ыбельных он не знал. Ему было семнадцать лет.
С легкой улыбкой на губах он принялся укачивать Изабеллу.
Он никогда не позволял себе думать о сыне. Похоронил все воспоминания. Скорбь – и любовь.
Но теперь он знал, что если не позволит себе чувствовать боль, то ничего другого по-настоящему чувствовать не будет. Прошедшие шестнадцать лет его жизни были тому доказательством. Алкогольный туман рассеивался, удовольствие от пустого секса продолжалось считаные секунды. Все было ненастоящим. Все было слишком легко. А настоящее… детская, бессонные ночи, клятвы, которые на всю жизнь привязывают тебя к другому человеку… все это было просто. И тяжело.
И важнее ничего в мире не было.
Легко было просто плыть по течению жизни, если не разрешать себе вспоминать, что такое чувствовать по-настоящему. По иронии судьбы для того, чтобы вспомнить это, нужно было потерять все другие воспоминания. Забыть привычную ложь самому себе.
Он сказал Розе, что душа его пуста. Себе он тоже это говорил. С первого дня, когда он увидел в ней женщину, он убеждал себя, что не может ее любить. Не давал себе прикасаться к ней, потому что знал, что это будет прикосновение не тел, но душ.
Он знал, что такое любовь. В этом и заключалась проблема.
Потому что он знал, чего она стоит.
Но теперь он потерял Розу. Ранил ее. Не важно, что он хотел ничего к ней не чувствовать, – было уже поздно. Он любил ее с того момента, как обнял в ночь ее выпускного.
Именно поэтому он бежал от нее как можно дальше.
И все еще бежал.
Но пора было остановиться.
Леон назначил встречу для обсуждения условий опеки. Роза не видела его целую неделю. Изабеллу она тоже не видела, и потеря обоих терзала ее сердце, как хищный зверь. Тоска снедала ее. Независимость и попытка обрести уверенность в себе стоили дорого. И Роза все еще не была уверена, что цена оправданна.
При входе в особняк ее окатило волной печали. Но вызывали ее не воспоминания о детстве, а память о времени, проведенном с Леоном. И с Изабеллой.
Семья, о которой она мечтала, настоящая семья, не фантазия. И она могла получить эту семью, если бы только готова была обойтись без любви.
Сморгнув слезы, она поднялась по ступеням в кабинет Леона. Словно шла на пытку. Но она была готова на это ради Изабеллы.
Леон сидел за столом. Роза остановилась в дверях, глядя на него. Как будто хотела насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
К сожалению, ей придется его видеть. Сотни раз. Тысячи раз. Но не сможет прикоснуться. Не сможет обладать им. Их связывала Изабелла, не давала ей расстаться с ним навсегда.
– Давай договоримся мирно.
– Ты думаешь, я собирался начать военные действия?
– Может, это я собиралась, – хмыкнула Роза.
– Не замечал за тобой воинственных настроений. Роза посмотрела на него в упор:
– Да. Но теперь с этим покончено. Мне надоело сливаться с обоями этого особняка. Надоело подстраиваться под тебя, а до этого – под отца. Надоело тихо ждать, пока сбудутся мои мечты. Я же хорошая девочка.
– Ты не тихоня, – сказал Леон дрогнувшим голосом. – Иначе ты бы от меня не ушла.
– Именно. Согревала бы твою постель и отступала в сторону, когда ты решаешь положить в нее другую грелку.
– Разве я говорил, что буду тебе изменять? Ты сама решила, что не веришь мне. – Леон откашлялся. – Но мы здесь не для этого.
– Да, мы встречаемся, чтобы обсудить опеку. – Роза сглотнула.
– Нет. Я солгал, – заявил Леон. – Я пригласил тебя, потому что хотел отдать…
– Что? – моргнула Роза.
– Все. – Леон подвинул к ней стопку бумаг. – Дом. Компанию. Все. Без условий. Ты любишь этот дом. А компания и так должна была принадлежать тебе.
– Но ты не можешь… По условиям брака они твои. Я подала на развод, а значит, я все теряю.
Леон покачал головой:
– Твой отец велел мне о тебе заботиться. А я тебя подвел. Во всем. Я убеждал себя, что защищаю тебя тем, что держусь подальше, но на самом деле защищал себя.
Но…
– Это твой дом. Твоя история. Твое наследство. Тебе не нужно быть со мной, чтобы владеть им. Я и так лишил тебя многого. Но я клянусь, что буду тебе верен, если ты захочешь со мной остаться.
– Нет. – Роза отступила. – Я так не смогу.
– Я даю тебе все! Даю свое слово! Почему ты мне не веришь?
– Дело не в том, верю ли я тебе, а в том, верю ли себе. Что бы ты сказал, если бы Изабелла вышла замуж за мужчину, который ее не любит?
Леона как будто ударили в лицо.
– Я бы ей сказал держаться подальше от любого мужчины, который не видит, какое она сокровище.
– Но ты ждешь, что я соглашусь на меньшее.
– Раньше я этого ждал. Не потому, что не знаю, что ты заслуживаешь большего. Но потому, что я хотел тебя. С самого начала. И не хотел за это платить.
– О чем ты?
– Я уже говорил – в ночь твоего выпускного, когда мы танцевали в саду, я хотел тебя. Но не признался, что мои чувства были глубже. Я сам не хотел этого признавать.
Я не понимаю…
– Я трус. Я говорил, что не умею любить. Хотел бы я, чтобы это было правдой… – Он тяжело сглотнул. – Я умею любить. Я вспоминаю об этом каждый раз, когда смотрю на тебя. И… Роза, милая, ты не представляешь, как сильно я хотел прикоснуться к тебе, сделать тебя своей.
Он не сдвинулся с места, все еще стоял позади своего стола, отделенный от нее широкой крышкой. И так же стояла Роза, не в силах сдвинуться с места, не в силах рискнуть.
Боясь получить отказ…
Отказ. Она бежала в страхе, хотя угроза была совсем не смертельной. Но теперь, глядя на Леона, она понимала, что он боялся не отказа, а потери. Ему уже довелось пережить ужасную, мучительную потерю. И всю жизнь он пытался избежать ее повторения.
– Я женился на тебе, надеясь, что смогу обладать тобой, ничем не рискуя. Не меняясь. Но очень быстро понял, что если приду в твою постель, то не смогу удержаться. Даже когда я тебя поцеловал, мой мир перевернулся… До этого любовь сломила меня.
– Я знаю, – тихо сказала Роза.
– Нет, не знаешь. Ты не понимаешь до конца, что я пытаюсь сказать. Я и сам этого не понимал. Мне пришлось потерять самого себя, чтобы понять, кто я. И от чего бегу. Но когда исчезло прошлое, осталась только правда. И ты. И… мне так легко было тебя любить.
У Розы перехватило горло, в груди все сжалось.
– Пожалуйста, перестань. Не мучай меня. То, что ты меня любил, когда ничего не помнил…
Я не хочу тебя мучить. Но хочу, чтобы ты знала правду. Все эти годы… Меня удерживало вдали от тебя то, как я был сломлен. Но моя душа сразу поняла, что ты и есть моя жизнь. Однако я бежал от этого. Боялся, чего мне будет стоить, если я снова полюблю. Снова буду надеяться. Но когда я проснулся в больнице, мне нечего было бояться. И у меня была ты. И я мог быть с тобой.
– Но теперь ты все вспомнил. Так что это все было впустую.
Леон хлопнул ладонями по столу, опрокинув украшавшие его песочные часы.
– Нет! Теперь, когда я знаю, каково быть с тобой, я не смогу этого забыть. – Он поставил песочные часы на место. И не хочу забывать. Не хочу теряться в прошлой скорби. Не хочу, чтобы наследием моего сына оказалось разрушение моей души. Не хочу оставить после себя память как о человеке без сердца.
Роза с трудом сделала вдох, пытаясь не поддаваться надежде.
– Может быть иначе…
– Я всегда буду бояться. Бояться потерять тебя. Бояться всего того, что угрожает Изабелле за каждым углом. Потому что это и есть любовь. Но только небольшая ее часть. Потери велики, только когда велика любовь, а я позволил себе об этом забыть. Даже не мог вспоминать о Майкле с радостью. Трудно помнить то, что забыл. Но мой сын был замечательным, и таким я должен его помнить.
– Леон… Каждый справляется с потерями по-своему.
– Но есть неправильные способы. Жениться на женщине, чтобы обладать ею, но не любить, и предавать ее… предавать брачные обеты… Это неправильно. Я был таким трусом… – повторил он. – А ты – ты смелая. Ты стояла передо мной под дождем и требовала большего для нас обоих. Это я не мог тебе ничего дать. Но сегодня я пригласил тебя не для обсуждения опеки и даже не для того, чтобы передать поместье и компанию.
– Правда? – Она едва выдавила слово.
– Сегодня я пригласил тебя сюда, потому что хочу еще раз попросить невозможного.
Надежда, радость и боль в равной мере заполнили ее душу.
– Всегда можно спросить…
– У меня ничего нет. И если ты будешь со мной, это ничего тебе не даст. Дом принадлежит тебе. Компания принадлежит тебе. Я могу предложить тебе только себя, и это жалкое предложение. Ты можешь выкинуть меня за дверь, стереть мое имя с двери «Таннер инвестментс», как будто меня там никогда не было. Но я должен попросить. Прости меня. Дай мне второй шанс.
Роза сглотнула, призывая все свои силы, чтобы не перепрыгнуть стол и не броситься ему в объятия.
– Почему я должна дать тебе второй шанс? – Она дрожала всем телом, трепетала всей душой. – Дом, компания – все это ничего не значит! Я готова была оставить все это позади. Мне все это не нужно. Нужно мне только твое сердце. Ты готов дать мне невозможное?
Леон обошел стол, взял ее за руку, устремил на нее темный взгляд.
– Нет, – сказал он.
У Розы сжалось сердце. Но он продолжил:
– Нет ничего невозможного в том, чтобы любить тебя. И у тебя не должно было быть причин так думать…
У нее с губ сорвался вздох.
– Прости, тебе придется говорить прямо.
– Я люблю тебя, Роза. Когда все в моей душе было ложью, ты одна была правдой. Когда я не знал ничего, тебя я узнавал. Когда я потерял все, потерял то, кем был и кем хотел быть, ты вернула меня домой. Я любил тебя, но боялся признать. А теперь я люблю тебя без страха. Без ограничений.
Роза не могла сдержать всеохватывающую дрожь. Она едва могла дышать, говорить, но в одном она быта уверена. Какую бы боль им ни пришлось пережить вместе, кто бы ни владел домом, как бы ни ранил ее отказ Леона…