— Я думаю, что вы выдрали это соглашение у женщины, которая раздавлена депрессией и не способна защищать свои интересы. И что вы не выполняете его условий.
— Саша не хочет к ней ехать, а я не могу его заставлять.
— Конечно, он не хочет ехать. Какой ребенок захочет ехать к женщине, у которой глаза не высыхают, а в доме как будто Чингисхан стоял постоем.
— Незачем было доводить дом до такого состояния. Если Оксана немножко займется собой, приведет в порядок квартиру и научится, наконец, общаться с сыном, а не с сетевыми друзьями — это принесет ей гораздо больше пользы, чем дурацкие розыгрыши вроде того, что вы устроили. Так ей и передайте. Разговор окончен, господин Карастоянов или как вас там. Прощайте.
— Я поеду не к ней, — Игорь и не подумал отрывать зад от «инь», хотя Титов, вставая, ясно дал понять, что пора бы ему это сделать. — Я поеду на Гончара, 3.
На Гончара, 3 находилась налоговая полиция.
— Интересно, что вы туда понесете, — хмыкнул Титов. — У меня все в порядке.
— У вас-то да, — Игорь достал и активировал свою планшетку, вывел на экран то, что нарыл вчера Антон и потянул Титову. — А вот у неизвестной вам Марьяны Владимировны Кныш — нет.
Титов почти не изменился в лице — только губы чуть дернулись — но вот кровообращением управлять он не умел, и скулы покраснели. А уж какая радуга взметнулась вокруг — жаль, что это зрелище недоступно человеческому глазу… Взметнулась, однако, и погасла. Так часто бывает у людей, которые много работают со старшими. Но у Титова-то оно откуда?
— Весь расчет, — сказал Игорь, слово в слово передавая то, что вчера объяснил Енот, — строится на том, что в городе и области можно зарегистрировать разные фирмы с очень похожими названиями и регистрационными номерами. Например, «Пико-энтерпрайз» и «Пико-интертрейд». А еще — на том, что налоговики разных районов не пересекаются между собой. Зачем им, у каждого своей головной боли полно. И бухгалтеры «Кометы» не обращают внимания на то, что проплата из «Пико» поступает с двух разных счетов, да и с чего бы, главное, чтобы деньги приходили вовремя. А в бухгалтерии подставной фирмы тоже все шито-крыто: туда время от времени поступает товар, который они перепродают фактически по себестоимости. И потом этот товар испаряется. Исчезает неизвестно куда. Таким образом, в универсамы «Пико» ежемесячно поступает несколько траков неучтенного товара. Сеть большая, слить через нее несколько траков — это тьфу. Конечно, капитальная налоговая проверка выявит этот товар на складах, когда я намекну им там поискать. И к Марьяне Кныш возникнут вопросы. Они возникнут и к вам, но вы-то можете отбояриться тем, что ваши бухгалтеры не обязаны следить, с какого именно «Пико» идут деньги. Вам не впервой подставлять женщин, с которыми вы спали.
Последняя фраза была сказана уже от себя. Не удержался.
Титов очень медленно и осторожно положил планшетку на «янь» и, дважды глубоко вдохнув и выдохнув, сказал тихо и неестественно спокойно:
— Я. Никого. И никогда. Не подставлял.
Он даже злится как Эней, — с горечью подумал Игорь. Бедная Оксана, неудивительно, что она его приняла за чистую монету. Она-то не эмпат. Она-то не замечает, что Эней, при всей своей внешней холодности, внутри — как домна. Вулкан с хорошим самоконтролем. А этот…
— По-моему, — сказал он, вешая планшетку обратно на пояс и отключая, — обещать женщине верность, а потом бросить ее вот так — без объяснений, без попытки разобраться, без того, чтобы помочь ей хотя бы устроить свою жизнь заново — это именно что подставить.
— Вы пришли сюда читать мне мораль? Или все-таки шантажировать меня? От своего имени или от имени Оксаны?
— Я пришел получить от вас документированный отказ от отцовских прав на Александра.
— Это невозможно.
— Тогда я иду в налоговую. Спорим, что дама не станет жертвовать собой ради вас и расскажет, как вы пилили прибыль? Или не рискнете? Оксана получит все права на сына. Так или иначе. По доброй воле или через суд.
— Послушайте, — сказал Титов. — Послушайте… Я сначала думал, что вы — обычный шантажист, а теперь подозреваю, что вы — один из ее странных друзей по переписке. Я не знаю, что она там наплела вам, и думаю, что вам ее жаль. Но поймите и меня тоже. Всё, что я делал — я делал не для себя, а для них с Сашей. Я действительно любил ее — и мне было больно видеть, как мало в ее глазах стоят мои усилия. Она привыкла жить в сарае, и способна превратить в сарай любой дом. Это не ее вина — просто ее воспитали так, что комфорт ничего не значит, главное — был бы рядом любимый… Ну а меня воспитали иначе. Я думал, что мы сможем приспособиться… Притереться друг к другу… но ей было все равно. Она могла ходить как лахудра, в каких-то ужасных джинсах, в моих рубашках… перестала пользоваться косметикой, следить за собой — зачем? Ведь любящий муж и так будет с ней, правда? Как она вела себя на корпоративных вечеринках — вы себе не представляете. Могла похвастаться, что на ней платье из секонд-хэнда. Могла рассказать непристойный анекдот. Могла, когда ее представляют одному из крупнейших акционеров, отвернуться и убежать — она, видите ли, не переносит старших. Конечно, я любил ее — иначе как бы я терпел так долго. Но любому терпению приходит конец.
Во время всего этого прочувствованного монолога Игорь вертел на пальце кольцо-розарий, читая «Радуйся, Мария», и потому, когда Титов закончил, смог спокойно сказать:
— Я вот смотрю на вас, Виктор Алексеевич… внимательно смотрю. Ищу признаки ангельского чина. И не нахожу почему-то.
— Не сомневаюсь, что меня тоже есть в чем обвинить. Я же не говорю, что я безгрешен — я говорю, что мы очень разные люди. Настолько разные, что не можем быть вместе. Неужели это так трудно понять?
— Трудно, — кивнул Игорь. — Все люди разные. И никто не может быть вместе, если не вложит в это себя целиком.
— Мои душевные силы просто кончились. Я хотел построить счастливую семью, красивый дом. Оксана не дала мне это сделать. Теперь я хочу попробовать без нее. А вы лишаете меня шанса.
— А ей вы дали? Вы сказали ей: слушай, у нас что-то не то творится, давай разберемся и попробуем починить? Виктор Алексеич, я бы вам посочувствовал, может, даже прослезился бы, если бы не знал, что вы начали устраивать этот свой комфортный быт втихаря, ни слова ей не сказав, даже не дав ей времени встать на ноги. Может, она и плохая жена — но самый плохой солдат лучше самого хорошего дезертира. Хотите остаться с сыном? Вот вам шанс: вы приносите ей извинения за истрепанные нервы и возобновляете ее иммунитет. А я забываю про двойную бухгалтерию «Пико». Годится?
Титов посерел.
— Это невозможно. Вы сами должны понимать, что это невозможно.
— Невозможно объять необъятное. А починить дом, пока человек жив — возможно.
— Я ни в чем не виноват, чтобы каяться. Это просто жизнь. Так сложилось. Вы же не ребенок, вы должны понимать, что так случается.
— Вы бизнесмен, — с улыбкой сказал Игорь. — Вы знаете, что за все надо платить. В том числе и за право сказать женщине — «ты мне больше не нужна». Поехали к нотариусу. Ваше счастие составит Марьяна Кныш. Вы, главное, ее не бросайте потом.
— Какая дрянь, — прошептал Титов. — Какая все-таки сука…
— Виктор Алексеич, вы меня извините, конечно, но я покорнейше прошу вас заткнуться. Оксана знать не знает, чем именно я держу вас. У нее бы руки опустились от одной мысли причинить вам боль. А вы это прекрасно знаете и этим пользуетесь. Так что надевайте пальтишко и поехали.
Титов нехорошо засмеялся.
— Она ударила мою мать. Она угрожала физической расправой мне. Я не могу доверить ей ребенка, она психически неуравновешенный человек.
Игорь кивнул. Об этом он тоже знал, это входило во вчерашнюю пьяную исповедь. Добрая бабушка сказала, что Оксане от ее сына всегда были нужны только деньги и что ребенок для нее — только инструмент дойки. Злая Оксана съездила мадам Титову по уху и кричала, что разрушит их жизнь, что прикончит, убьет Титова. И, конечно же, это она исчадие ада. Они — хорошие люди с безупречно-честными глазами.
— Ничего, мы и врача подыщем. Одевайтесь
Увидев, в конце квартала витрину магазинчика какой-то благотворительной организации, Эней сказал сестре и себе «стоп». Это не просто поход за барахлом, чтобы скоротать время. Это в целях терапевтических. Я должен заставить ее поверить, что она достойна самого лучшего. Деньги есть.
Поэтому он решительно остановил движение в сторону сэконда, взяв сестру за локоть, и переменил галс, чтобы выйти к краю поребрика. Тьфу ты — бордюра.
Привык за два года…
Им повезло: первое же голубое такси остановилось по взмаху руки.
— В «Гранд-Плазу», — сказал Эней.
Черт его знает, что ей идет. Черт знает эти их женские дела. Но в Плазе точно был «Джонсъ» и в Плазе точно был «Илли» — они как-то вели дело для питерского «Илли» и Эней знал, что в каждую смену там дежурит как минимум один дизайнер. Вряд ли здесь это по-другому.
— Андрей, ты что… — прошептала она. — Разве можно так на меня тратиться?
— А мне больше не на что, — он пожал плечами. — Я неплохо зарабатываю — и притом не женат, детей нет, личные потребности скромные…
…Не считая всяких острых и пуляющих предметов, додумал он то, что не договорил, да еще самой лучшей и новой электроники…
— И вообще, — продолжал он, — зимнее пальто — это не такая вещь, которую следует брать где попало. Мы переезжаем в город, где тактико-технические характеристики верхней одежды — вопрос принципиальный. Там зимой в пелеринке не побегаешь. Так что или сейчас на одежду или потом на медицину. Медицина дороже. Проверено.
Он достал комм и сбросил Игорю координаты. «Плазу» найти легко, в навигаторе она обозначена.
Такси пересекло Новый мост, Эней вспомнил свое знакомство с Игорем, случившееся именно здесь — и улыбнулся.
С развязки над Екатерининским оказалось не так-то просто съехать — движение стало интенсивней, чем в годы его детства. Или он редко здесь бывал? Наконец водитель подрулил ко входу в Гранд-Плаза и карточка Энея пискнула в считывателе шоферского терминала.