– Пока окончательного числа нет, но не более двадцати тысяч.
– Мало! Надо предъявить хотя бы пятьдесят тысяч трупов.
– Вы предлагаете перебить ещё тридцать тысяч?
– Во всяком случае, тех, кто мог видеть имперские опознавательные знаки на ракетах, необходимо срочно ликвидировать, господин туртан. Я не хочу повторить судьбу своего предшественника. Вы же знаете – император ничего не прощает.
– Я вас понимаю, господин рища-гяшуш. У нас ещё есть пара часов.
– Транспорта хватит? Могу подогнать пару дюжин грузовиков.
– Справимся…
Флора отпрянула от двери и, стараясь шагать бесшумно, попятилась назад. Малейшее подозрение в том, что она слышала этот разговор – и её тут же поставят к стенке. Прямо здесь. Прямо в этом зале. Она вернулась за ширму, села на стул и почувствовала полное оцепенение. Ужас, который она всеми силами старалась, держать в узде, вырвался, окутал её промозглым туманом. Теперь сомнений не осталось. Лучше умереть, чем жить в этом безжалостном мире. Только бы хватило мужества и терпения. Только бы не выдать себя вплоть до решающего момента…
Входная дверь скрипнула, послышались шаги и голоса – те же, что только что обсуждали хладнокровное массовое убийство. И ещё Великий саган. А сам-то он в курсе того, что здесь происходит на самом деле?
– Уверяю вас, господа, она просто чудо, – вещал на ходу Нимруд. – Она просто гордость Кетта. Она всего за пару недель столько сделала для сплочения населения нашей провинции под знамёнами Империи, сколько все прочие наши лекторы-пропагандисты и за год не смогли.
– Может, остальные просто хреново работают?
– Никак нет, уважаемый господин рища-шурав! – немедленно отозвался Нимруд. – Никто не жалеет ни сил, ни времени. Но не всякий наделён талантом. Да, к сожалению, это так.
– Это точно! – включился в разговор кто-то третий. – И ещё реже талантливый человек бывает наделён исполнительностью, дисциплиной и верностью.
– Не могу с вами не согласиться, господин рища-гяшуш, – немедленно ответил Нимруд. – Но бывают исключения. Стремление к справедливости и порядку естественное качество подданных нашего Императора, да живёт он вечно. Флора, ты закончила? – Великий саган похлопал ладонью по ширме.
– Почти, – отозвалась она, стараясь говорить уверенно и спокойно. – Если бы мне не мешали…
– Сюда кто-то входил? – забеспокоился сановник.
– Вот! – Флора вышла из-за ширмы, протянув ему вексель, который ей всучил недавний визитёр. – Мне уже пытались всучить взятку.
– Вот как?! – Раздался сдержанный смешок. – Что вы думаете по этому поводу, господин рища-шурав?
– Дайте-ка посмотрю. – Наместник по пропаганде развернул документ и после непродолжительной паузы заявил: – Никакая это не взятка. Просто благодарность. Он же не требует выступить с ложной информацией или сказать что-то наносящее ущерб интересам Империи. Флора, эти деньги – ваш законный заработок, так что можете смело упомянуть компанию «Имперские магистрали» в вашем замечательном выступлении. Кстати, я хотел бы лично ознакомиться с текстом. Выйдете же, наконец. А то ваш Великий саган уже столько о вас порассказал, что мне давно не терпится…
Она собралась с духом, заранее попыталась изобразить улыбку и шагнула из-за ширмы. Перед ней, кроме Великого сагана, предстали четверо высокопоставленных сановников в расшитых золотой нитью парадных кафтанах.
– Позволь представить, – широко улыбаясь, сказал Нимруд, – туртан Ивия Шалит, командующий нашими войсками, которые отбросили врага на полтораста фарсахов к северу, рища-парук Чори Шамиран, люди которого сейчас, не щадя сил, спасают уцелевших жителей Харрана и готовят к погребению погибших, рища-гяшуш Арбел Хилин – глаза и уши Империи, и, наконец твой высочайший руководитель рища-шурав Ияр Камбиз.
Флоре показалось, что все четверо были на одно лицо – с аккуратно завитыми бородками, жёсткими вертикальными складками над переносицей. Они даже смотрели на неё одинаково – с лёгким прищуром, медленно ощупывая взглядами её шею, плечи и грудь.
– Это для меня великая честь… – Она учтиво поклонилась, скрестив ладони на груди.
– Написала? – шепнул Великий саган, приблизившись к ней вплотную.
– Да, Ваше Высокопревосходительство, – ответила она также шёпотом. – Прикажете показать?
– Почтеннейший Ияр Камбиз наверняка пожелает лично ознакомиться…
– Да, сейчас. – Флора скрылась за ширмой, быстро схватила со стола листы с текстом выступления, так же стремительно вернулась назад и протянула бумаги рище-шураву.
– О нет, нет, – немедленно воскликнул наместник по пропаганде. – Я прослушал все твои выступления. Они великолепны! Они прекрасно написаны, и то, как ты их произносишь, выше всяческих похвал. Я не стану читать, но всем нам доставило бы истинное удовольствие стать первыми слушателями очередной выдающейся речи. Не так ли, господа?
– Да, в дни такой трагедии хотелось бы услышать что-то вдохновляющее, – согласился с ним рища-парук.
– Читай, Флора! – воскликнул Великий саган, сделав несколько шагов назад, чтобы оказаться в одном ряду с высшими сановниками Империи. – Мы ждём…
– Да-да. Сейчас…
«Дорогие сограждане! Братья и сёстры!.. Кому как не вам знать и чувствовать, какие бедствия несёт война в наши дома, какие раны оставляет она на наших душах. То, что наши близкие, наши отцы и сыновья, мужья и братья гибнут на фронтах, тоже отзывается болью в сердце, но там каждому, кто ещё не попадал в список безвозвратных потерь, судьба оставляет шанс выжить. Выжить и победить…»
Великий саган смотрел на неё с нескрываемым умилением, и казалось, что он вот-вот пустит слезу. Наместник по пропаганде многозначительно кивал в конце каждого предложения. Остальные старательно делали вид, что сосредоточенно слушают, хотя думал явно каждый о своём.
«…и воина делает сильным не только доблесть той армии, в рядах которой он сражается, не только совершенство и мощь того оружия, которое он держит в руках, не только вера в своего командира. Главное – чтобы он осознавал справедливость того дела, за которое он сражается, главное – уверенность в том, что правда на его стороне. Но разве можно представить себе, что правда на стороне тех, кто совершает бессмысленные массовые убийства, заведомо зная, что его жертвы беззащитны, беспомощны, что от них не исходит никакой угрозы?!»
Туртан едва заметно толкнул локтем рищу-гяшуша и указал ему на массивные золотые часы, висящие у него на шее. Однако наместник по разведке приложил палец к губам, давая понять военачальнику, что намерен дослушать речь до конца.
«…гнев, что рождается в наших сердцах, не должен обрушиться на тех, кто непричастен к этому кровавому преступлению. Безоглядная месть не только уподобляет мстителя преступнику, не только ведёт к гибели непричастных к злодеянию, но и спасает от возмездия тех, кто действительно виновен – тех, кто отдавал приказ об этом массовом убийстве, тех, кто наводил ракеты на цель, тех, для кого человеческая жизнь – лишь разменная монета в политической игре. Их-то и должна постигнуть неотвратимая кара».
Флора едва сдержалась, чтобы на этом остановиться, чтобы не произнести вслух окончания речи – тех слов, что она не могла доверить бумаге.
– Прекрасно! – одобрил рища-шурав. – Уверен, что и перед публикой ваши слова прозвучат с тем же пылом и с той же искренностью.
– Да! Конечно. Слово в слово…
Глава 14
Мы не можем быть уверены в том, что нам есть ради чего жить, пока мы не будем готовы отдать за это свою жизнь.
7 сентября 2923 года, в 15 километрах от г. Харран
– Не желаете ли чего, почтеннейший господин Хаккам? – Секретарь бел-пахати округа Дибальт спрыгнул с подножки автомобиля, едва «Гумля» остановился на склоне горы, с которой открывался вид на огромный природный амфитеатр, почти до отказа заполненный разношёрстной толпой.
С окрестных склонов эта каменная чаша продолжала заполняться людскими ручейками, но для тех, кто добрался сюда слишком поздно, оставалось разместиться лишь на скалистом гребне, охватившем с трёх сторон место проведения митинга. Свободным оставался лишь охраняемый тройной цепью солдат пятачок на противоположной стороне амфитеатра – у подножия почти отвесной серой скалы, забраться на уступы которой отваживались лишь самые отчаянные. Посреди пятачка стояла наспех сколоченная трибуна, за которой было растянуто огромное полотнище имперского флага, по бокам установлены латунные воронки громкоговорителей, а чуть поодаль стоял окрашенный в песчаный цвет вагон на гусеничном шасси, от которого к трибуне тянулись провода. За спинами солдат выстроились оркестранты, не смея даже шевельнуться, прижимая к себе свои трубы, барабаны, литавры, флейты и лиры.
– Господин Хаккам ничего не желает, – холодно ответил Ашер Элиш, всем своим видом давая понять, что никому более не позволит досаждать своему непосредственному начальнику. – Как долго продлится митинг?
– Не более двух часов, господин Элиш, – торопливо ответил секретарь, с опаской поглядывая на руководителя миссии компании «Пуркана».
– Не забудьте, что бел-пахати обещал подписать все бумаги сразу же после того, как завершится это сборище.
– Конечно-конечно. Если только у высших сановников Империи не будет к нему никаких дел…
– Не выдумывай! Какие у наместников Его Величества, да живёт он вечно, могут быть дела к такой мелкой сошке.
– Я бы попросил…
– Убирайся!
Секретарь с недовольным видом удалился, петляя между подъезжающими один за другим авто с высокопоставленными участниками митинга. Вскоре весь склон был плотно уставлен машинами с открытым верхом. Свободным оставался лишь проезд – две колеи грунтовой дороги, ведущей прямо к установленной внизу трибуне. Все машины, водители которых мешкали на дороге, соображая, куда бы припарковаться, тут же разгоняли какие-то бойцы в униформе песчаного цвета, размахивая длинными жезлами и ничуть не стесняясь в выражениях. Похоже, им были абсолютно безразличны чины и звания тех, кто приезжал. Наконец, они выстроились вдоль проезжей части и замерли в ожидании кортежа с самыми важными персонами.