Туртан вышел, тяжело ступая по дощатому настилу, обвёл публику тяжёлым взглядом, зачем-то схватился за стойку микрофона, но тут же оторвал руку и спрятал её за спину, дождался, пока стихнут овации, и заговорил:
– Они пожалеют об этом! Некоторые уже пожалели. А некоторые не успели пожалеть, потому что сдохли слишком быстро. Те, которые запустили ракеты, уже мертвы. Тех, которые отдавали приказ, мы достанем! Скоро. И среди наших, если кто виноват, что проморгал такое дело. Пощады не будет! Независимо от чинов и званий. Бывший наместник по разведке уже арестован. Он ждёт суда! Справедливого суда. Государь, да живёт он вечно, не пощадит. Он и сам хотел прибыть, чтобы оплакать жертв. Но решил, что заботы о живых важнее. А мы будем гнать гадов до самого Северного моря. Вот и всё!
Гром аплодисментов и одобрительные выкрики не стихали несколько минут даже после того, как туртан скрылся из виду, а к микрофону вышел всё тот же главный лектор-пропагандист.
– А теперь слово имеет Его Высокопревосходительство почтенный рища-шурав Ияр Камбиз.
Наместника по пропаганде публика встретила слабыми нестройными хлопками, и он терпеливо ждал, когда снующие среди собравшихся служащие СОС организуют подобающую овацию.
– Соотечественники! Братья и сёстры! Среди тех, кто был предательски убит минувшей ночью, у каждого из вас были родные и близкие, друзья и знакомые, соседи и товарищи по работе или службе. Многие из них сейчас находятся в полевых госпиталях, борясь со смертью. Но вы здесь – чтобы продемонстрировать проклятому врагу, что наш дух не сломлен. Не думайте, что каждый из вас скорбит по погибшим сильнее, чем другие подданные нашего величайшего в истории Императора, да живёт он вечно! Наши соотечественники, проживающие во всех, даже самых отдалённых провинциях, скорбят столь же искренне, как и вы. Потому что мы – единый народ, одухотворённый наивысшей целью, которая когда-либо стояла перед человечеством: установить в мире порядок, основанный на добре и справедливости, чистоте помыслов и верности традициям, данным нам многими поколениями предков, высокой нравственности и сакральном смысле нашего бытия. Недавняя трагедия со всей очевидностью показала, что наши враги настолько ослеплены властью, богатством и низменными страстями, что никакой нравственный закон им не писан, что они готовы на любое преступление, чтобы остановить наше победоносное шествие…
– Я сейчас прослезюсь, – вскользь бросил господин Соуч.
– По-моему, сейчас не время для иронии, – тут же возмутился Тиглат. – И в том, что случилось, отчасти виновны мы. Прохлопали.
– Извините, профессор, – тихо отозвался Соуч, – но сейчас не время предаваться чувствам. Они только мешают делу. Не пропустите момент, когда необходимо будет нажать кнопку.
– И когда он настанет? – поинтересовалась Вьорика.
– Думаю, вы сами поймёте. Не раньше, чем Флора скажет то, что задумала. И не позже, чем её убьют.
– Ясно.
Потом к микрофону вышло ещё несколько ораторов – чиновников, военных, представителей пострадавших граждан, и, наконец, главный лектор-пропагандист объявил:
– Эта достойная женщина много лет назад потеряла мужа, геройски павшего на полях сражений, посвятила всю себя науке, отдавая все свои силы, сметая пыль веков со славных страниц нашей истории. И сейчас она не смогла остаться в стороне, не смогла не выразить своё сострадание, боль и гнев. Флора Озирис!
Овации внезапно смолкли, едва из-за полотнища имперского знамени на подмостки вышла стройная женщина в чёрном платье. Казалось, что её обнажённые руки и плечи, её лицо бледны, как будто их никогда не касалось солнце. Она была похожа на фарфоровую статуэтку, существо другого мира, призрака минувших лет…
– Дорогие сограждане, братья и сёстры!.. – В её голосе звучала неподдельная боль и какое-то щемящее напряжение, которое заставило публику замереть в ожидании чего-то необычного. – Можно много говорить о мужестве, стойкости и терпении, верности долгу и сострадании. Но когда воздушное судно, на котором я прибыла сюда, пролетало над одной из площадей Харрана, там ещё лежали горы неубранных тел. Когда мы с Великим саганом ехали в разрушенный город, навстречу двигалась бесконечная вереница грузовиков, доверху гружённых обгоревшими трупами. В тот миг мне показалось, что жизнь не может продолжаться после этой трагедии, что уничтожены не только люди и дома, но сами понятия добра, милосердия, правды, любви и человечности, без которых само существования человеческого рода лишено смысла. Мне хотелось умереть вместе с ними. Я почувствовала себя виновной в том, что в тот страшный час не была в пылающем городе и не разделила их участь…
Великий саган и рища-шурав, стоявшие за её спиной, непонимающе переглянулись. То, что она говорила, явно не соответствовало их ожиданиям.
– Но я жива, и чтобы продолжить жить, мне нужно найти себе оправдание, – продолжила Флора. – И достойных оправданий не так уж много: поиски правды, стремление к истине и жажда справедливости. Ничто так не объединяет людей, как жажда мести, как общий страх и стадный инстинкт. История знает массу событий, которые по своей трагичности, по числу жертв, по степени жестокости не уступают тому, что произошло вчера. Я всю жизнь занималась изучением древней истории, и вам придётся мне поверить: ещё три столетия назад в любых войнах считалось нормой поголовное уничтожение населения взятых городов и полная зачистка коренного населения захваченных территорий. Жизнь человека не стоила ничего. И то, что сейчас это массовое убийство способно стать причиной всенародного гнева, а у некоторых из нас вызвать искреннее сострадание, говорит о том, что человеческое сообщество стало чуть менее жестоко, чем в те не столь отдалённые времена. Но есть, конечно, и такие твари, кого нельзя назвать людьми, кто не достоин жалости, кто своими отвратительными деяниями обрёк себя на вечные страдания, на нескончаемый путь сквозь тёмный мир без надежды и радости. И среди них, несомненно, и те, по чьей воле совершено это массовое убийство. Почтенный туртан обещал покарать тех, кто совершил это зло, которое, увы, нельзя назвать беспримерным, и я очень надеюсь, что он сдержит своё слово. Сдержит его сейчас, здесь, у всех на глазах.
Сановники, стоявшие в ряд за спиной Флоры, уже не скрывали явного беспокойства, нервно перешёптывались, а туртан положил руку на золочёную рукоять кинжала, висевшего на его поясе. И тут Флора замолчала, будто бы собираясь с духом перед следующей фразой, и над каменной чашей, заполненной тысячами людей, повисла напряжённая тишина.
– Наш мир беспощаден, но когда-нибудь он может стать лучше, если мы однажды научимся не лгать. Не лгать хотя бы самим себе, хотя бы своим близким. Но этого не произойдёт, если кто-то не станет первым, если кто-то однажды не решится отдать жизнь за одно лишь слово правды, которое донесётся до каждого уха! Ложь, которую мы слышим каждый день, учит нас ненависти, но и та правда, которую вы сейчас услышите, к несчастью, не сделает вас добрее. Приказ об уничтожении Харрана дал туртан Ивия Шалит по воле нашего Императора, да горит его душа в вечном пламе…
Последнее слово застряло у нее во рту, который широкой ладонью зажал туртан, нащупывая свободной рукой эфес кинжала.
– Что же ты наделала, дурочка… – дрожащим голосом произнёс Великий саган, который тоже оказался рядом, схватив её за ворот платья кончиками пальцев. Он не сообразил, что микрофон всё ещё включён, трансляция продолжается, и его слова разнеслись по всей Империи.
– Пора! – донёсся до Вьорики голос Соуча, но штурман сам долей секунды раньше сообразил, что решительный момент настал.
Сверху донеслось шипение, которое было отчётливо слышно в наступившем безмолвии. Ни многочисленная публика, остолбеневшая от неожиданного заявления, ни служащие СОС, ни шурты дорожного патруля не сразу заметили, как на фоне голубого неба начало расползаться полупрозрачное желтоватое облачко, которое стремительно росло, оседая на дно каменной чаши. Вьорика едва успела затолкать в ноздри защитные фильтры, когда пелена мгновенно действующего усыпляющего газа уже подступила к переднему бамперу «Гумли». Тиглат сделал то же самое, тут же повернулся к ней и поинтересовался:
– Что дальше-то… – Фразы профессор закончить не успел, поскольку сон сморил его мгновенно, как и всех, кого накрыло жёлтое прозрачное облако.
– Бестолочь! – тут же заявил Соуч, приподнялся, подхватил Тиглата за подмышки и лёгким движением перетащил бесчувственное тело на заднее сидение. – Вьорика, садитесь за руль и гоните к трибуне. И не вздумайте рта открывать, а то придётся мне всех вас на себе таскать.
Она не стала заставлять себя уговаривать, переместилась на место водителя, повернула ключ зажигания и надавила на газ. Не успело авто домчаться до цели, как рядом, словно пасть пустоты отворился грузовой люк невидимого бота, который тихо, не подняв ни пылинки, приземлился рядом. Оттуда выскочил Клим в защитном шлеме, жестом показал Вьорике, чтобы загоняла машину на борт. Сам же он метнулся к эстраде, заваленной грудой бесчувственных тел, бесцеремонно раскидал сановников, взвалил на плечо Флору, и буквально через пару секунд бросил её на свободное сидение в машину, которая уже стояла внутри бота.
Потом он в два прыжка вернулся к выходу, что-то швырнул за эстраду, туда, где стоял фургон с радиоаппаратурой, успел метнуться назад, прежде чем раздался взрыв, и несколько мелких обломков чиркнули о стенки закрывающегося люка.
– Это зачем? – испуганно спросила Вьорика.
– А чтоб неповадно было вещать всякую муть! – ответил Клим и проследовал в пилотскую кабину.
Бот стремительно взмыл ввысь, и на вираже незакреплённый «Гумля» едва не завалился набок, соскользнув к правому борту.
– Эй! Не дрова везёшь! – крикнула Вьорика.
– Сейчас будет ещё веселей! – отозвался Клим. – У вас десять секунд…
Первым всю серьёзность намерений штурмана осознал Соуч. Он, взвалив на плечи бесчувственные тела Флоры и Тиглата, легко выпрыгнул из машины, рассчитав траекторию так, чтобы оказаться прямо перед входом в пассажирский отсек. Он поочерёдно протащил их в узкий проход, усадил в кресла и пристегнул ремнями. Вьорика тем временем зафиксировала автомобиль с помощью присосок, скрытых в покрышках, стремительно пронеслась в пилотскую кабину и заняла штурманское место.