Сорокалетний вдруг прервал свои ментальные брыкания и ушел на второй план.
Тело подошло вплотную к Маше и остановилось в полушаге от неё. Девушка расправила плечи, еще больше выставив грудь на показ. Мой взгляд скользнул в указанном направлении и остановился на вздымающихся от желания холмиках. Рука сама собой протянулась и отодвинула край ворота, оголив упругий сосок.
Внимательно рассмотрев его, я посмотрел девушке в глаза. В них была страсть, некая игривость и блеск. Всё смущение куда-то исчезло, уступив место решимости.
— Хочу, — едва слышно прошептала Маша и коснулась трясущейся рукой моего пениса.
Я почувствовал, как теплая волна содроганий прошла по телу следуя за прикосновениями девушки и выплеснулась белым сгустком ей на подол.
— О чёрт! — пробормотали мои губы.
— Не может быть! — раздосадовано и хрипло произнесла Маша.
Сознание сорокалетнего торжествующе вернулось обратно и захватило контроль над быстро расслабляющимся телом.
Иногда нужно просто отпустить что-то, чтобы избежать конфликта. Это понял я сорокалетний, но не понял замысла я молодой. Конечно, куда ему тягаться с опытом.
Я вдруг подумал, что секс с Настей получился таким долгим оттого, что моё сознание полностью контролировало тело. Иначе бы все кончилось подобным конфузом.
— Спасибо, Маша за завтрак, — поблагодарил я девушку и, подняв с пола поднос с едой, направился к столу.
Девушка еще постояла у двери, не произнося ни слова, то краснея, то бледнея, а затем вышла и громко хлопнула дверью.
Я от души рассмеялся.
Что ж, не было у меня подобных ситуаций в бурной молодости, зато сейчас вляпался. Кто никогда не проходил через преждевременную эякуляцию, наверное, никогда не сможет ценить тех женщин, которые готовы немного подождать и продолжить через несколько минут. Маша явно была не из таких. Правда сейчас, после победы сознания над телом, я бы вряд ли стал заниматься с ней сексом. Хотя она была весьма горячая штучка и так мило краснела, когда видела меня.
Отсмеявшись, я оделся и принялся за еду.
День прошел в ожидании вестей от Гончарова. Мои мучения закончились около пяти чесов вечера, когда явился Афоня, отправленный дожидаться посланника на окраине леса.
Место было назначено и паренек, заделавшийся у нас кучером, сказал, что знает, как меня туда доставить.
Названная Афанасием сумма за услуги Гончарова оказалась не такой уж большой. На неё хватило остатка моей доли от трофейных. Мне даже не пришлось лезть в сундуки. Староста проводил меня в хранилище и показал на кучку монет на столе. Я отсчитал нужное, забрав почти все и вышел.
Настю аккуратно положили на сиденье кареты, я сел напротив, и мы тронулись.
Ехали мы больше часа, то и дело сворачивая с одной проторенной дороги на другую. Карета тряслась на кочках, выбивая колесами пыль. Пожалуй, нужно бы решить вопрос с остеклением окон. Чувствовать на языке привкус земли мне не слишком понравилось.
Кучер остановил карету совсем недалеко от небольшой рощицы. Ничем примечательной она не была, но парнишка уверял меня, что именно об этом месте говорил Афоня.
Я приказал кучеру ждать нас тут, прямо на дороге. Поднял Настю с сиденья и с ней на руках отправился к леску.
Монеты я оставил в холщевом кошельке в карете. Расчет после выполнения.
Идти было недалеко, но моё нетренированное тело начало протестовать, когда я прошел ещё только половину расстояния. Одно дело несли на руках девушку, которая обнимает тебя за шею и распределяет таким образом нагрузку и совсем другое — нести на одних только руках. И как бы кто ни говорил, что своя ноша не тянет, посмотрел бы я на него, если пришлось бы идти по пояс в траве, да по неровной земле.
Сделав две передышки во время которых, я вставал на одно колено и укладывал Настю на сгиб второго.
Войдя в рощу, я сразу понял, что пришел по адресу.
В самом центре густо заросшего леска была практически идеально круглая поляна.
Стволы деревьев, окружающих место силы, были обуглены и стали из бело-черных просто черными. Верхушки берез зеленели живой листвой, но вся поверхность стволов от самой земли и до высоты в пару метров была обуглена.
Посреди поляны стоял Гончаров и смотрел в противоположную от меня сторону. Казалось, он что-то шепчет. Развернувшись на звук моих шагов, он даже не поменялся в лице. Я заметил, что его губы беззвучно движутся, но даже со своим супер-слухом я ничего не мог разобрать. Казалось, Олег Матвеевич молится.
Я остановился в нескольких шагах от него и дождался, когда Гончаров обратит на меня внимание. Слава духам ждать оказалось не долго, руки уже порядком оттянуло и мне казалось, что я могу, не нагибаясь поднять ветку с земли.
— Ты вовремя, — вместо приветствия сказал мне Гончаров. — Сила на максимуме. Я готов. Клади её сюда.
Он показал рукой, куда положить Настю. Я подошел, встал на колени и аккуратно уложил девушку в траву. На удивление, трава была довольно высокой и в отличии от стволов деревьев совершенно не обожженной.
— Отойди на несколько шагов и спрячься в свой кокон.
Последние слова Гончаров произнес с легким презрением в голосе, но я не стал обращать на это внимания.
Долго ждать не пришлось. В месте, где лежала Настя начало происходить что-то странное.
Тело девушки приподнялось сантиметров на десять от земли, и вокруг него заструились желтые языки пламени. Словно Настя лежала в костре. Вот только пламя не выглядело обжигающим или опасным. Оно будто ласковыми нежными пальцами ощупывало тонкую прозрачную пленку, обволакивающую девушку.
Гончаров выпрямился и поднял руки вверх.
Пламя вокруг Насти взвилось на метр. Я почти перестал видеть девушку за трепещущими лепестками огня.
Желтое свечение разлилось вокруг будто где-то наверху включили мощный театральный софит с соответствующим светофильтром.
Я почувствовал, как меня стало обжигать зноем. Подняв руку, я заметил, что волоски на коже начали сворачиваться от жара, в который за секунду превратился зной.
Сосредоточившись, я вызвал щит. Яйцо кокона сомкнулось вокруг меня и сразу стало прохладно.
А Гончаров все творил и творил магию.
Вокруг нас задрожал воздух, будто я оказался в центре миража. Мне показалось, что от стволов пошел легкий дымок.
Сложно было понять, что происходит внутри огненного кокона, в который превратился невинный костерок вокруг Насти.
Вдруг сквозь разрывы в пламени я увидел движение. Тело Насти выгнулось, голова запрокинулась и руки свесились до самой земли. В одно мгновение огонь исчез.
Я бросился к девушке, одновременно снимая защитный кокон. Подхватил ее на руки у самой земли. Глянул мельком на Гончарова. Тот стоял в паре метров от нас, его лицо было покрыто каплями крови, глаза светились оранжевым. Он тяжело дышал.
Переведя взгляд на Настю, я увидел, как девушка открыла глаза, и уставилась на меня с легким непониманием. Через миг ее лицо приобрело осознанное выражение, и девушка обняла меня за шею.
Я встал и помог подняться Насте.
— Спасибо, — только и прошептала она.
А в следующее мгновение ее губы прильнули к моим, и стали жадно целовать, словно мы делали это в последний раз. Я отвечал на поцелуй не особо заботясь о том, что подумает Гончаров.
— Ты как? — в краткий перерыв успел спросить я.
— Все отлично! — выдохнула Настя между поцелуями.
Я скосил глаза на Гончарова. Тот стоял и улыбался. И эта улыбка мне не понравилась.
— Беги! Там карета! — только и успел выкрикнуть я, когда почувствовал, как что-то острое впилось мне в бедро чуть ниже ягодицы.
В глазах девушки промелькнул испуг, а затем гнев, она глянула на Гончарова и попыталась что-то сказать.
Уже падая и теряя сознание, я накинул на Настю защитный кокон в надежде, что он продержится какое-то время.
— Беги! — крикнул я и отключился.
Глава 13
Перед глазами серая муть. Где-то вдали слышен какой-то шорох или шелест, не разобрать.
Руки затекли, я даже не могу ими пошевелить. Не чувствую кистей.
Воняет сыростью и плесенью, так что даже в носу свербит.
Из шелеста выделяется какой-то мерный звук. Тук-тук. Пытаюсь сосредоточится на нем. Может, если удастся понять, что это такое, то и остальное прояснится?
Я несколько раз моргнул, и серая муть превратилась в серый каменный пол. Странно, как-то необычно близко этот пол. Словно я стою на коленях, лицом вниз.
А что с руками? Я попытался повернуть голову в бок, и в глубине черепа растеклась чернильным пятном головная боль, заполнила сознание, вернула ощущение окружающего мира. Вместе с ощущениями вернулась память.
Последнее, что я помнил, как упал без сознания на поляне после обряда освобождения Насти от заклинания её отца.
Вспомнив девушку, я застонал от отчаяния. От того, что не смог защитить её. Мне казалось, что раз уж я попал в руки Корсакова, а у меня даже не было сомнений, что это он организовал моё пленение, то уж только что очнувшейся Насте, наверняка было бы сложно ускользнуть.
Голова начинала работать, а вместе с ней пробуждался от забытья и весь остальной организм.
По рукам побежали мурашки, я наконец-то понял, что они задраны вверх. Запястье холодило железо. Я смог скосить вверх глаза и увидел широкий черный браслет на запястье. Браслет был связан со вторым точно таким же, толстыми звеньями черной цепи.
Видимо цепь была подвешена на каком-то крюке под потолком, потому что, подергав руками, я услышал мелодичный перезвон множества колец.
Тряхнув головой и получив еще одну порцию головной боли, я наконец-то смог полностью прийти в себя.
Я стоял на коленях на холодном шершавом полу, вымощенном квадратным камнем. По бокам от меня уходили вверх и, изгибаясь, соединялись своды небольшого алькова. К потолку этой ниши и был прикреплен металлический крюк, с которого свисали мои оковы.
Прямо мне на плечо капала какая-то жидкость, я надеялся, что это вода. Её ритмичное кап-кап и позволило мне сосредоточится. Капли разбрызгивались мелким туманом, а остатки, прокатившись по коже, скрывались где-то у меня в подмышке. Дальнейшая их судьба была мне неведома.