Когда я приезжаю в Шанхай, мне нравится находиться рядом с рекой Хуанпу, и я выбираю ближайший к ней отель. Каждый раз, когда я смотрю на нее, в глубине моей души рождаются чувства покоя, воодушевления, горячего приятия…
Как говорили в древности, «высшая добродетель подобна воде»[68]. Такая любовь к реке Хуанпу проистекает из моей любви к воде и рекам, потому что я родился и вырос рядом с водой: жизнь в Цзяннани навсегда оставила на мне свой отпечаток.
То же самое происходит и в самом Шанхае, в этом живом коллективном существе, рожденном и выкормленном водой. Более шести тысяч лет назад здесь зарождался прообраз этого города, время от времени то появляющийся, то исчезающий среди морских волн. В те времена районы Пудун и Пуси были едины и неотделимы друг от друга; это была чистая детская дружба, начавшаяся «с зеленых слив и детских лошадок»[69] и превратившаяся со временем в пылкую любовь; вода была для них сводней и свахой, они вместе совершенствовались здесь, и на основе самых ранних, изначально возникающих «первых чаяний» создавали главные достоинства этого прекрасного уголка Земли.
Более шести тысяч лет предки теперешних шанхайцев – и вместе с ними территория, которая в дальнейшем превратится в огромный мегаполис, – потратили на то, чтобы вместе с песком, скапливающимся здесь слой за слоем, переплавить и сформировать эти «первые чаяния» и качества самой земли в «шанхайское изящество», и этот процесс продолжается до сих пор. Все личные качества горожан – упорство, отвага, решительность, открытость, прозрачность, терпимость, мудрость и деликатность – связаны с водой.
Поскольку вода всё порождает и шлифует, она выступает источником жизни и смерти для всего сущего, естественным образом делая материальные вещи благородными или низкими. Однако та роль, которую вода играет в расцвете и упадке города, зависит и от отношения к ней людей. Мои предки построили на этой земле рыбацкую деревушку – и их ожидания оправдались благодаря уважению к воде. Их потомки и преемники, хорошо знакомые с характером и темпераментом воды, в полной мере использовали ее мощь и возможности: опираясь на ее силу, они открыли порт для иностранцев, ставший «Великим восточным портом». Позже местные жители, относившиеся к воде как другу и союзнику, нашли для нее еще более оригинальное применение – привлекали гостей со всех сторон света и превращали их здесь в «настоящих шанхайцев». Группа за группой приезжали сюда выходцы из Сучжоу Нинбо, Шаосина, Аньхоя. Позже у них получилось стать тем самым шанхайским «мы». Конечно, была еще группа идеалистов, обладавших возвышенными стремлениями и дальновидными взглядами. По водам Шанхая они привезли такие «товары» духовной культуры, в которых Китай нуждался больше всего, – это марксизм и опыт русской революции. Благодаря им город из «крестьянина» превратился в «князя»!
Ах, воды Шанхая! Ваша опора и поддержка – душа реки Хуанпу, несущейся вперед днем и ночью. Дыхание ее постоянно чередующихся приливов и отливов выковало золотой Бунд, им овеяны «Эдемский сад» на реке Сучжоухэ, алтари буддийского храма Лунхуа, многочисленные универмаги всех цветов радуги на Нанкинской улице, оно сопровождает разносящуюся окрест мелодию, которую кто-то наигрывает на эрху[70], сидя в одном из маленьких переулков-лунтанов старого Шанхая… Конечно, у воды реки Хуанпу есть свои уникальные характеристики – это кроткая безыскусность, ослепительный блеск и мудрая новизна. Они возникли из смешения соленых морских волн и сладких вод в озерах и ручьях Цзяннани, которые придали ей неповторимое соблазнительное очарование. Именно поэтому после открытия свободного порта так много людей с Запада стали приезжать в восточный Шанхай и ввязываться в разные авантюры. Особую известность воды реки Хуанпу получили в нашу эпоху, которая последовала за политикой реформ и открытости. Если вдруг у вас появится возможность прокатиться в вечерних сумерках по «реке любви» на прогулочном кораблике, отправляйтесь от пристани Шилюпу[71] на восток, в сторону моста Янпу. Пройдя по реке туда и обратно, можно в полной мере насладиться ночными видами Шанхая на обоих ее берегах. Я верю, что вся эта красота опьянит и удивит вас до глубины души, и вы спросите: есть ли в мире более прекрасная и сказочная страна?
Таких мест действительно не так уж и много. Даже если вы бродили по Нью-Йорку и Лондону, были в круизах – прошли по Рейну и Нилу… Когда вы приедете в Шанхай, вы искренне, от души воскликните: а стоило ли ездить куда-то еще? Самое красивое на свете место рядом с тобой! Это гордость всего Востока.
Вот одна из главных причин, почему я полюбил реку Хуанпу. Конечно, в моей жизни для этого есть и другие, особенные причины: она чуть было не отобрала у меня жизнь, но всё же решила вернуть мне ее обратно. Это произошло не так давно – чуть более полувека назад, но и эти полвека пролетели как миг.
Этот период китайской истории называют «культурной революцией»[72]. Когда мой отец, которого разгромили как «каппучиста»[73], превратился в крестьянина и пред его глазами была лишь желтая лёссовая земля, а солнце освещало только его спину, он впервые взял меня, тогда мальчика, в Шанхай, чтобы «набрать удобрений». В те времена многие деревни в Чжэцзяне использовали в качестве сельскохозяйственного удобрения «отработанные воды», сбрасываемые фабриками в Шанхае, особенно химическими заводами и пищевыми производствами. Так и появилась почетная миссия для ближайших к Шанхаю деревенек – «ходить на лодке в Шанхай за удобрениями».
Однажды летом, когда настала очередь моего отца-каппучиста выполнить это поручение, ему взбрело в голову взять меня в Шанхай прогуляться: и ему повеселее, и у меня как раз были летние каникулы. Мне тогда было семь-восемь лет, и я был в диком восторге от самой идеи увидеть Шанхай, не говоря уж о прогулке по шанхайским улицам. Весь путь до города мы проделали в лодке. Гребцы выбивались из сил, словно бурлаки, тянущие бечеву, а я был полностью поглощен плотно стоящими на берегу многоэтажными зданиями, потоком экипажей и вереницами лошадей на широких улицах с оживленным движением, модно одетыми девушками в юбках и на высоких каблуках. Единственное, что немного отравляло мне жизнь, – вонь реки Сучжоухэ, где вода была слишком темной, а разница уровня воды во время прилива и отлива слишком велика. Она могла внезапно поднять лодку на уровень набережной и столь же внезапно опустить ее на вдруг высохшее русло – так, что не сдвинешься с места. Тогда я был совсем маленьким и впервые увидел прилив и отлив – их ужасающий вид напугал меня так, что в моих глазах стояли слезы, и я не смел издать ни звука. Но это было не самое страшное. На следующий день лодка, на которую еще не загрузили «жидкий аммиак», подплыла к реке Хуанпу; в задачу отца с товарищами входило набрать аммиачной – на самом деле просто сточной – воды на химическом заводе у Шилюпу. Тогда не было двигателей, и лодку толкали гребцы, а один человек на носу в роли лоцмана направлял ее рулевым веслом вперед и держал курс. В июле на реке Хуанпу во время прилива течение бурное, и рев воды невыносим для ушей. Отец с товарищами двигались по широкой бурной реке на своем утлом суденышке, похожем на бамбуковый листок, полностью лишенные возможности контролировать его ход. Я прятался в каюте, а наружу торчала только макушка моей головенки. В тот момент я забыл, что значит бояться. Любопытными глазенками я смотрел на огромные корабли, плывущие по реке туда и обратно, разглядывал стоящие на берегу высокие здания и особняки, будто выстроившиеся в шеренгу. Позже отец сказал мне: «Это Бунд – шанхайская набережная».
Мы вошли в реку Хуанпу, и когда большие высокомерные корабли прошли рядом, маленькая деревянная лодка потеряла управление, не справившись с бешено завертевшими ее поднимающимися волнами. «Вода заливает!» «Вода заливает…» Я только и смог; что расслышать крики отца и его товарищей, а когда весь мир передо мной внезапно с ужасным грохотом заслонила огромная водяная стена, я потерял сознание… Очнувшись, я обнаружил, что все мы лежим в грязной тине. Отец, почти в чем мать родила, закутывал меня в отжатую от воды одежду и время от времени спрашивал: «Испугался, правда?» Я не ответил и даже не покачал головой. Только детскими глазами в оцепенении смотрел на реку Хуанпу, стремительно мчавшуюся на восток, и на оживленный Бунд на другом берегу реки. Не знаю, сколько прошло времени, когда я, всё еще в состоянии тихой паники, спросил отца: «Как зовут эту страшную речку?» Отец ответил: «Это не речка, это большая река, река Хуанпу…»
Так я узнал о великой реке Хуанпу и запомнил, что в Шанхае есть стремительная и широкая река, ведущая к морю…
Позже я окончил школу и пошел служить в армию. Войсковая часть находилась в горной долине, расположенной на западе провинции Хунань, и однажды мне представилась возможность поехать домой навестить родственников. В таких случаях я садился на поезд до Шанхая, а затем на автобусе добирался до родных мест. Прежде чем пересесть с поезда в Шанхае, я обязательно ездил на Бунд – взглянуть на реку Хуанпу, которая когда-то отказалась забрать мою жизнь. В те времена река 皆анпу казалась мне огромной, вид ее захватывал, и я никак не мог насмотреться на большие и маленькие лодки, снующие туда-сюда и дающие сигнальные гудки. Позже, после своего переезда в Пекин, я часто бывал в Шанхае, и у меня сохранилась привычка молодости: я по-прежнему прихожу на Бунд, чтобы посмотреть на 皆ангту, по которой так страстно скучаю в разлуке. Год за годом я всё лучше и лучше узнавал Шанхай – город, который родился благодаря воде, процветал благодаря воде и вместе с водой вынашишвал и порождал уникальный дух всеохватности и стремления к совершенству, просвещенности и мудрости, великодушия и скромности. Естественно, что к числу факторов создания такого чудо-города я, даже помимо своей воли, не могу не отнести Хуанпу – эту великую, стремительную и неугомонную реку…