Шанна водила пальцем по жесткой растительности на груди Рюарка.
— В бреду вы говорили, что любите меня, — робко проговорила она. — И когда бушевала гроза, я спросила вас, любите ли вы меня, и вы сказали, что любите. — Шепот Шанны был едва слышен.
— Как ни странно, в бреду люди говорят правду. — Рюарк взглянул прямо в ее вопрошающие глаза. — Да, я люблю вас. — Лицо его стало печальным. — И схожу с ума от этого.
Шанна приподнялась и пристально посмотрела на Рюарка.
— За что вы меня любите? — спросила она с удивлением. — Я доставляю вам одни неприятности, оскорбляю вас. Я отдала вас пиратам. Как вы можете меня любить, когда в этом нет никакого здравого смысла?
— Шанна! Шанна! Шанна! — Рюарк со вздохом нежно погладил ее руку. — Какой мужчина может похвастаться тем, что он поступает мудро в любви? Сколько раз слышал мир слова: «Несмотря ни на что, я люблю»? Разве я веду счет вашим ошибкам и грехам, записываю их в кондуит? — Он смотрел на робкое пламя свечи. — Посмотрите на Гэтлье и Дору. Они любят друг друга вопреки всему. Их прошлое, все, что они пережили, не имеет для их любви никакого значения. Человек не знает, почему он любит…
Рюарк положил ногу на подушку и дотронулся до повязки, словно желая этим облегчить боль.
— Я вспоминаю тепло прикосновений, способное зажечь мое сердце. Я вижу сияющие в темноте сине-зеленые глаза, нежные в минуты любви, а потом сверкающие недоверием и гневом, темно-синие в момент наслаждения, буйно-зеленые в радости. Вспоминаю ваше тело в своих объятиях, которое нежно ласкал и которое отзывалось на мои ласки с такой страстью. — Рюарк погладил руку Шанны, повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза. — Моя любимая Шанна, я не могу думать о предательстве, когда думаю о любви. Я не в состоянии думать о запретах, когда вы рядом со мной, и жду того дня, когда вы скажете мне: «Я люблю!»
Шанна подняла руки, словно моля о защите, и снова уронила их на колени. По щекам ее потекли слезы, и она беспомощно взмолилась:
— Но я не хочу вас любить. Вы колонист. Вы неблагородного происхождения. Убийца, приговоренный к смерти, бродяга, раб. Я хочу, чтобы у моих детей было благородное имя. Как и у мужа. — Внезапно смутившись, она отвела глаза. — И больше не хочу заставлять вас страдать.
Рюарк вздохнул. Протянув руку, он нежно вытер слезы Шанны.
— Шанна, любовь моя, — нежно прошептал он, — я не могу видеть ваши слезы. Не будем говорить об этом. Я лишь прошу вас помнить, что даже самый длинный путь преодолевается шаг за шагом. Моя любовь может ждать, но никогда не угаснет и не изменится. — Голос Рюарка зазвучал веселее, в глазах появились озорные огоньки. — Вы должны знать, что я упрям. Мать называла меня решительным, а отец — избалованным.
Шанна слегка улыбнулась.
— О да, с этим нельзя не согласиться.
Усмехнулся и Рюарк.
— Идите ко мне, любовь моя, не думайте более об этом. Лягте рядом со мной и дайте мне почувствовать ваше тепло и нежность. Если вы не можете признаться в любви ко мне, то проявите, по крайней мере, снисхождение к больному человеку.
Шанна тесно прижалась к нему и положила голову ему на плечо. Рюарк обнял ее. В комнате воцарилась тишина, и Шанне казалось совершенно естественным то, что она лежит в его объятиях. Однако многие в этом доме пришли бы в негодование, увидев их в постели.
Берта принесла поднос с завтраком, и Рюарк впервые за несколько дней принялся за еду. Неожиданно открылась дверь, и появился Питни с кофейным сервизом. За ним шествовал сам Орлан Траерн. Сквайр поставил перед Рюарком чашку с дымящимся кофе.
— Еще рано, но это самое лучшее время для того, чтобы поблагодарить вас, когда моя дочь не слышит нас. — Траерн поднял руку и указал большим пальцем через плечо: — Она еще спит, поэтому говорите потише, иначе нам придется иметь дело с ее капризами.
Рюарк дожевал кусок мяса. Он чувствовал себя не слишком уверенно и с опаской взглянул в сторону Питни, стоявшего в футе от его кровати со скрещенными на животе руками.
— Я рассказал Орлану о том, что знаю человека, видевшего, как тебя силой увезли на пиратский корабль.
Раньше он не решался сказать об этом Траерну. Рюарк кивнул, отпил кофе и почувствовал, что тот крепко приправлен бренди. Он поднял чашку в знак молчаливой благодарности Траерну, смакуя пьянящий аромат напитка. Траерн откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, Питни стоял рядом. Немного помолчав, сквайр обратился к Рюарку:
— Теперь расскажите все по порядку. Я должен сделать свои выводы, но мне пока мало что известно.
Не прерывая еды, Рюарк стал рассказывать о том, как пираты готовились к набегу на остров, как он дал им ложные ориентиры, о последовавших печальных результатах этого набега. Сказал и о том, что все три захваченных раба пожелали вернуться, когда им была предоставлена возможность. О том, что Шанну посадили в подвал, и как ее удалось оттуда вызволить. Коротко упомянул о двух убитых им людях. Рассказал о плане побега и отметил роль Гэтлье и Доры в его осуществлении.
Оба собеседника Рюарка были явно удовлетворены его рассказом и облегченно заулыбались, когда он заверил их в том, что с Шанной ничего необычного не произошло. Сквайр на некоторое время погрузился в размышления, опустив голову на грудь. Питни перехватил взгляд Рюарка и улыбнулся ему, едва заметным кивком одобрив его поведение. Потом Траерн встал и с неожиданной веселостью хлопнул себя по колену.
— Клянусь Святым Георгием, — засмеялся он, но тут же понизил голос, хитро взглянув в сторону балкона, — что лучше всего отблагодарить всех троих вернувшихся рабов премией за их верную службу.
Рюарк откашлялся и, когда Траерн умолк, заговорил о другом:
— Сэр, господин Гэтлье и госпожа Дора рисковали своими жизнями не меньше. Если уж речь идет о награде, несомненно, ее достойны и они.
— Хорошо. Можете быть уверены, что я о них не забуду. Они будут щедро награждены. — Траерн кашлянул и взглянул на Питни. — Говорят, да теперь я и сам вижу, что вы оказали мне огромную услугу, вернув дочь невредимой. Я возвращаю вам ваши документы. Вы больше ничего мне не должны. Теперь вы свободный человек.
Траерн ожидал бурного проявления радости, но вместо этого Рюарк нахмурился и посмотрел сначала на одного, а потом на другого собеседника. Он видел, что Питни понимает причину такой неожиданной реакции. Траерн же был сильно озадачен поведением своего раба.
— Сэр, вы, кажется, намерены отблагодарить меня за обычную порядочность? — Рюарк отклонял все доводы. — Я исполнил свой долг перед моим хозяином, совершив побег из логова разбойников, и при этом не мог оставить в их руках ни в чем не повинных людей.
Я не могу принять награды за это.
В его словах таился двойной смысл, но Рюарк не желал получать ничего за спасение Шанны. Кроме того, положение раба позволяло ему оставаться на острове, с ней.
— О, вы вполне заработали свободу, уже хотя бы тем, что построили два завода! — проворчал Траерн.
— Я построил бы их и в том случае, если бы нанялся к вам как свободный человек. Но я просто служил, как мог, своему хозяину.
Орлан Траерн смотрел на Рюарка в некотором замешательстве, Питни же избегал встречи с ним взглядом.
— Если бы я не был вынужден приобретать дорогую одежду, — с озорным огоньком в глазах напомнил Рюарк сквайру, — у меня уже накопилось бы достаточно денег, чтобы купить свободу.
Уязвленный Траерн возразил:
— Я потратил на вашу одежду гораздо больше, чем вы.
Рюарк усмехнулся, но лицо его сразу же стало серьезным.
— Меня знают как человека, который всегда исправно платит свои долги. — Он взглянул прямо в глаза Орлану. — Когда я возвращу вам всю сумму моего долга, моя свобода не будет мне казаться чьим-то подарком.
— Вы редкий человек, Джон Рюарк, — вздохнул Траерн. — Не думаю, чтобы вы смогли когда-нибудь стать торговцем, раз вы отказываетесь от честно заслуженной награды. — Он поднялся со стула и помолчал, разглядывая Рюарка. — Мне почему-то кажется, что вы запросили с меня цену, превышающую возможности моего кошелька. — Траерн тряхнул головой и направился к двери вслед за Питни, но на пороге обернулся: — Интуиция торговца говорит мне, что вы провели меня, Джон Рюарк, но вот как — этого я пока еще не знаю.
Глава 21
Орлан Траерн быстро позавтракал и сразу же встал из-за стола, избежав, таким образом, разговора с сэром Гэйлордом. Этот рыцарь усвоил привычку присоединяться к семейству во время утренний трапезы. Не то, чтобы он слишком докучал Траернам. Но любая тема: деньги, финансы, море, Англия, война, мир, чьи-то успехи, корабли, торговля, национальности, ветер или дождь — неизменно сводилась им к рассуждению о вложении капитала в небольшую верфь, которая могла бы поставлять сотни шлюпов и шхун по цене одного линейного судна. Гэйлорд проявлял замечательную способность поворачивать любой разговор в эту сторону.
Сквайр Траерн бросил сочувствующий взгляд на дочь и ретировался с поспешностью, удивительной для человека его возраста и телосложения. Шанна попыталась улыбнуться сэру Гэйлорду, чрезвычайно занятому содержимым стоявшей перед ним полной тарелки. Его изысканные манеры не позволяли ему разговаривать с полным ртом, чему Шанна была бесконечно рада.
Она коротким кивком извинилась перед кавалером и по пути в гостиную тихо попросила Берту принести туда чай, надеясь, что там ее не побеспокоят. Увы, надежды ее не оправдались. Едва она уселась на диван, как вошел сэр Гэйлорд, вытиравший себе рот салфеткой, которую он потом засунул в свой рукав. Не будь на ней вышитой монограммы «Г», она могла бы служить красивым головным платком. У него была слабость к вышитым на материи буквам, и ему особенно нравилась буква «Б», которой помечено все его нижнее белье и одежда, Даже на его сюртуках красовалась эта монограмма.
Когда Берта расставила чашки и приготовилась разливать чай, Гэйлорд встал и, отстранив ее, налил в обе чашки немного крепкого чая, к которому добавил столько же сливок, и стал перемешивать. Получившаяся жидкость весьма мало походила на чай. Не обращая внимания на возглас ужаснувшейся Берты, он положил в одну несколько ложек сахара и застыл над другой, вопросительно подняв брови.