Я стоял на обочине дороги и тяжело дышал, беспрестанно смеясь про себя: да уж, ну и денек…
Как известно, «с зерном в руках не бывает паники в душе»[64]. Вернувшись в отель, я снова начал «проживать жизнь, полную борьбы с трудностями». Но сразу же обнаружил, что «бороться с жизненными обстоятельствами» – тоже нелегкое занятие, не говоря уж о том, что сидеть круглые сутки в комнате тоскливо и тошно. Хотя для нас, писателей, это не проблема: ведь есть каждодневные дела, есть бесконечные иероглифы – сиди да громозди их вместе. Однако трехразовое питание – дело отнюдь не простое. Дома этим занимается супруга: протянешь руку, откроешь рот – всё уже готово. Теперь я должен был заботиться о себе сам и чувствовал небольшую растерянность. Например, я обнаружил, что некоторые продукты через два дня уже нельзя есть, а некоторые не подходят для людей с высоким уровнем сахара в крови, как у меня. В конце концов я пришел к выводу, что из всего мной закупленного больше всего мне подходят сырые «волосатые бобы»[65], упакованные в полиэтиленовый пакет: они утоляют голод, питательны и от них не повышается сахар. Вот я и решил использовать их в качестве основы своего «военного пайка».
Утром четвертого дня Нового года я снова пошел в тот же супермаркет и запланировал выполнение «боевого задания» в более короткие сроки, потому что «цели и задачи ясны» – это я усвоил еще в армии. Кроме того, надо «действовать быстро» и «вовремя эвакуироваться»!
Как это ни смешно, но результат оправдал ожидания. В десять часов, как только медленно поднялись рольставни на входе в супермаркет, я ворвался внутрь и бросился за трофеями – прямиком к полке со свежими овощами. Сотрудники супермаркета еще не закончили размещать новые товары на полках. Я забеспокоился: успели они выставить «волосатые бобы»? Увидел их сразу – вот здорово! Пакеты с «волосатыми бобами» ровным плотным строем стояли на полке, и в довольно большом количестве по сравнению с другими продуктами. Мне было всё равно, сколько их там, я просто широко развел руки – и смел все пакеты одним махом… Толкая от полки тележку, забитую «волосатыми бобами», я заметил сотрудника супермаркета, стоявшего рядом и наблюдавшего за моими действиями, – он был так поражен, что застыл как вкопанный. В его глазах читалось: «Боже, да он спятил! За раз нахватал столько бобов! Неужели не треснет, когда их съест?»
Я с трудом удержался от смеха. Думаю, что этот сотрудник, которому на вид было лет пятьдесят, впервые увидел такого покупателя – бесстрашного, решительного и беспощадного!
По сей день, когда я вспоминаю об этой сцене в супермаркете, я смеюсь до слез.
Если честно, для меня совершенно не сложно пережить «сидя дома» хоть десять дней, хоть три недели или даже три месяца, но я не могу удержаться от смеха при мысли о том, что я учинил в супермаркете.
Дорогие шанхайцы, простите меня великодушно.
Глава 22Плач у реки Хуанпу
Есть разные мнения о том, надо ли смиряться, оказавшись перед лицом своей судьбы, или нет. Я вроде бы верю в провидение, хоть и не сильно. В общем, я считаю, что судьба человека, т. е. «то, что предначертано», во многом обусловлена передающимися от предков генами, которые и определяют жизнь потомков. Ученые говорят, что долголетие на 80 % определяется наследственностью и генетической информацией и лишь на 20 % – внешними факторами. Таким образом, в продолжительности нашей жизни решающих приобретенных факторов мало. Но есть и другой вид судьбы, когда «нечто ею предназначенное» определяется свободным выбором и социальной средой.
Моя точка зрения такова: есть вещи в нашей жизни, которых нельзя «избежать», и эти правила созданы самим Богом, то есть именно Бог всё для нас распланировал. Эта позиция немного идеалистична, хотя представления о «высших силах» существуют с древности. Вот в это я немного верю. Например, я и Шанхай.
Несколько поколений моих предков жили в Шанхае, но железные лодки западных людей, мечи и ружья японцев вынудили их уехать отсюда. Я думал, что весь свой век буду считать себя уроженцем Сучжоу; шанхайцы часто называют таких людей провинциалами или даже деревенщиной, и было крайне маловероятно, что я буду иметь хоть какое-то отношение к величественному Шанхаю. Особенно после своего переезда в Пекин, произошедшего из-за работы, я чувствовал, что судьба вряд ли сведет меня с Шанхаем в этой жизни.
Однако события изменили это положение, и наши с Шанхаем судьбы переплетались и связывались всё больше и больше, и кажется, что разорвать эту связь уже невозможно…
В «Героическом эпосе района Пудун» я написал о своей «истории любви» к Шанхаю и реке Хуанпу. Фактически она представляет жизнь нашего поколения и процесс перехода от сельскохозяйственного общества к современному, урбанизированному. Мы пережили это менее чем за полвека!
Вот по какой причине мы часто говорим, что надо радоваться и быть благодарными этой эпохе.
К Шанхаю я испытываю именно такие чувства. В последние два года я был привязан к реке Хуанпу гораздо сильнее, чем любой шанхаец. Каждый день у меня возникает невыполнимое желание – нежно обнять ее, ведь она похожа на кровь, струящуюся в моих жилах. Река течет – и моя кровь течет; река воодушевленно рокочет и бурлит – и мои чувства бурлят так же. Эта синхронность не беспричинна и коренится глубоко в моей душе.
17 мая 1997 года господин Жак Рене Ширак, в то время президент Франции, впервые приехал в Шанхай и остановился в недавно открывшемся отеле Tomson International. В то время Пудун только отстраивался. На востоке от него был виден оживленный пейзаж с небоскребами, которые вырастали один за другим почти каждый день. Обернувшись, можно было рассмотреть район Пуси в старом Шанхае, где тоже многое менялось и излучало энергию и великолепие. Президент Франции, глубоко очарованный и потрясенный китайским Большим Шанхаем, был настроен романтично и взволнованно сказал: «Именно здесь я готов выступить перед китайским народом и людьми всего мира, потому что это место, где восходит солнце».
Да, Шанхай – достойный восхваления город, с какой стороны ни посмотри. Особенно за десятилетия политики реформ и открытости он стал первым китайским городом, блистающим своими достоинствами и ярче всего демонстрирующим колорит модернизации. Несомненно, это самый романтичный город, и те, кто посетил его, влюбляются в него на всю жизнь. То, что происходит со многими, произошло и со мной. Если подумать, то всё это достаточно причудливо. На самом деле Шанхай всю жизнь сопровождает меня. Моим классным руководителем в начальной школе была молодая и красивая учительница из Шанхая по имени Ван Циньфэнь. В средней школе ее сменила учительница средних лет, тоже из Шанхая, по имени Ся Цзячжэнь (одноклассники между собой называли ее «Старушка Ся», хотя ей было чуть больше пятидесяти). Классный руководитель в старших классах – учитель Чжан Вэйцзян, который позже стал директором Шанхайского городского комитета образования. В Союзе писателей Китая секретарем партийной ячейки и моим непосредственным начальником стал Цзинь Бинхуа, который раньше работал начальником отдела пропаганды шанхайского горкома партии. Семья моего дяди по материнской линии из деревни Сыцзинчжэнь живет в шанхайском округе Сунцзян… Кто скажет, что нить судьбы, связывающая меня с Шанхаем, когда-то прерывалась?
В своей книге «Героический эпос района Пудун» я исправил кочующую по книгам базовую ошибку: Хуанпу – это не «река-мать» Шанхая, его настоящая «река-мать» – Сучжоухэ. Если окунуться в проблему происхождения Шанхая, то отпадут все сомнения в том, что сказал я – настоящий «человек царства У[66]». Так что же это за река – Хуанпу? Когда я понял, как она возникла, когда я почувствовал ее подлинное лицо и проявляемый ею характер, а также ее роль и влияние на этот великий город, прозванный «Парижем Востока», то обнаружил, что река Хуанпу изначально была «рекой любви» – нежной любви, которая связывала районы Пудун и Пуси[67] тысячи лет. Поэтому мне и нравится использовать для районов Пудун и Пуси такую метафору: принцесса, тысячелетиями скрывавшаяся среди простых людей, и принц, избалованный всеобщей любовью и вниманием. По разным историческим причинам они были разделены многие сотни лет, но благодаря политике реформ и открытости, благодаря организации в Пудуне свободной экономической зоны, с стороны которой пришли открытость и развитие, они снова живут душа в душу. Это новый Шанхай, в котором мы видим сейчас красоту многочисленных мостов и бесчисленных речных туннелей, которые связали разные части города в единую семью!
Да, мне нравится моя новоизобретенная трактовка: с точки зрения культуры и перспектив ее развития называть реку Хуанпу шанхайской «рекой любви». Это полная страсти и романтики водная артерия в восточной части мегаполиса с ощутимым присутствием западного стиля; она создана превратностями формирования города и бурной историей его развития. Если вы внимательно понаблюдаете и попробуете заново понять ее характер, вы непременно обнаружите, что в ней есть неповторимая красота ярко выраженных и стремительных приливов и отливов, и в своем бурном потоке она несет дух, способный одарить нежностью и печалью, воодушевлением и пылом – дух, от которого на глаза наворачиваются слезы. Как великая река в огромном мегаполисе, она больше всего удовлетворяет повседневные потребности простых людей, живущих на ее берегах. Она имеет значение и для всей китайской нации, внося свой вклад в промышленное производство и отвечая за эстетику шанхайского стиля, культуры Цзяннани и революционной культуры. Именно поэтому, на мой взгляд, реку Хуанпу и стоит называть «рекой любви», ведь она наполнена самыми романтическими чувствами, которые также способствуют подъему национального духа и позволяют ощутить особый колорит этого региона.