Будь в моих руках настоящая веревка, меня бы сейчас рвануло с места и протащило по пыльной дороге так, что до остановки одни б уши доехали, как в известном анекдоте.
Но законы магии явно были другими.
Я захотел, и аркан преодолел разделяющие нас пару сотен метров. Со своего места я видел, как кучер схватился за шею и навалился спиной на стенку кареты, натянув поводья.
Бедные лошади, снова не понимая, зачем их тормозят на полном ходу осели крупом, для скорейшей остановки.
Наемника выдернуло с козел и уронило на землю.
Мне почудилось, что я услышал, как удар вышиб воздух из его легких.
Иван, сообразив, что случилось, кинулся к карете. Отлично, значит все же принятие самостоятельных решений не испарилось в его сознании.
Лин тоже понял, что требуется и рванул следом за Иваном.
Парнишка догнал карету вскочил на козлы и принялся править лошадьми, разворачивая четверку. Лин же подбежал к начавшему подавать признаки жизни кучеру и, сграбастав его в охапку, потащил обратно к приказу.
Иван, умело держа поводья, подвел карету к выходу и плавно остановил напротив.
Мы дождались Лина с его дергающейся ношей и ввалились всем скопом в помещение.
Стражники уже закончили связывать ярыг и принялись за наемников, что были без сознания. Кто-то из них уже очухивался и начал шевелиться.
Лин кинул кучера в общую груду тел, его подхватили и взяли в оборот стражники.
— Проблема с каретой улажена, — ни к кому особо не обращаясь произнес я.
— Нужно заканчивать тут и сваливать, — сказала подошедшая ко мне Анфиса Петровна. — Не ровен час кого-нибудь еще отправят, если карета вовремя не подоспеет.
Она была права, но оставлять несвязанных наемников, уже приходящих в себя, тоже было бы глупо. Так что я проследил чтобы все были подобающим образом упакованы, включая ярыжников, которых связали и посадили на стулья, таким образом отделив от наемников. Это был посыл приказчику, что мы мол против вас ничего не имеем, вот ваши люди целые и невредимый. Хотя кляпы сделали всем. Мало ли кому вздумается звать мамочку.
— Зачем ты эту дворнягу схватил? — спросила меня мадам, показывая на щенка в моих руках.
Я почесал мохнатый загривок, отчего уже было задремавший пёс снова завилял хвостом.
— Ну не оставлять же его в этом кошмаре. В деревне ему место найдется. А откуда он тут вообще взялся?
— Да ребятня днем притащила, — отмахнулась Анфиса Петровна. — Бросил кто-то.
— Как же можно такого милаху бросать? — поддержал меня Лин и, подойдя, протянул руку погладить щенка.
Тот недовольно фыркнул, чихнул, но погладить позволил.
Я усмехнулся. Значит уже признала псина во мне хозяина. Остальным можно гладить только с разрешения. Ну чем не аристократ?
— Готово! — отчитался один из стражников, закончив вязать путы.
— Все, уходим! — распорядился я и первым покинул приказ.
Следом вышли все остальные.
Последним шел Лин. Он притворил дверь, навалившись на нее всем весом. Дерево недовольно скрипнуло и полотно встало в проем.
Теперь ясно чего наемник с ней так долго возился. Дверь перекосило, и она с трудом закрывалась.
Мы с Иваном, Лином и Анфисой Петровной расположились в карете. Двое стражников сели на козлы, и мы рванули за город.
Четверка способна была преодолеть расстояние до деревни меньше чем за час. Не знаю, как долго мадам должны были вести до имения Корсакова, но если оно располагалось где-то в пригороде, то не менее получаса. А значит пока нас хватятся, пока доберутся до приказа и выяснят в чем дело, мы успеем добраться до своих.
В закрытой карете было темно. Крошечные зарешеченные окошечки по обеим сторонам совсем не давали света.
Факел снаружи если и освещал дорогу, то слабо, до светодиодной оптики ему было расти еще лет триста.
Иван завозился в темноте.
— Тут где-то должно быть…
Парнишка шарил сбоку, то и дело ойкал, натыкаясь на что-то металлическое судя по звуку.
Наконец он выпрямился и чиркнул кресалом.
Белая искра ослепила, на мгновение выхватив силуэты людей в карете.
С третьего раза Ивану удалось зажечь свечу и в тесной коробчонке стало хоть что-то видно.
Анфиса Петровна улыбалась и смотрела на меня, как я прикрывал глаза щенку, защищая от ярких вспышек огнива.
Теперь, когда фитиль горел ровно и давал достаточно света, я убрал ладонь от морды собаки, и пёс принялся осматриваться вместе со мной.
Лин сидел ближе к двери, собранный и готовый в любой момент отразить нападение неведомого врага, если бы тот вдруг собрался бы ворваться в карету на полном ходу.
Иван крепил огарок в подсвечник на стенке. Карета тряслась и парнишке не удавалось справиться со своей задачей.
— Рассказывай, — сказала Анфиса Петровна, так и не дождавшись пока Иван закрепит свечу.
— А что рассказывать? — замялся я.
— Вот с момента, как вышли из борделя и рассказывай, — подсказала мне мадам.
Я пересказал наши приключения. Особое внимание, уделив тому, как профессионально действовал Афоня.
Мадам довольно кивала.
Затем перешел к прибытию в деревню и заселению. Рассказывал я сначала в общих чертах, но затем втянулся и принялся подробной описывать все, что произошло с нами.
Дойдя до ночи с Настей, я тактично умолчал о случившемся. Зато Иван, внимательно слушавший мой рассказ и Лин, видимо тоже, краем уха ловя мои слова, одновременно фыркнули, когда я сказал, что пошел спать, почитав книгу Буянова, и проснувшись утром отправился на тренировку.
Мадам взглянула на них и тут же расплылась в улыбке.
— Ох и шустра девка.
— Анфиса Петровна, вы хорошо знаете Настю, — я чуть было не сказал «знали», но вовремя себя одернул.
Мадам, видимо, почувствовав мою заминку, тут же напряглась и как-то немного иначе на меня посмотрела.
— Что именно ты хочешь о ней знать?
— Всё! — выпалил я не задумываясь.
Анфиса Петровна погрозила мне пальчиком.
— Ни одна женщина не позволит мужчине узнать о ней все, если не хочет потерять его интерес. В женщине должна быть загадка.
— Анфиса Петровка… — с укром произнес я.
— Ладно, — согласилась мадам, — все рассказывать не стану, а немного не повредит. Жила она у меня в заведении некоторое время.
— Работала? — уточнил я, а сердце глухо застучало по ребрам.
Да уж, ревность неискоренима. Одна ночь с симпатичной девушкой, а я уже считаю её своей и нервно реагирую на известия о возможных сексуальных связях подруги.
— Нет-нет! — замахала руками Анфиса Петровна. — Не работала. Просто жила, когда из семьи сбежала. Шныряла туда-сюда. С девочками моими постоянно шушукалась. Молодая, все ей интересно было. Всё заграницу сбежать хотела, но что-то у неё не задалось. За полгода до того, как ты явился она исчезла.
Мадам замолчала, задумавшись. По выражению лица было видно, что она с теплотой вспоминает Настю.
— А откуда она вообще? — спросил я мадам.
— Это ты сам у нее вызнавай, не стану я ничего тебе рассказывать из ее прошлого. Это лишь ее дело.
— Не получится, — чуть зло произнес я.
Злился ли я на Корсакова, за то, что он сделал с Настей? Конечно! Еще как.
— Что стряслось? — встревожилась Анфиса Петровна.
Я вздохнул и принялся рассказывать оставшуюся часть истории. О том, как посвящение прошел, как отряд Корсакова к деревне подошел. Ну и о самой битве.
При рассказе об обретении силы, мадам уважительно кивала, явно показывая, что гордится мной.
— Самостоятельно такого добиться — это очень серьезная заявка, — произнесла Анфиса Петровна, когда я рассказал, что общался с Шансом. Конкретно, о чем был разговор я не говорил, решил обойти это стороной.
Описание боя, мадам слушала, поджав губы и только покачивала головой.
Когда дело дошло до финала и я рассказал, что стало с Настей, Анфиса Петровна нахмурилась. Долго сидела неподвижно, мерно покачиваясь в такт наклонам кареты.
— Бедный Дмитрий Олегович, — наконец произнесла она.
Я потерял дар речи. Хотел что-то сказать, но походу горло перехватило от негодования.
— Не спеши меня проклинать, — произнесла Анфиса Петровна и похлопала по коленке рукой, словно я был капризный ребенок.
— Но… — начал было я.
— Ты ему мстить будешь. Вижу, что на куски готов порвать. Вот и говорю, что жалею его. Но за все его злодеяния, соглашусь, он и не такого заслуживает.
Я смотрел на мадам с полным непониманием.
— Что смотришь, как на врага? Думаешь, что я на его стороне?
Я замотал головой.
Конечно, я так не думал, иначе Корсаков не потащил бы Анфису Петровну в застенки. Не стал бы держать в приказе в клетке, словно животное. Нет. Но мне была непонятна её жалось к такому человеку.
— Сопереживать противнику сложно, но, когда на поле боя тебе в лазарет притаскивают мальчишек, что с руками или ногами оторванными лежат, а они смотрят на тебя, как на господа бога, надеясь, что ты все исправить сможешь… — мадам вздохнула и продолжила, — тогда не разбираешь, где свой, где чужой. Всех спасти хочешь. Да вот только не всех удается. И хоронишь их потом и своих, и чужих, зачастую всех в одной могиле. Без разбору.
Анфиса Петровна посмотрела на меня и улыбнулась. А я вспомнил, как совсем недавно и сам приказал лечить раненых наемников и хоронить чужих солдат.
— А вам мальчишкам не понять, как нам женщинам сыновей хоронить, хоть своих, хоть чужих. Вам повоевать хочется, силу свою показать, да врага наказать. Что ж спорить не буду, ваше право. Хочешь наказать Корсакова? Право имеешь. За все что он тебе сделал. И я буду последняя, кто осуждать тебя за это станет. Но вот сочувствия ты меня не лишай, не выйдет.
Я смотрел на эту женщину и видел глубину её чувств. Было в ней что-то, несмотря на род её занятий, сделавший из нее слегка циничную и расчетливую хозяйку борделя. Что-то такое, что заставляло прислушиваться и принимать от нее советы и наставления. Рядом с ней я чувствовал себя тем самым пацаном, которым и должен был быть в глазах окружающих.