– Какое бы название для пристани выбрать? – Хэ Счастливый был в некотором замешательстве. В глубине души он желал назвать пристань своей фамилией, но беспокоился, что огорчит партнера – дело всё-таки было совместным. Хэ Счастливый был грамотным человеком, умным и изворотливым, и быстро придумал вариант «и вашим и нашим», выбрав имя, приятное обоим: Хэ со значением «мирный». Придумав это, он поинтересовался мнением моего прапрадеда:
– У нас обоих фамилия читается «Хэ», и хотя это разные иероглифы, мы оба – потомки рода Хань, а сейчас еще и затеваем общее дело, поэтому для нас мир («хэ») должен быть дороже всего. Предлагаю нашу торговую марку назвать «Хэ» («Мирная»). Нравится тебе такое название или нет?
– Очень хорошо! Иероглиф «хэ» («мир») прекрасно подходит, ведь в любом деле важно согласие, тогда и деньжат заработать можно! Я обеими руками за!
В те времена торговые названия разных пристаней давались по фамилии владельца, и усилиями моего прапрадеда и господина Хэ (Счастливого) была построена пристань Хэши (Мирная). Находилась она там, где сейчас расположен торговый район Луцзяцуй в Пудуне, чуть восточнее Пуцзяна. Если двигаться вдоль берега от телебашни «Восточная жемчужина» к восточному берегу Пуцзяна, к пристани Усункоу, то этот участок берега будет на расстоянии примерно пятисот метров оттуда.
– Земля здесь сейчас на вес золота, участок продается по миллиарду за один му[35], – сообщил мне однажды господин Ван Аньдэ, первый генеральный директор свободного экономического района Луцзяцуй. Он ушел на пенсию десять лет назад, и цена этой земли была тогда именно такой.
А мой дед говорил мне, что, по рассказам его деда, Мирная пристань занимала участок площадью в триста му. Ничего себе! Если бы после моего прапрадеда наша семья сохранила этот участок за собой, то сейчас род Хэ входил бы в рейтинг «Форбс»!
Какая жалость! Такое прекрасное дело было разрушено дотла Нанкинским договором 1842 года и грохотом железных кораблей, принадлежавших людям Запада!
Через год после года гэн-цзы английские империалистические разбойники, силой захватив Гуанчжоу и Гонконг, силой же вынудили слабое, коррумпированное цинское правительство подписать Нанкинский договор, принесший Китаю, полностью утратившему суверенные права, национальный позор. Этот договор открывал захватчикам двери большого восточного порта – Шанхая. Так начался новый период в истории города, когда он не мог распоряжаться самим собой.
– В 1840 году, который был годом под знаками гэн-цзы, в Шанхае разыгралась масштабная эпидемия малярии. Сколько человек умерло, управами-ямэнь не учитывалось, но точно более тысячи. Тогда в Шанхае было не более трехсот-пятисот тысяч жителей, и если умирало больше тысячи человек, такие потери считались очень страшными! – рассказывал мне, тогда совсем мальчишке, мой дед, когда мы с ним сидели в уютном тенистом уголке, укрываясь от полуденного летнего зноя. По его воспоминаниям, когда мой прапрадед собирался в Шанхай по торговым делам, он обязательно брал с собой отраву для крыс.
– Это была болезнь, которую разносят крысы? – Я был тогда маленьким и ничего не понимал. Зато запомнил, что ответил дед:
– Это был год Крысы. Старики говорили, что год Крысы всегда несчастливый, обязательно жди бедствий и трудностей.
Правда это или нет, не знаю, но слова моего деда глубоко запали в мое детское сознание. И не только в мое: в те времена в нашем районе южнее Сучжоу было так голодно, что запасов крысиной отравы было чуть ли не больше, чем зерна в амбарах. Крысиный яд был настолько доступен, что, вероятно, отсюда и повелось травиться именно им, если человек хотел свести счеты с жизнью.
Воистину жизнь странно порой оборачивается!
По рассказам деда, впоследствии удача покинула прапрадеда, а всё из-за того, что однажды его прохватил понос, который еле остановили, так что он чуть богу душу не отдал. С того времени Хэ Силач уже не был силачом высшей пробы на пристанях Сучжоу и Шанхая.
Позже он совершенно обессилел (в 1875 году, перед смертью, он даже чашку ко рту поднести не мог), и его торговые дела на шанхайской набережной постепенно пришли в упадок. Поскольку ситуацию Хэ Силач уже не контролировал, то Мирная пристань, которую он основал вместе с господином Хэ (Счастливым), постепенно захватили люди Запада. Они пришли сюда на своих железных кораблях и шаг за шагом отвоевали этот драгоценный из-за своего удачного расположения кусок земли – как раз наискосок от входа в реку Сучжоухэ. Поговаривают, что прапрадеду перепало двадцать-тридцать лян[36] серебра, которые он потратил подчистую, пока лечился.
– Мой отец был приказчиком на верфи железных кораблей у людей Запада. У нашей семьи ведь уже не было своей доли в той пристани, – рассказывал мой дед. – Отец тоже был силен и одной рукой мог поднять триста цзиней, мог заработать себе на хлеб своей силой. В Шанхае много пристаней, если сила есть, голодным не останешься.
Отец моего деда, мой прадед, всю жизнь проливал пот на шанхайских набережных и пристанях Пудуна, но еле сводил концы с концами за горстку риса, и всё-таки смог вырастить трех сыновей. Мой дед был последышем – самым младшим из братьев. Все три брата из семьи Хэ были крепкими молодцами и одно время они носились вверх и вниз по пристаням на берегах реки Хуанпу. Пристани на шанхайских набережных – это место, где собирается разношерстная публика, а мир преступности сталкивается с миром законности и правопорядка. Хотя и мой дед, и его братья были крепкими ребятами, умерли они от травм и болезней, ведь приходилось постоянно и с большим трудом добывать себе скудное пропитание. Когда у деда родился старший сын – мой отец, – дед уже не верил, что можно заработать на жизнь только за счет своей физической силы. Он всячески заставлял моего отца получить хоть какое-то образование, чтобы тот мог кардинально изменить образ жизни. Второй его сын, мой дядя, унаследовал больше родовых черт от отца и прадедов, был гораздо сильнее моего отца и пошел по семейному проторенному пути, зарабатывая на кусок хлеба тяжелым физическим трудом.
Эпидемия 1932 года окончательно поставила крест на «шанхайской мечте» моего деда: всей семье пришлось покинуть пристани на шанхайских набережных и, «сняв доспехи, вернуться к мирному труду», в родные места. Именно тогда наш род Хэ потерял всякую связь с Шанхаем. И так было вплоть до сего дня.
Та эпидемия была тесно связана с военными действиями во время столкновений войск Китайской республики и Японской империи, а именно с так называемой Шанхайской обороной, или Первым Шанхайским сражением, которое началось 28 января 1932 года и стало звеном в череде событий, позже вылившихся во Вторую китайско-японскую войну 1937–1945 годов. В тот момент 19-я армия Гоминьдана, расквартированная в Шанхае, вступила в ожесточенную схватку с японскими захватчиками, и обе стороны понесли серьезные потери – и убитыми, и ранеными. С древности и до наших дней войны всегда сопровождаются эпидемиями. Первый большой город Китая не избежал этой горькой судьбы. Вспышка холеры произошла 26 апреля 1932 года. Болезнь быстро распространилась в городе и скоро дошла до Уканя. После Шанхая Ухань стал вторым крупным очагом заражения. В Шанхае ситуация была тяжелее: к 19 марта 1933 года от холеры умерло 503 человека, а общее число заболевших составляло 10686 человек. Сейчас в этих цифрах нет ничего пугающего, но не надо забывать, что в те времена смертность от заразных заболеваний была намного выше, чем сейчас, и достигала 7,4 %.
Война и эпидемия заставили моего деда навсегда распрощаться с Шанхаем, тем более в тот год у него родился первенец, мой отец. У деда и так душа болела от перспективы всю жизнь «добывать кусок хлеба физическим трудом», а к этому добавилась еще и эпидемия, поселившая в нем ужас перед Шанхаем.
– А мне и дома хорошо, – говорил он мне, даже находясь на смертном одре. Будучи уже очень старым и немощным, он узнал, что я начал работать в главном управлении Народно-освободительной армии Китая (НОАК) в Пекине, и по старинке не забывал предупреждать: – В больших городах нет ничего хорошего, людей много, эпидемии вспыхивают легко.
Были ли серьезные эпидемии в годы гэн-цзы? Никто точно не знает. В этот раз эпидемия, разразившаяся в Ухане, произошла как раз накануне Нового года под знаками гэн-цзы, поэтому теории о том, что «в год гэн-цзы происходят серьезные эпидемии», стали вновь активно обсуждаться в обществе.
Есть ли для этого утверждения хоть какие-то основания? В мире происходит множество разных событий, а развитость информационной сферы позволяет найти тысячи причин (как позитивных, так и негативных) для каждого из них. Меня больше интересуют исторические прецеденты и аналогии, связанные с Шанхаем и с последней эпидемией в Мсане, – понимать их очень важно. В обоих случаях события разворачивались в крупном городе и болезнь была одна и та же, но почему-то последствия эпидемии в Шанхае и в Ухане оказались совершенно разными. Это очень важная проблема, и задача современного цивилизованного общества – досконально ее изучить, так как решение этого вопроса имеет огромное значение для будущего.
Мы обязательно должны найти истоки и возможности для предотвращения катастроф в будущем. Чтобы исследовать и изучить опыт Шанхая, нужно понять, за счет каких мер этот огромный город раз за разом побеждал эпидемии, какой путь он выбрал для преодоления невзгод. Я абсолютно уверен: если бы эпидемия, вызванная коронавирусом нового типа, разразилась в Пекине, то не произошло бы такой трагедии, как в Ухане. Мы уже пережили эпидемию атипичной пневмонии и знаем, что делать, и даже понимаем, как противостоять панике и смерти. Эти знания оплачены кровью.
Нынешнее высокое мастерство Шанхая в противостоянии эпидемии напрямую связано с ценой, которую город заплатил кровью своих жителей в прошлом.