– Сейчас ты не работаешь. Ты заперт в доме. Я твое единственное развлечение…
– Ты описываешь меня как ребенка, – нахмурился он.
В каком-то смысле так и было. В каком-то смысле он всегда был ребенком. С очень коротким периодом внимания, всегда готовым переключиться на следующую, новую игрушку. Поярче, поинтереснее. Девочкой ей это казалось ужасно интересным: его роскошные машины, превосходный гардероб, даже красивые женщины, которых он приглашал иногда на приемы, организованные ее отцом. Пока ей в сердце не стали впиваться острые когти ревности. Пока она не захотела сама занять место этих женщин.
Но куда больше ее притягивали, питали ее привязанность к этому мужчине другие моменты – те редкие случаи, когда ей удавалось уловить тень печали в уголках его яркой улыбки. Когда Леон смотрел на нее и словно видел насквозь.
Когда он смотрел на нее, а не сквозь нее.
– Я…
Я не ребенок, – сказал он. Низкий голос был искушением, от которого она не могла отвернуться. И прежде, чем Роза успела промолвить еще хоть слово, прежде, чем могла возразить или даже вздохнуть, Леон преодолел расстояние между ними и стал целовать ее. Ее никогда так не целовали… Леон никогда ее так не целовал. Потому что он был единственным мужчиной, чей поцелуй она знала.
Его губы были горячими, твердыми и требовательными; его язык сладко дразнил, вторгаясь в ее рот, навстречу ее собственному. Сразу же ее грудь потяжелела, внизу живота сладко заныло, между ног проступила влага желания. И все это от одного поцелуя.
Она тонула. В этом поцелуе. В объятиях Леона. В своем желании.
Целиком и полностью в его власти.
И сейчас Розе казалось, что ее это не тревожит. Ее уносило приливной волной, против которой она даже не пыталась бороться. Желание диктовало каждую ее реакцию, каждое движение. Она словно… словно изголодалась по нему. Словно жаждала только этого много лет и теперь наконец могла утолить жажду. Обвив руками его шею, она склонилась навстречу, прижалась грудью к его груди, выдыхая от облегчения, когда почувствовала сильное тело рядом со своим. Ей хотелось полностью раствориться в нем, потеряться в ощущениях навсегда.
Это была болезнь, безумие, которое захватило ее с головой. Желание почувствовать его кожу на своей, желание, чтобы их ничто не разделяло. Его воспоминания не имели значения. Его сломанные ребра – тоже. Даже то, что в прошлом он нарушал данные ей обеты. Вся боль, все страдания, которые она испытала из-за него, теперь потеряли всякое значение.
Смысл имело только то, что он был в ее руках, что Роза наконец его целовала.
Леон провел рукой вниз по ее спине, прижимая ее крепче к себе. Роза развела бедра, прижимая ту часть своего тела, которая больше всего жаждала прикосновений, к его твердеющему под одеждой члену. Леон зарычал и стиснул ладонью ее ягодицы, притиснул к себе еще крепче, втираясь в нее бедрами.
В этот момент Роза вспомнила, что ему приходилось долго обходиться не только без алкоголя. Конечно, она обходилась без того же самого двадцать три года, но Леон привык получать удовлетворение чаще.
Именно эта мысль заставила ее отстраниться, провести дрожащими руками по волосам и снова сесть на стул, с которого она почти соскользнула.
– Прости, – сказала она торопливо.
Леон посмотрел на нее, хмурясь:
– За что ты извиняешься?
– Ты ничего не помнишь. Не помнишь наши отношения. И ты еще не выздоровел…
– Это, – Леон сделал выразительный жест и не менее выразительно посмотрел ей в глаза, – не имеет отношения к памяти. Это лишь еще одно проявление честности.
Но это было не так. Они ничего такого не делали. Леон раньше никогда к ней так не прикасался. Роза не могла заставить себя признаться в этом вслух. Не могла уничтожить остатки своей гордости.
– Мне кажется, лучше нам с этим не торопиться.
– Почему? – спросил Леон. – Потому что ты так сильно на меня сердишься за что-то, что случилось в прошлом?
– Потому что мне кажется неправильным просить тебя заниматься сексом с незнакомой женщиной. – Она почти говорила правду.
– Для меня теперь все незнакомые. Я сам себе незнаком. Однако я успешно сплю в своем теле.
– Это совсем другое дело, ты и сам это знаешь.
– Правда?
– Думаю, ты просто… мужчина. И поэтому можешь придумать любую причину, чтобы заняться сексом.
Леон медленно покачал головой. Его темные глаза что-то искали в ее лице.
– Ты моя жена, а не незнакомая женщина. И я чувствую… что между нами что-то сломалось. Я это знаю так же точно, как знаю кое-что о себе. Мне не нужны воспоминания, чтобы знать, что я хочу это исправить.
У Розы сжалось горло, в груди все напряглось.
– Ты не можешь все исправить в одиночку.
– Я хотел бы попробовать.
Она стиснула зубы, пытаясь удерживать эмоции под контролем:
– Давай подождем. Давай дождемся, когда ты все вспомнишь.
Слова чуть не задушили ее, потому что она совершенно не хотела ждать. Если они будут ждать, Леон вспомнит свое безразличие. Как только он вспомнит, как были устроены их отношения – Роза сидела дома, пока он вел себя как холостяк, – он не захочет ничего менять.
– Ты ошибаешься, если думаешь, что из-за того, что у меня не сохранились воспоминания, я не контролирую свои желания. Мужчине не нужны воспоминания, чтобы понять, что он хочет женщину. Он чувствует это всем телом. Это у него в крови. Моя кровь кипит рядом с тобой. Может, мой разум этого не помнит, но тело сохранило память.
Роза глубоко, прерывисто вдохнула; на ее плечах тяжело лежало бремя сдержанности и самоотречения. Леон обещал ей то, чего в ее жизни не существовало за пределами влажных фантазий. Удовольствие, удовлетворение на уровне, который она едва могла понять. Но ей это было не положено. И необходимо было сопротивляться. Каким бы соблазнительным ни было его предложение.
– Нет, – сказала она, поднялась со стула и, скользнув мимо Леона, не оглядываясь вышла из комнаты. Она продолжала идти – почти бежать – через весь дом насквозь, вверх по лестнице, по коридору и, наконец, в свою спальню. Там она плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к стене.
Но при этом она не могла не чувствовать, что убежала от своего спасения.
Глава 5
Роза тяжело дышала, сердце колотилось у нее в груди, как птичка, запертая в клетке. Она хотела Леона. И это было для нее мучительным испытанием. Вся ее сила воли, вся сдержанность едва ли помогали. Леон предлагал ей то, что она давно хотела, на тарелочке. Так, по крайней мере, казалось. Но она знала, что, хотя это и кажется роскошным и чудесным подарком, в конце концов он обернется ядом.
– Так и будет, это меня убьет, – сказала она вслух, обращаясь к пустой комнате. Пытаясь заставить себя поверить в эти слова. Пытаясь заставить себя их прочувствовать.
Она плотно зажмурилась, сжимая кулаки. И только когда ей удалось перестать дрожать, Роза отодвинулась от стены. Переведя дыхание, она потянула с себя платье; когда оно упало на пол, словно камень упал с ее сердца.
Она прошла в ванную, включила воду и, ожидая, пока она согреется, сняла с себя белье. Обнаженная, она вернулась в спальню и принялась рыться в ящиках в поисках одежды, которая не позволит ей побежать на поиски Леона. Если она наденет что-то, в чем ей не стыдно показаться ему на глаза, то не сможет гарантировать, что посреди ночи не помчится к нему в объятия. Старые спортивные штаны, что-нибудь такое… Никакого шелка или кружев. Она вынула одну пару пижамных штанов, рассмотрела ее и сунула обратно, отыскивая другие, старые и мешковатые. Безопасные. За ними последовали белые хлопковые трусики, закрывавшие все и не вызывавшие особых сексуальных мыслей. Наконец Роза добавила к стопке одежды древнюю потрепанную толстовку и со всем ворохом отправилась обратно в ванную.
Роза прекрасно понимала, что теперь, когда ей довелось попробовать Леона, пусть даже чуть-чуть, она не сможет вести себя рационально. Из-за секса развязывались войны. Из-за желания. Из-за гнева на тех, кто им занимается так, как тебе не нравится. Или с тем, с кем ты хочешь им заниматься.
Секс – это страшная вещь. И Роза достаточно трезво мыслила, чтобы понимать, что у нее нет иммунитета против него.
От горячей воды комнату заполнило паром. Роза сделала глубокий вдох и протяжно выдохнула. Повернувшись к зеркалу, она принялась подкалывать волосы, чтобы не намочить, – медленно, методично, с каждым движением стараясь стереть воспоминания о сегодняшнем вечере.
– Хотел бы я знать… – раздался у нее за спиной глубокий мужской голос.
Роза обернулась: в дверях ванной стоял Леон, и его темные глаза горели черным пламенем.
– Хотел бы я знать, сколько раз я здесь стоял и смотрел, как ты готовишься к ванной. Ничего не помню. И в моей оставшейся памяти ничего не щекочет…
Жар прокатился по ее коже; возбуждение и неловкость сражались за власть у нее в душе. Леон никогда не видел ее обнаженной. Ни один мужчина не видел. Но конечно, Леон этого не знал. Конечно, он не представлял, насколько его вторжение неуместно.
Она сама виновата. Надо было ему рассказать. Но и теперь она не поправила его, переводя тему:
– Не щекочет? – Роза огляделась в поисках одеяла или халата, чтобы прикрыться.
– Так это иногда ощущается. Когда что-то знакомо, но я не могу понять, почему. Словно глубоко в памяти что-то чешется, но я не могу достать. Но сейчас… Сейчас нет ни тени этого ощущения. Может, потому, что, когда я на тебя смотрю, мне вообще становится трудно думать…
Роза с усилием сглотнула и забыла, что искала полотенце. Забыта стесняться. Совершенно застыла. Было бы легко – должно быть легко – прикрыться руками, хоть немного защищаясь от его взгляда. Но Роза как будто превратилась в соляной столп в наказание за то, что смотрит на него, хотя следовало бы отвернуться.
«Ты не хочешь прикрываться. Ты хочешь, чтобы он продолжал смотреть на тебя».
Это осознание, хотя и тревожное, было абсолютной правдой.