"Y".
Пустая столовская еда гирей укладывалась в желудке, и к больнице они уже подходили вялыми, сонными и недовольными тем, что на дороге у них стоит казенный дом. Но тут, видно, ангелы слетелись к ним - никаких очередей, никаких свидетелей. Рита толкнула дверь - та не поддалась. Но по коридору уже плыла спасительница Аня, маленькая, отрешенная, уже ВСЕ знающая докторша. Риту пригласили. Она вошла ни жива, ни мертва. Минут через пять Аня куда-то выбежала, а из хрипловатой двери высунулась риткина голова с апокалиптически вылупившимися глазами. "У меня его нет!" - зверски прошептала голова.
Похоже, это была уже не радость, а кровавое облегчение, какое бывает после запора, когда от усилий покраснели даже уши и корешки волос на висках. Аня объявила Рите речетативом, что нет и как видно не было у нее никакого такого сифилиса, но доказать сие невозможно, а половину врачей сейчас пора ссылать в заброшенные глухие деревни, чтобы крыс там лечили, а не людей. Такой вот вышел апофеоз.
Рита бросилась покупать отвратительный портвейн. И - к Соне, к Соне, а уж от нее по секрету всему свету полетит радостная весть. Какая-то заковырочка интуиции мельком подсказала Лизе, что топать нужно домой, более того, "совсем домой". В свой непостроенный-необогретый еще дом. Запредельный, неосуществимый замысел, родившийся с последним словом в истории о шанкре. Концерт закончен, маэстро откланялся, аплодисменты, можно спуститься в гардероб, ариведерчи... Между эпилогом и новым прологом одолевает птичье состояние - полет на глаз, неясно куда, но ясно, что куда-то, игра вслепую, по интуитивной кармической памяти, вокруг сплошь нераскрытые карты - и та, что на сердце, и та, что - под, и та, на чем душа успокоится... но уж точно, где-нибудь да успокоится. Елизавета будто стянула с себя резиновую скорлупку противогаза и смаковала сквозняк свободы.
Рита ликовала иначе. Она неслась во всю прыть, чего-то пела себе под нос и норовила юркнуть промеж машин, всхрюкивавших на старте красного огонька - словно боялась опоздать к раздаче сладкого. К Соне пришли запыхавшиеся, лизина джинсовая рубашка, взмокшая от пота, неожиданно пахла бабушкиными губами - прелый запах, учуянный в детстве, состоящий из слюны и кашицы приторно-алой помады. Сонин возлюбленный Мартышка сидел за столом и хладнокровно хлебал борщ. Прибыли девочки явно не вовремя - Соня с двумя косичками свирепо прибирала комнату, одновременно оскорбленно и зло посматривая на Мартышку, передвигала облупившийся шифоньер. Рита быстренько ориентировалась, и вывела Соню на коммунальную кухню, где за ее столиком они частенько проводили по полночи в душеспасительных диалогах. "Давай чаечку!" - скомандовала Марго. "Да... разумеется, только у меня к чаю ничего нет". "Зато у нас есть!" - Рита победоносно помахала пакетиком с курабье. Они поставили чайник, а Лиза осторожно спросила: "Поссорились?" Соня оживилась и гордо поправила: "Не поссорились, а я его выгоняю". "Обычная история", отметили про себя гостьи и приготовились слушать, слушать и отряхивать уши. Ан нет - Соня большей частью молчала, скучно спрашивала: "Ну чего... как у вас, у Наташки..." и со шпионским прищуром в задумчивости останавливала взгляд. "Может именно сейчас у Соньки и случилось что-нибудь "настоящее", то бишь взаправду, а мы некстати", - осенило Лизу. Она принялась усиленно сигналить Маргарите двумя ходящими в воздухе пальчиками - мол, пойдем-ка отсюда восвояси, здешний дух не вдохновляет.
Марго, как видно, не разделила этого настроя. С заговорщицким видом она рассказала последние новости, не забывая сыпать в чай мощные дозы сахара из соседских запасов. Соня вдруг напрягла брови у переносицы и... молчала. Лучше бы она молчала и дальше. Но она легко и равнодушно скрипнула чашкой по блюдцу, отставила ее и сосредоточилась на колупании отбитого фарфорового края. Лиза знала, что Соня мастерица по части неловкой тишины, но с какой стати устраивать ее сию минуту, понять было невозможно, пока Сонечка не открыла рот. Она заговорила с брезгливыми складочками уверенности у губ, которыми обычно грешат некрасивые школьные активистки, обличая проступок симпатичного лентяя.
-Рит, прости, но мне бы не хотелось обсуждать эту тему. Я и так знала, что ничего не было. Катерина мне звонила несколько раз и плакала. Потому что... столько сплетен, а они с Веней проверялись, и у них ничего не нашли, - но ведь им никто не верил. Господи, помните же, что творилось! Их тоже можно понять...
-Но Рита тоже не выдумала этот чертов сифилис! Что, она виновата, если врачи...
-Я не знаю, кто виноват и кто выдумал. У Катерины неприятности. И вообще... давайте не будем больше...
-Давайте не будем, - неохотно поддержала обескураженная Рита. Хотя на физиономии ее было ясно начертано: "...а тогда, пардон, о чем?"
Лишь только за порог - Маргарита съехидничала: "Хорошо, что мы ей не налили, а то услышали бы еще что-нибудь почище". Елизавета Юрьевна не ответила, просто подумала, что как раз-таки, напротив, уж если бы налили - сирыми, обиженными и справедливо оправданными оказались бы они, а не Катя с Веничкой. Но ради такого гнилого "правосудия" даже дряни, закупленной Ритой было жалко.
В который раз наступив на "сонины грабли", Лиза пожалела о том, что в нужный момент не щелкнула Рите по лбу и не удержала от бестолкового визита, а также о том, что без лишних церемоний не наварила Соне в бубен. Оставалось только самим себе снизить очки и запить осечку портвейном. В сущности - никакого расстройства, только усталый вопль маргаритиного сердца:
-Боже, дражайшая Катя и с Соней умудрилась скорешиться, даже здесь мы с ней сыграли в одну и ту же дерьмовую игру. Ну, разумеется, ты с ее тропиночки свернула, не говоря уже обо мне, а Катюше нужна была замена. Ей ведь нужно кому-то ездить по ушам. Вот она и выбрала Соню, которая материла ее на каждом углу... Ну что ж, с кем не бывает, зато теперь, я смотрю, "дружим до гроба". Браво. Уважаю ухватистых. Кстати, а ты знаешь, что Катерина однажды напела Габе? Она сказала вроде того, что "ну, Рита, понимаю, в обиде, а что ж, мол, Елизавета свет Юрьевна на меня дуется?.. чем же, мол, я ей-то не угодила..." Лизок, и впрямь, а чем она тебе не угодила? Ты-то вне игры...
Рита и раньше любила из вредности погутарить на эту тему. Но сейчас Лиза рассвирипела:
-Видишь ли, я боялась пить с ними из одних чашек. И кушать из одних тарелок. Слизистую нужно беречь от микробов. Я не Катерина, и в подражание тебе подхватывать заразу не собиралась!
-Не злись, пожалуйста, прости меня, дуру такую. Я просто хотела сказать, но... сейчас ведь нет сифилиса, и у них тоже...
-От этого у Кати ума не прибавилось. У нее если не в промежности, то где-то в сердцевине или в мозгах точно сидит что-то неизлечимое... а Соня... надо же, как мы заговорили! Будто сама не молола языком напропалую. Как тебе нравится намек на то, что мы все это сами выдумали?! Вероятно, вендетта с нашей стороны. Неплохая вышла мыльная опера...
-Ну, не скажи. Мы не учли законов жанра - злодейки травят всяких хаврошечек куда радикальнее. Мы слишком деликатные негодяи - мышьяк не подсыпаем, кинжалами не размахиваем, и даже не обливаем жертву соляной кислотой. Мы сущие ангелы в этом смысле, даже без классических злодейских ухмылок. Посмотри на нас - Рита походя взглянула в зеркальное стекло какого-то супермаркета, привычно-безуспешно заправляя челку за ухо, - Мирные пошехонцы...
-Почему "пошехонцы"?
-Не знаю. Слово понравилось. Оно как нельзя лучше отражает наше нынешнее лопушиное состояние. Ладно. С Соней все понятно - "узнаю брата Абрашку", как говорит Толик. Я понимаю, почему сожители ее лупят иногда. Я бы тоже сейчас врезала ей с удовольствием, но не мое это дело.
-У дураков мысли сходятся...
они шли и шли, и не замечали, куда, и потихоньку отпивали из бутылки, а закусывали творожной шанежкой. В сущности мир был за них и с ними, и они были в нем свои. Уличный торговец-армянин отдал им шаверму бесплатно, "дэвочки, на сдаровье!". И кошка из проходного дворика увязалась за ними, они ей отломили кусочек, но с собой не взяли, и грязно-рыжее пятнышко понимающе осталось позади. "Я чувствую себя прямо выпускницей... вот только откуда и куда меня выпустили..."
-В большую жизнь, - смеялась Рита. - Чувствуешь, как стены лопаются? Это мы идем, в большое плавание - большие корабли, победившие самый страшный в мире сифилис!
Жизнь опять начинала веселить и зализывать раны. И Катерине уже желали добра и даже глотали за нее тошнотворное зелье.
-А ведь представь - ей тоже не позавидуешь, - заметила Лиза.
-Да, ей не позавидуешь, ибо она какой была, такой и останется. Она неизменяема, и кроме своего мещанского тельца в потном халатике и с обезьяньими повадками ни во что более не воплотится. А главная радость бытия - в смене воплощений. Кстати, Катя всегда так потеет...
-Ну уж, не клейми... давай забудем про всех обиженных и потеющих. Надо топать дальше. Я думаю, навестим Толика. К нему недавно мама заезжала - небойсь варенья полный холодильник.
-Давай. Порадуем старика - а то он тоже скоро над кофейной гущей будет чахнуть. Все-таки какой-то он трусоватый, надо заметить. Я при любом раскладе заразить его не могла, мы же с резинками... Все-таки не мужик он. У него даже пенис какой-то женский, вкрадчивый... Я сама, конечно, дура, с мальчиками-подружками в такие игры лучше не играть.
Елизавета Юрьевна молча кивала, ибо сейчас приняла бы за истину что угодно, лишь бы от родной души . Она вкушала мокрую озябшую радость, словно только что вырвалась из заточения в холодильнике, и теперь даже ноябрьский ветер кажется южным и вареным. И что с того, что теперь роли поменялись с точностью до наоборот. И злодейство вроде как приписывают им, героям-счастливчикам. Несомненно сия версия незамедлительно облетит весь шар земной, в Соне можно не сомневаться. Соня, как ушлый солдат, без всяких терзаний переходит на сторону противника и воюет с удвоенной энергией. Хотя вся ее война сродни комариному зуду - мешает, пока рукой не прихлопнешь. И даже если Лиза и Марго и впрямь выдумали этот шанкр...