то, кроме этого клятого варка, не придёт. Потому что даже если Фролов молод, глух, слеп и несуеверен, рано или поздно он что-нибудь заметит. В доме, где живёт практикующий священник — скорее, рано. В общем, проигрыш был бы оптимальным вариантом, кабы не перспектива травмы.
Закончив круг, Эней прошелся на руках, сделал несколько упражнений на растяжку и вернулся в раздевалку за боккеном. Фролов уже ждал его при полном параде.
Эней подумал и решил остаться в спортивном костюме. У нас работа. Ничего особенного.
Спокойно, не торопясь, он разминался с боккеном минуты две — после чего повернулся к Фролову и сказал:
— Пожалуй, я готов.
— Не переоденетесь?
Эней пожал плечами.
— К чему время тратить? Кроме того, если вы мне что-нибудь сломаете, я окажусь в неудобном положении. Мне придется просить о помощи вас… или ваших знакомых. Знакомых было четверо — трое старших, один человек. Эней уже входил в боевой режим, уже чувствовал сквозняк, вытягивающий из мира жизнь в четыре черные щели.
— …А я не люблю, когда меня касаются холодными руками. Детские комплексы, извините.
— Вы пережили несанкционированное нападение?
— Отчего же. Вполне санкционированное.
— Но… если вы были ребёнком…
— Я был ребёнком в Ивано-Франковске, — документы Горецкого действительно происходили оттуда… — Подростком, вернее. И уже тогда очень активно занимался спортом.
— О, — сказал Фролов извиняющимся тоном. — Так вот откуда эта подспудная ненависть.
— А что, просто так, никого не потеряв, вас ненавидеть уже нельзя? — усмехнулся Эней. — Сопереживая совершенно чужим, болея о них?
— На искреннее сопереживание чужим мало кто способен, — ответил улыбкой Фролов. — Разве что святые. Вы ведь не святой?
— Что вы, — Энею стало весело. — Так, блаженный.
Смеясь, они шагнули на помост.
— Позвольте вас представить, — сказал Фролов. — Александр — Валерий, Анна, Сергей, Вячеслав. Мы вместе работаем.
Человека он назвал третьим. Потому что он стоял третьим.
— Сергей — наш заводской медик. Я позвал его на всякий случай, он оказал мне любезность. И руки у него теплые.
— Добрый вечер, — сказал Эней, поклонился наиболее коротким из поклонов и с внутренней усмешкой отметил, что вне сиаидзё бы кланяться не стал.
Все четверо автоматически поклонились в ответ.
Не кендоисты. Те двигались бы иначе.
Валерий был среднего роста, носил аккуратную бородку и Эней готов был побиться об заклад, что до инициации у него была прогрессирующая близорукость. Такое случается — и операции дают лиш временный эффект. Прищур характерный. На вид он был самым старшим, хотя видимый возраст варка ничего не говорит: Волков, например, выглядит подростком. Анна — маленькая некрасивая женщина, с виду под тридцать — а на самом деле, скорее всего, чуть за тридцать: инициирована недавно, до инициации была полненькой, кожа на лице ещё обвисает. Сергей — в меру упитанный румяный мужчина, которого даже ненастной ночью на ста шагах не примешь за варка — ах да, он и не варк, он врач и у него руки теплые. Просто держится среди старших как равный. И красавчик Вячеслав — интересно, это выражение на лице, словно вошь на своем воротнике увидел — у него было давно или только после инициации появилось?
Ну что ж, в позицию.
— Кто отдает команду? — спросил он.
— Без команды, — отозвался Фролов. — Тот, кто почувствует себя готовым, атакует первым.
Тут, как ни крути, а у старшего преимущество. В силе и скорости реакции.
Вернее, старшие так думают.
Потому что один удар можно взять. Взять и ответить.
Эней не чувствовал больше ни раздражения, ни гнева — только где-то глубоко играла нервная, быстрая музыка из «Кармен». Не он пел про себя, а она играла — как бы сама по себе, не диктуя ни ритма, ни настроения, просто звучала где-то…
«Я готов».
Эней устремился вперед. Он не смотрел на противника, не сосредоточивал взгляд ни на ногах, ни на лице, ни на боккене — но как бы фиксировал сиаидзё целиком. Движение вампира он почувствовал — и вскинул меч, одновременно делая второй шаг вперед и поворот.
Дальнейшее было неотвратимо, как падение брошенного камня. Вампир уловил это движение — не мог не уловить; для него Эней, наверное, двигался как мокрый муравей. Он развернулся, чтобы не оставить противника у себя за спиной — но не мог продолжать атаку так, как начал ее, потому что и тело, и одежда, и меч обладают массой, а варки развивают в бою такую скорость, что далеко не всегда — особенно молодые — могут потом этой массой распорядиться по своей воле.
Фролов очень резво взял с места. Теперь он не успевал сдвинуться навстречу Энею. Тело несло совсем не в том направлении, которое было нужно хозяину.
И Эней с разворота, используя и вращательный момент, и собственную массу, обрушился на «отстающую», напряженную в опасном положении, очень уязвимую ногу Фролова.
Удар, как он и ожидал, пришел слева. Фролов не мог вложить в него массу — только силу рук; но и этого было достаточно, чтобы онемело плечо. Эней ни на миг не замедлил движения, но боккена в его руках уже не было. Была половина боккена.
А противник лежал на земле. Боль можно подчинить, перелом может срастись очень быстро — но всё же недостаточно быстро, чтобы сломанная в двух местах кость снова стала опорой.
Эней перехватил обломок поудобнее, обозначил удар.
— Вы ранены, — выдохнул Фролов с земли. — Я убит.
— Мы убиты оба, — признал Эней. — Настоящим мечом вы бы срезали с меня достаточно мяса, чтобы я истек кровью. В целом я собой недоволен.
— Я запомню этот фокус, — пообещал Фролов.
— Я придумаю новый, — Эней с сожалением посмотрел на обломок боккена. — Наверное, научить вас я ничему не смогу. Вы все делаете правильно — только слишком очарованы новыми возможностями тела. Это пройдет само собой.
Он протянул руку, чтобы помочь Фролову подняться.
— Не нужно. Спасибо. Я лучше пока полежу. Вы правы, — вдох-выдох, — Это новые возможности и они, — вдох-выдох, — еще не работают, как положено. Вам ведь… самому нужна помощь…
— Я получу её дома, спасибо, — Эней кивнул четверым, спустился с помоста и скрылся в раздевалке.
Надевать джинсы поверх спортивных брюк и обуваться одной рукой было не так легко, как он предполагал, но в целом все могло быть хуже.
«Я не Миямото. Я Цукухара», — улыбнулся он сам себе.
За его спиной пятеро переглянулись. Быстро, неброско, действенно. То, что нужно. Требуется физическая сила, но ее в достатке. Да и разрубленное плечо не такая уж большая цена за возможность свалить противника. Для старшего — небольшая.
— Молодец, Сережа, — сказал Фролов. — Это улов. Это мы берем.
А Эней, уже одетый, держа подмышкой тубус с синаями и вторым боккеном, прошагал, не глядя на них, в коридор — и дальше, по переходу с витражами, в фойе центральной проходной.
— Быстро вы, — удивился охранник Сева, принимая пропуск.
— Долго ли умеючи, — бегло улыбнулся Эней.
— Да я видел, — Сева кивнул подбородком на экран внутреннего обзора. Эней увидел, что Фролов, уже с шиной на ноге, сидит на одном из судейских стульев и о чем-то беседует с другими.
— Я думал, Петр Эдуардович вас ужинать позовет.
— Меня дома ждут.
— А-а. Тогда конечно.
Эней вышел на улицу и вдохнул звенящий от холода воздух. Медленно застегнул пальто, натянул перчатки. Ёлки справа и слева сияли, как ночная Москва.
— И поёт морозный вечер Рождества, — пропел он тихо-тихо. И впервые с прошлого Рождества подумал о Ванде без боли.
А снег валил такими большими белыми хлопьями, что казалось — там наверху стеклянный свод, и музыка — и чьи-то дети смотрят сквозь стекло на гирлянды, на морозную улицу, на одинокого прохожего с тубусом.
Прохожему было радостно. Хотелось учудить и отчебучить. Но прежде — успокоить своих.
— Привет, — сказал он, набрав дом. — Со мной все в порядке. Я скоро буду.
— Ты давай быстрей, — пробасил племянник. — А то мама скоро съест Женю и дядю Володю.
— А дядю Юру? — поинтересовался Эней.
— Он худой.
— Пусть начинает обгладывать, там надолго хватит.
Человек шел по зимнему городу. Шел домой. Не на базу, не на рабочую точку, не туда, где раз за разом проводишь ночь. Он шел домой и в кои-то веки все было хорошо. Улица загибалась вверх, воздух накрахмалили и погладили к празднику, желтый ровный свет лился из окон и смешивался с ярко-белым светом фонарей, как вода в дельте. Он шел домой. Он все сделал правильно. И тут он вспомнил, когда это было с ним в последний раз. И побежал.
— Я даже не подумал, что это может привести к таким последствиям, — признался Эней. — То есть, я ждал… Но цепочки вызовов, а не нападения из засады.
— А почему вы в конце концов приняли решение тренировать Фролова?
— Я его не тренирую, — вяло возразил Эней… — Так, спаррингуем раз в две недели. Мне ведь тоже нужен кто-то, кто заставит меня хорошенько вспотеть. В тот вечер… ночь… Ему еще с первой встречи хотелось попробовать себя в полной форме. В полнолуние… Ну и мне тоже… хотелось. Договорились, что я приду на завод. Он съездил в Москву, подкрепился… знаете, он гордится тем, что… использует… только преступников.
— Он очень талантливый мальчик, — покачала головой Эмма Карловна. — И мне было выгодней сохранять его душевное равновесие. Кажется, я сделала ошибку, поместив его в тепличные условия и выбив ему приоритет в Московской Цитадели. Он просто перестал думать о тех, кто промышляет на улицах — а должен был. И проводить вас домой после тренировки — тоже должен был.
— Он настаивал, — сказал Эней.
— Он не настаивать должен был, а проводить, — нахмурилась женщина.
…Сначала в сознании всплыла матерная частушка, почему-то голосом Игоря:
«Я тащу тебя за ноги
В придорожные кусты:
Не ебать же на дороге