По пути Скворец разливался речами о мощи и сплочённости разбойного братства и потчевал меня рассказами о временах минувших. Право, ему бы лучше подошло прозвище Соловей. «О, сколько их было, таких походов, досточтимый брат! — говорил он то и дело, больше, кажется, для себя самого. — Сколько губернаторских войск перемолол „дикий край“! И Шэн Янь — ещё не самый сильный противник. Увидите, как он обломает о нас зубы». И всё же хуторов и селений мы теперь избегали — в такое время каждый был за себя, и Хуан Чжэлу прекрасно это понимал. Единственным исключением стала «Чаша богатства» — придорожный трактир и одновременно наблюдательный пункт «дикого края» недалеко от циской границы. Именно там нам предстояло расстаться: утром я собирался отправиться на восток, Хуан — на север.
— Какие новости, почтенный Чжа? — спросил мой спутник, когда мы сидели за столиком, и хозяин заведения, безусловно, узнавший Хуана, сам принёс наш заказ.
— Какие вас интересуют? — Чжа расплылся в улыбке и подсел к нам.
Ещё на входе Хуан Чжэлу шепнул мне, что разбойники прозывают трактирщика Заморышем. Тот и впрямь казался неказистым, даже плюгавым, и на подобное обращение не обижался, но, по слухам, был мастером тайных боевых искусств и, уж конечно, не дал бы в обиду ни себя, ни свой трактир.
— Не людно здесь нынче, — сказал он, когда мы выпили по чаше вина. Действительно, в зале, кроме нас, никого не было. — Неделю назад не продохнуть было от вольных братьев, а теперь всех как ветром сдуло. На заставах-то почти никого не осталось. Правда, на Босу ещё сидят дозорные — утром вон звонили.
Разбойничья застава на пике Босу была устроена в даосском скиту, вырубленном прямо в скале и известном как обитель Ясного Звучания. В отличие от названий многих святилищ и монастырей, уводящих в иносказания и метафизику, это воспринималось местными жителями предельно конкретно. В скиту находилась коллекция колоколов, изумительных по чистоте звука, и каждый день в положенные часы их голос разливался по всей округе. Изгнав отшельников, бандиты, разумеется, сняли бы и драгоценные колокола, если бы не суеверия и строжайший приказ братского совета: оставить их на месте и приспособить под собственные нужды. Понимать разбойничий перезвон умел не каждый, но Заморыш Чжа в нём, конечно, разбирался.
— Кажется, началось, — сказал он и со значением кивнул Хуану. — Войско у границы цисцы собрали без проволочек, постояли, поиграли с нашими в гляделки, а нынче перешли в наступление. Говорят, сами перешли, Шэна не спросившись. Под видом наших молодцов разграбили какую-то свою деревеньку, дома пожгли, а потом и заявили: «Терпение наше на исходе. Временить нельзя, надо давать отпор». Сейчас дошли до Цзяоли и встали лагерем. Ну, так говорят.
— Откуда ты ещё слухи получаешь, при пустом-то кабаке? — рассмеялся Скворец, но взгляд у него стал тревожный.
Как будто ответом на его слова послышались шаги.
— Есть у меня трое постояльцев, — шепнул Чжа и встал из-за стола. — Руку даю на отсечение — «пурпурные лотосы». Не знаю, чем они тут заняты, но не хочу и знать.
Вошедшая компания увлечённо беседовала и поначалу, кажется, вовсе не обратила на нас внимания. Их разговор я слышал обрывочно и здесь приведу лишь один кусочек — реконструируя его по мере сил и опуская то, что было мне совершенно неясно.
— И голову ломать не стоило. Конечно, это не губернаторские, — сказал один из них, подразумевая, как я понял, вошедшие в Чжао войска. — Шестой Дин сегодня был там и некоторых даже узнал в лицо. Это ребята горного деда.
— Я их видал, — присвистнув, откликнулся второй. — А ведёт их Дуань или генерал Чжан?
— Чжан, но он как будто не уверен, что делать. Во всём полагается на присланного советника, который с ним в Цзяоли. Местные зовут его Хромым Упырём. Но Шестой клянётся, что видел раньше его портрет. А Шестому, знаешь, можно верить.
— Где видел-то?
— В Луаньху, в святилище у памятной арки.
Из сказанного я заключил, что цисцы (вероятно, не без участия генерального инспектора Чэня) решили отправить авангардом не свои войска, а более готовых и кстати подоспевших удальцов из дуншаньской слободы. Личность «Хромого Упыря» вкупе с упоминанием Луаньху сомнений не оставляла — военным советником циского командующего был не кто иной, как странствующий администратор Ли. Такое известие очень меня обрадовало: заботы о том, как пересечь границу и доказать непричастность к разбойничьим бандам, отпадали сами собой, а если повезёт, я мог бы даже спасти Хуана (всё-таки я многим был ему обязан). До Цзяоли от «Чаши богатства» не так далеко. Загоняя коня, я оказался бы там в считанные часы.
И в то мгновение, когда мне пришла в голову эта мысль, громко запела Звёздная Цитра.
Глава сорок третья. Древний путь пронзает гору, колокола обители Ясного Звучания звенят в последний раз
Разговоры смолкли. Звучание Звёздной Цитры не было похожим ни на что, но если требуются сравнения, скажу, что в нём одновременно слышались стрёкот сверчков, и потрескивание огня, и рёв зимнего бурана, и писк летучей мыши — поначалу почти незаметный, но со временем обращающий на себя всё больше внимания. Как нужно было поступить? Выйти вон, а ещё лучше — тут же выехать в Цзяоли. Вместо этого я вытащил Цитру из футляра (отчего звук стал ещё отчётливее) и стал искать заветную клавишу, о которой говорил Вэйминьский князь.
Трое «лотосов» встали из-за стола и с любопытством подошли к нам. Лицо одного из них, гладко выбритого крепыша со шрамом, было знакомо. Я как будто видел его прошлым летом — в банде «Рю Тонхёка», которая спасала нас от гуйшэней, а затем эскортировала до Сяояня. Не здесь ли и остальная банда?
— Что это у вас, судари? — спросил он, чуть ли не нависая над нами, и мне почему-то показалось, что эти люди знают ответ лучше меня.
— Катитесь-ка отсюда, милейшие, — огрызнулся Хуан Чжэлу. — Не видите — сувенир из Баопина!
— Знатная вещица, — похвалил другой «лотос», высокий и тощий. — Только сбыть её трудно. Если не хотите, чтоб она у вас дома лежала, помогу пристроить.
Я нажимал на всё подряд, но Цитра не унималась.
— Вашу долю отдам хоть сейчас, сторгуемся, — продолжал предприимчивый «лотос». — А с такой-то стрекоталкой вы далеко не уйдёте.
— А нам далеко и не надо! — ответил я и, наконец, заставил инструмент замолчать.
Цитра вернулась в чехол, но непрошеные собеседники так и стояли рядом и рассуждали о том, как это некоторые упускают выгоду, даже если им её подносят на блюдечке. Только после окрика и угрожающего жеста Хуана они ретировались: двое вышли за дверь, а третий остался внутри и сверлил нас взглядом из-за дальнего столика. Я понимал уже тогда, что «лотосы» так просто от меня не отстанут, но и теперь попусту терял время, ковыряя палочками миску лапши с овощами. Наконец Хуан Чжэлу вывел меня из ступора:
— Эти проходимцы совсем выбили вас из колеи, досточтимый брат. На вас лица нет. — И значительно громче добавил: — Хотите ли, я сейчас же пойду к этому мерзавцу да вышибу из него наглость и остатки крысиного мозга?
«Лотос» подобрался, Заморыш Чжа посмотрел из-за стойки с лёгким упрёком, а я покачал головой и как можно тише ответил, что с «Течением девяти принципов» шутки плохи, а я уже несколько раз перешёл этим людям дорогу. Мы даже не знали, сколько их поблизости на самом деле, и единственным решением было немедленно бежать в расположение циских войск.
— Ты проводишь меня в Цзяоли, братец?
Разбойник с сомнением посмотрел на меня, но после долгой паузы кивнул.
— Почтенный Чжа, прибереги для меня сегодня комнату, мне надо проводить старшего брата! — сказал он трактирщику, и мы вышли в передний двор.
Наш бедный скакун, так и не успевший как следует отдохнуть, стоял ещё не рассёдланный. Хуан подсадил меня в седло и вывел его под уздцы. Место, где стояла «Чаша богатства», напоминало среднюю часть тыквы-горлянки: на юго-востоке горы и рощи тесно обступали дорогу, чтобы расступиться ближе к Цзяоли; к северу, напротив, становилось просторнее, но, как объяснил Скворец, опять же до поры — пока путь не приводил к разбойничьей заставе. Если бандиты всерьёз захотят держать оборону, войскам генерала Чжана пробиваться будет непросто.
— А ещё тут есть подземные ходы, всего расположения которых не знают даже старшие атаманы, — довольно произнёс Хуан.
Вдруг с юго-восточной стороны показались четверо или пятеро всадников. Кто это? Головорезы Коронованного Дракона или циские разведчики? Каким-то чудом я разглядел одного из них и узнал в нём того самого «инспектора путей сообщения», которого в моё первое путешествие слуги прозвали «благородным разбойником Рю». Значит, это подкрепление «лотосов», и путь отрезан.
Хуан Чжэлу лихо запрыгнул на коня и ударил его пятками:
— Скачем в Босу! Наши помогут.
Откажись я тогда же, всё могло бы сложиться совсем иначе.
Хуан торопил гнедого нещадно. Всё время этой лихорадочной скачки я боялся не удержаться и упасть — и всё же посматривал через плечо на всадников позади нас. Те, хоть и прилично от нас отставали, не ослабляли преследования. Неужели Звёздная Цитра представляла для них такую ценность? Или это просто охотничий азарт, родившийся из самой гонки? А может, они охотятся вовсе не за Цитрой, а за мной самим?
От того, что рассказывали о «Течении девяти принципов», кровь стыла в жилах. Говорили, что своих отступников «лотосы» заживо варят в котлах, а врагов опаивают наркотическим «зельем трёх зол». Вначале человек становится безвольным и податливым, и из него выуживают все сведения, какие только можно узнать, и это первое зло. Второе вступает в действие следом: жертва начинает испытывать неистовые мучения, и ей внушают, что единственный способ избавиться от боли — это сделать то, что поручат «лотосы». Боль на время утихает, позволяя исполнить предписанное, но время от времени её адское пламя пронизывает тело, напоминая человеку, зачем он теперь живёт. Наконец, когда миссия завершается — успехом или провалом, — происходит третье зло: несчастный мгновенно погибает.