Вскоре «Хэмпстед» бросил якорь у самых рифов пиратского острова, его длинные серебристо-серые пушки уже были заряжены и нацелены. Когда закончились последние приготовления, «Хэмпстед» прошел мимо рифов в бухту. Здесь царил полный хаос. Лодки второпях отваливали в сторону судов, стоявших на рейде. Мулат отвел свой корабль из горловины канала в болоте, и теперь он стоял у самой пристани. На шлюпе кипела лихорадочная работа, как и под пушечным навесом на причале. Шлюп открыл огонь раньше, чем «Хэмпстед» приблизился на расстояние дальности его пушек, и столбы воды взметнулись к небу в добрых двухстах ярдах от его носа. «Хэмпстед» остановился на безопасном расстоянии от берега. Резкий звук выстрела одного из его орудий перекрыл пушечный лай, прозвучал другой и третий.
Начался бой. Как только заговорили пушки, городок замер: жители понимали, что остров недостаточно защищен. Потом вдруг возникла паника, люди забегали, между домами, хватая наиболее ценное имущество и пытаясь унести его в безопасное место.
Снова начали свой дуэт главные орудия «Хэмпстеда», и на этот раз над городком взлетели в воздух бревна и крыши домов. Рюарк с болью смотрел на то, как гибли невинные люди. Ведь пушки не разбирали, где пираты, а где просто мирные жители. Тем временем, шлюп мулата уже выбирал якорь, а на его мачте поднимались паруса. Рюарк тростью Траерна отодвинул в сторону комендоров и стал сам наводить пушки. Потом, отступив на шаг, он поднял руку, и, когда оба комендора были готовы, по его сигналу прогремел залп. Палуба шлюпа разлетелась вдребезги, рухнули первая мачта и такелаж.
Рюарк приказал быстро перезарядить орудия, и снова прогремел залп. На этот раз упала грот-мачта, и судно сильно накренилось, так как у самой ватерлинии теперь зияла громадная пробоина. Люди бросились в воду, когда судно ударилось кормой о причал, стало погружаться в воду и, наконец, опустилось на дно мелкой бухты. Рюарк изменил направление огня, отправив туда же два более мелких судна. Из одного повалил дым. Еще одно стало на веслах уходить к болоту. Пришлось сделать еще много выстрелов, прежде чем пиратский флот превратился в массу плававших на поверхности воды обломков.
Теперь Рюарк наводил орудия особенно тщательно, но все же понадобилось дать три залпа, чтобы от взрыва разлетелся в щепки блокгауз. Он еще раз изменил положение орудий, и огонь сосредоточился на логове Мазера. Потребовалось чуть ли не двадцать залпов, чтобы крепкий дом стал разрушаться. Рюарк приказал еще раз зарядить орудия, очередной залп — и Шанна увидела, как в клубах пыли исчезла восточная стена вместе с их комнатой. Рюарк крикнул Траерну с главной палубы:
— Если вы не хотите уничтожать невинных людей, то самое время остановиться. Пройдут долгие месяцы, прежде чем хоть одно из этих судов сможет поднять паруса. Виновные в похищении вашей дочери либо погибли, либо бежали. Я жду вашего решения, сэр.
Траерн повел планом и повернулся к капитану Данбасу:
— Закрепите пушки и поднимайте паруса. Идем к Лос-Камельосу. Видит Бог, мы сделали свое дело.
Нервное напряжение Рюарка спало. Голова его поникла, и он бессильно опустился на гандшпуг[19]. Один из комендоров подал ему трость Траерна, и он шагнул в сторону Шанны. Рюарк видел, как она бросилась к нему, но в следующий момент он почувствовал под своей щекой грубую палубу, и в нос ему ударил резкий запах пушечного пороха. Затылок его поддерживали прохладные ладони, и он ощутил на лице какую-то странную влагу. Ему казалось, что он слышит, как кто-то издалека окликает его по имени… Но он так устал… так устал… Над ним сомкнулась чернейшая из ночей.
Глава 20
Врач что-то бормотал и ругался, пытаясь уберечь ногу больного от тряски на изрытой дороге.
— Еще немного терпения, герр Шауманн, — тихо проговорила Шанна Бошан, — теперь уже мы скоро доедем.
Голова Рюарка была у нее на коленях, и она держала холодный компресс на его лбу. Траерн с удивлением смотрел на дочь. Он мысленно отмечал ее уверенность и спокойную сдержанность, чем она раньше вовсе не отличалась. Более того, она не расставалась с серебряным кинжалом и небольшим пистолетом в кармане кожаной безрукавки, лежавшей у нее в ногах. Удивило его и то, как ревностно и с какой нежностью заботилась она об этом рабе, которого когда-то ненавидела.
— Рана гноится, — объявил доктор, прервав его размышления. Траерн вслушивался в слова доктора. — Ногу придется ампутировать. Безотлагательно! Раньше, чем он придет в себя. Чем дольше это откладывать, тем будет труднее.
Шанна молча смотрела на врача, и ей представлялось ужасное зрелище: Рюарк без ноги пытается вскарабкаться на лошадь.
— Это его спасет? — тихо спросила она.
— Ответ на это может дать только время, — быстро проговорил герр Шауманн. — Впрочем, все говорит за то, что он выживет.
Шанна долго смотрела на Рюарка. Лицо его было смертельно бледным. Она не могла решиться, и все же, когда заговорила, голос ее был одновременно и мягким, и решительным.
— Нет, я думаю, что наш господин Рюарк будет бороться за свою ногу. И может быть, вместе мы справимся с этим.
Мужчины приняли ее заявление как окончательное решение и больше об этом не говорили. Наконец карета остановилась перед домом Траерна, но раньше, чем лошади сделали последний шаг, Питни, ехавший впереди, подбежал и осторожно взял Рюарка на руки. Шанна пошла с ними.
— В одну из комнат рядом с моими, Питни.
Брови ее отца высоко поднялись от удивления. Она в свое время позаботилась, чтобы сэра Биллингсхэма поселили на другой половине дома, а теперь помещает в своем крыле раба!
Сэр Гэйлорд вышел им навстречу. Взглянув на перевязанную лодыжку кавалера, Траерн заметил:
— Я вижу, вам лучше, сэр Гэйлорд.
— О да, — отвечал тот. — Очень жаль, что я не смог поехать с вами. Я упал с лошади, и проклятое животное ударило меня копытом. Но это быстро пройдет. Я не был уверен, что смогу сражаться. Ведь, как я вижу, произошла схватка? — И он взглянул на раненого. — Стало быть, вы схватили этого Рюарка, — продолжал он. — Он поступил недостойно: бежал, потом похитил вашу дочь! Хорошенькое дело! Я полагаю, вы его повесите?
К счастью, Шанна, занявшаяся вместе с доктором Рюарком, не слышала этих слов. А Траерн уклончиво ответил:
— Посмотрим, что можно сделать для спасения господина Рюарка, прежде чем его повесить.
Когда сэр Гэйлорд увидел, что Питни понес Рюарка в сторону апартаментов Шанны, он не смог скрыть своего неодобрения.
— Вы находите достаточно разумным, сэр, поселить этого предателя рядом с вашей дочерью? Дама должна проявлять осторожность. Не стоит ли напомнить ей об опасностях, о которых она сама, по-видимому, не подозревает?
Слегка усмехнувшись, Траерн возразил:
— Считаю разумным ни в чем сейчас не отказывать дочери. И прошу вас не злоупотреблять моим гостеприимством, ставя под сомнение порядочность Шанны.
Питни направил Берту и Эргюс в указанную Шанной комнату. Когда туда внесли Рюарка, постель была уже готова.
В комнате закипела бурная деятельность. Вместе с Питни вошел доктор, посторонившийся, правда, чтобы пропустить первой Шанну. Почти сразу же к ним присоединились и Траерн с Гэйлордом, которые остановились у двери, наблюдая оттуда за происходившим. Шанна не отходила от уложенного в постель Рюарка. С него сняли холщовую рубаху и чулки. Доктор распорядился поставить ближе к кровати столик с хирургическими инструментами и лекарствами. Эргюс с тревогой взглянула на свою хозяйку, которая стала протирать влажной салфеткой лицо и грудь больного. Его бриджи разрезали до самого верха, и, когда герр Шауманн снял повязку, горничная увидела гноившуюся рану с запекшейся по краям кровью. Она выбежала, зажав рот рукой. Шанна удивилась: Эргюс всегда казалась ей храброй и мало на что реагирующей женщиной.
— Ох уж эти женщины! — проворчал доктор. Он раздраженно указал на грязные бриджи Рюарка, почерневшие от пороха и сохранявшие его едкий запах. — Если это не обременит вас, девушка, я попросил бы снять с него эти штаны.
Берта была шокирована таким предложением, но Шанна без колебаний принялась за дело, рассчитывая своим коротким кинжалом распороть шов на бриджах. Но едва отогнула ткань у колена, как Питни, отведя в сторону ее руку, вынул свой широкий нож, разрезал штанину до пояса и освободил другую ногу Рюарка. Берта прикрыла лицо дрожавшей рукой. Она покраснела и старалась смотреть только на Шанну.
— Пойдемте отсюда, дитя мое. Вам здесь не место. Пусть этим занимаются мужчины.
— Да, мадам Бошан, — подхватил, набивая себе цену, Гэйлорд. — Позвольте мне проводить вас. Здесь, разумеется, не место для дамы.
— О, не будьте ослом! — возразила Шанна. — Я нужна здесь.
Челюсть у Гэйлорда отвисла, он попятился и наткнулся на Траерна, интуиция которого подсказывала, что следует оставить дочь в покое. Берта же не могла оправиться от смущения: из-под полуопущенных век она видела, как Питни бросил на пол распоротые бриджи.
Заметив ее смущение, Шанна положила руку на ее пухлое плечо и ласково проговорила:
— Полно, Берта, я за… я же была замужем! — Шанна слегка побледнела, понимая, что едва не сказала лишнее, и продолжала уже более осторожно: — Я знаю, как устроено мужское тело, и пожалуйста, не мешай мне помогать Рюарку.
Шанна подняла высоко над кроватью масляную лампу, когда доктор снова стал исследовать рану. Под ногу теперь подложили подушку, и работать доктору стало удобнее. Он извлек из раны еще несколько осколков величиной с монету. Рюарк застонал и пошевелился. Он все еще был в глубоком обмороке, но реагировал на боль. Шанне казалось, что она чувствует его страдания. Ее не оставляла мысль об отце, о том, что он, должно быть, догадался о ее чувствах. Но сейчас она была полностью сосредоточена на одном Рюарке. Герр Шауманн очистил рану, наложил сильнодействующие мази и бальзамы и забинтовал ногу.
— Это все, что в моей власти, — вздохнул он. — Но если заражение пойдет дальше, ногу придется ампутировать. Ничего другого сделать будет нельзя. Рана уже сильно инфицирована. Об этом говорит ее пурпурный оттенок, а также распространяющаяся вокруг краснота. Не иначе, как придется сделать ему кровопускание. — И он стал готовиться к тому, чтобы пустить Рюарку кровь.