Настроение падало и становилось всё более мрачным.
Рыбак на берегу Хуанпу
Я снова взглянул на длинную и широкую набережную, где гулял совсем один, и не увидел привычного пейзажа будних дней, когда там царило оживление и кругом была толчея. Прошло всего около месяца – а разница как между небом и землей. Я подошел к большому железному якорю со старой верфи в Пудуне, на котором история оставила свои следы, и долго смотрел на него. Я верю, что этот большой железный якорь связан с моими предками: может быть, он был отлит на старой верфи нашей пристани Хэши. Каждый раз, когда я здесь прохожу, я останавливаюсь на несколько минут, нежно касаюсь его шероховатой железной кожи. Большинство людей не чувствуют ее температуру, а я чувствую: она горячая, и этот жар будто бы медленно передается ей из какого-то отдаленного места, а потом разливается по моему телу и сливается с моей кровью, которая становится горячее. Мне кажется, что в эти минуты меня зовет дед моего деда, передавая эхо истории…
Сегодня в условиях эпидемии я чувствую, как этот большой железный якорь впервые ощущает себя потерянным, одиноким и даже печальным. Сегодня я простоял рядом с ним вдвое дольше, чем обычно, и не почувствовал, что он передает тепло моему телу, как это было раньше. От этого бросает в дрожь.
Место рядом с большим железным якорем в обычное время оккупируют горожане-рыбаки – у них здесь особый мир. Прогуливаясь вдоль реки, я люблю задерживаться здесь, чтобы понаблюдать за этими неторопливыми рыболовами – среди них есть и пожилые, и на вид достаточно моложавые. Я считаю их необыкновенными людьми. Впереди – разгульные Бунд и Нанкинская улица, а за ними – торговая зона Луцзяцзуй, международный финансовый центр с многочисленными глядящими вверх небоскребами. Это самые богатые места в Китае: говорят, что здесь «на дюйм земли приходится дюйм золота». Однако в глазах рыболовов все эти богатства не имеют никакой ценности. Их сердца не трогают крики с аукционов, когда люди бьются насмерть в большом зале фондовой биржи, не тронут их ни «горы серебра и золота», ни слова похвалы и насмешки, брошенные на ходу туристами. Они живут в собственном мире, центр которого – удочка и наживка на крючок. Я думаю, что у таких людей есть свои границы. Они приходят к реке каждый день, символизируя собой бесконечное процветание Хуанпу. Их ежедневная работа и улов – это символ души приливов и отливов реки Хуанпу… Они – основной жизненный пульс Шанхая и его жителей.
Я ими восхищаюсь.
Однако сейчас, в шторм, устроенный эпидемией на берегах реки Хуанпу они ушли – тоже сидят дома и не могут выйти на рыбалку. Разве это не означает, что их спокойные сердца и безмятежные души попали в оковы?
Когда я думаю об этом, у меня особенно сильно болит сердце, будто пронзенное острым кинжалом.
Ах, гнусный вирус! Почему ты такой безжалостный, такой свирепый, творишь такой произвол, заставляя страдать все живые существа?
Что ты себе позволяешь? Почему ты так разбушевался?
В тот день, когда я вернулся в отель с реки Хуанпу, холодный дождь застучал в закрытые окна моего номера, будто молоточек по моей груди, и я почувствовал удушье.
Я вновь пристально посмотрел на воды Хуанпу, уже погрузившиеся в темноту и почувствовал, как в моем сердце бушуют тысячи чувств и тревог. Я сел и написал стихотворение:
К реке Хуанпу: за потоком твоим мое сердце слезами течет
Заперты мы в домах…
Будто бы каменной глыбой сердце сдавило – мне тяжело дышать.
Где же весенних дней благостное тепло?
Эй, расскажи, прошу!
Эй, расскажи же мне!
Сможем ли выйти во двор,
Просто пройтись вокруг,
Маску с лица убрав?
Сможем ли без забот, радостно веселиться,
Снова свободными стать?
Это особый праздник…
Шум городской затих,
Улицы опустели,
Только огни горят в окнах простых людей.
Все соблюдают приказ:
Чтобы не дать опять застичь нас болезни врасплох.
Да, между жизнью и смертью нынче идет борьба,
Между болезнью и нами, а также с самими собой.
Нету пути для отхода,
Есть лишь один приказ:
Себя сохранить и близких,
Страну защитить и народ.
Долгое время я, гóрю отдавшись на милость,
Слушал печальные сводки о тех, кто погиб.
Каждый – как рана в сердце,
Боль, что оплакать нельзя…
Вот я стою у окна – и день проходит за днем,
Твой беспредельный поток вновь перед взором моим.
В вечном молчаньи я плачу,
В вечном молчаньи молюсь.
За город молюсь,
За людей,
За тех, кто остался один,
За тех врачей, медсестер, что бьются сейчас за жизнь.
Наверное, прямо сейчас, конкретно в эту минуту,
В сей неурочный праздник, которого быть не должно,
Мы все о тебе позабыли,
И ждем без конца неустанно известий о переменах,
Открытия ждем магазинов,
И чтобы овощи с хлебом опять в изобилии были.
А ты всё так же безмолвно несешь свои воды мимо.
На спину свою взвалила все тяготы этого мира, и лодки, и корабли,
Что в город опять прибывают – и маски везут, и продукты,
Не зная ни дня и ни ночи, и так день за днем,
День за днем.
О Хуанпу река!
Ты сверкаешь опять отраженным сияньем «матери рек».
Так позволь мне понять, что такое не знать сожалений.
Как велика твоя любовь, исполнено любви твое величье.
А твой поток по-прежнему струится,
Ты никогда не остановишь бег.
Тебя ни тучи взволновать не могут, ни ветер,
Ни в радости, ни в горе не изменяла поступи своей.
Ты никогда не сможешь город мой оставить,
Не сможешь бросить и живущих в нем людей,
Что братья с сестрами мне все до одного.
О, не хватает слов мне красоту твою восславить,
А есть лишь сердце пылкое и жгучих слез поток.
Что за тобою вслед текут,
Текут…
Это стихотворение написано 2 февраля. Оно выражает мои опасения и размышления о местной эпидемии, а также мои глубокие чувства к Шанхаю и реке Хуанпу. Позже власти Шанхая попросили назвать его и другие стихотворения «эпидемиологической литературой», которую в сопровождении музыки передавали по радио. Магнетический баритон известного артиста Чэнь Шаоцзе и его пронизывающая искренность в миг разнесли это стихотворение над обоими берегами реки Хуанпу…
Глава 23Печаль рождает поэтов
Есть поговорка: гнев рождает поэтов. На мой взгляд, грусть и печаль тоже идут им на пользу, они тогда становятся лучше. Помню, когда 12 мая 2008 года произошло землетрясение в Сычуани (или «землетрясение 5 · 12», как его называют в Китае), самым впечатляющим стало вот это стихотворение:
Дитя, быстрей…
Быстрей за руку мамину схватись.
Уводит в рай дорога, так темно…
Боится мама за тебя… коснулась головы.
Быстрей за руку мамину схватись. Проводит мама пусть тебя.
О, мама… я боюсь!
Дорога в рай… как здесь темно.
Не вижу я твоей руки.
С тех пор как рухнула стена, померкнул солнца свет.
Не вижу больше я твой нежный взгляд…
Дитя! иди, ступай!
Там впереди дорога, ведущая в места, где нет печали.
Там нет учебников, что нужно прочитать, и папиных тычков.
И нужно будет только помнить мое лицо и папин взгляд,
Чтобы в грядущей жизни вместе нам идти…
Автор этого стихотворения так и остался неизвестен. Для меня это хорошее стихотворение, оно написано настоящим поэтом.
В сегодняшнем поэтическом мире, я думаю, стихов становится всё больше, но хороших – всё меньше. Я никогда не отрицал значение современной китайской поэзии. Например, стихи Е Яньбина, Хань Цзожуна, Лэй Шужя и других авторов мне всегда очень нравились, и я думаю, что это настоящие стихи, представляющие современный Китай. Конечно, есть много талантливых молодых поэтов. Однако некоторые стихи понять невозможно, они безвкусные, словно остывший кипяток. Думаю, причина в том, что их авторы не испытывают тех чувств, о которых пишут, одним словом, их слова лицемерны.
Я не поэт, хотя иногда могу написать пару строчек – вирши у меня получаются самые простецкие. Однако из-за боли и гнетущей тоски, в которую всех погрузила эпидемия, я скоро превращусь в настоящего стихоплета.
Опираясь на свои исследования и интервью об эпидемии в Пекине, я думал, что ареал распространения «коронавируса нового типа» будет гораздо шире, чем у атипичной пневмонии. Я полагал, что Ухань не обладает такой спецификой, как столичный город, поэтому меры и степень строгости профилактики и контроля там будут ниже. Хотя я верил, что если семнадцать лет спустя мы и столкнемся с новой эпидемией, то она не будет столь невыносимой для всего Китая! По этой причине в разговорах с людьми я всегда очень осторожно оценивал цифры: количество смертей достигнет примерно двухсот случаев, после чего ситуация будет взята под контроль. Разве я предполагал, что этот мой прогноз потерпит полный крах!
Больше всего меня тревожило то, что в 次 ане каждый день сотнями умирали люди… Такие переживания и душевная боль не могут не вызвать у всех, кто вокруг; ощущения глубокого горя. Я часто задавался вопросом: в городе живут миллионы людей, и каждый день они видят, как умирают сотни их сограждан. Какой у них должен быть душевный настрой, какое состояние? Это невозможно описать.
Я часто размышлял: у тех, кто еще вчера чувствовал себя прекрасно, внезапно обнаруживалась высокая температура, они шли в больницу, цце им ставили диагноз, а затем их состояние за считанные дни серьезно ухудшалось – вплоть до размещения в реанимации и подсоединения к аппарату искусственной вентиляции легких. В мгновение ока человек расставался с любимыми, знакомыми, с городом, в котором жил. Какую боль, какое бессилие должен ощущать он в момент разлуки – разлуки навсегда!
Такие сцены, такие события – всё происходит на наших глазах, в нашей жизни, которую мы переживаем и ощущаем каждый день… Однажды я увидел ролик: люди из