним из-под полуопущенных век. Не задерживаясь на содержимом кошелька, он внимательно изучил моё лицо, оберег у пояса и чиновничью рапиру и, видимо, решил поискать документы за пазухой. Когда он склонился надо мной, я резко открыл глаза, изобразил самый безумный оскал и громко прохрипел: «Сердце за сердце!» Затем, словно раздирая собственную грудь, измазал руки краской и потянул к нему: «Сердце за сердце!»
Эта жуткая сцена пришла мне в голову словно сама собой. Кажется, что-то подобное я читал в мистических новеллах, но автора не припомню. Испуганный молодчик отпрянул и, вместо того чтобы ударить меня ножом, выпустил мне в грудь ещё одну стрелу. «Сердце за сердце!» — повторил я, приподнимаясь на локтях. Встать на ноги и тем более пуститься за ним вдогонку я бы уже не смог — стопа с вывихнутым мизинцем болела нещадно, — но это и не потребовалось.
«Цзянши!» — задыхаясь, крикнул Нун, попятился и хотел было броситься наутёк, но случайно наступил на тайную ловушку, приготовленную, наверное, для нас с Хуаном — вернее, для любого, кто мог бы появиться из тайного хода. Раздался хлопок — и вот уже мой испуганный противник болтается в шести локтях от земли, подвешенный в прочной сетке. Шатун обернулся на крик и сразу же получил смертельный удар. У Хуан Чжэлу оставался всего один противник, но тот владел своим страшным оружием блестяще, (гораздо лучше, чем арбалетом) и молниеносно менял дистанцию боя, не давая чускому клинку сделать ни одного удара.
Я подтянул к себе трость и, стараясь не привлекать внимания, установил последнюю стрелу — на этот раз обычную, без яда. Даже если мой выстрел не будет смертельным, врага достаточно отвлечь на пару секунд. Но как попасть по кружащей тени? Цзун ни мгновения не задерживался на одном месте, движения казались непредсказуемыми. Хуан, напротив, держал оборону статично, то и дело пропуская удары.
За время боя костёр успел погаснуть, а небо — посветлеть. Мой измотанный спутник едва стоял на ногах, а противник словно играл с ним в кошки-мышки: гарпун чаще проходил вскользь, нанося всё новые и новые раны, болезненные, но недостаточно тяжёлые, чтобы стать смертельными. Вот, вырванный «верёвочным копьём», звякнул о камни меч; вот шнур, как змея, обвился вокруг колена, и сам Хуан ничком упал на землю.
— Ну что, Скворушка, — Цзун сдёрнул повязку, — я легко мог бы убить тебя в бою. Но за смерть Куая заколю тебя, как свинью.