лась вернуться, сейчас она бы уже вернулась.
Когда Тедди наконец сумел оторвать взгляд от кофе, он увидел, что по лицу его собеседника ползут слезы. Мгновеньем раньше Тедди рассчитывал, что тот кинется на него через весь стол и воткнет в него вилку, но теперь осознал, что и Ванс последние два месяца провел на русских горках эмоций: надежда сменялась отчаянием, отчаяние – горем, горе – яростью, а потом все заново.
– Вы убили ее, Тедди? Вы с вашими дружками? Вы убили мою девочку? Напоили ее и взяли силой? И похоронили ее потом на этом своем острове? Или вывезли труп на лодке в море и швырнули за борт? Вы так поступили?
– Нет, Ванс, – сказал ему Тедди, ощущая, как и у него глаза наполняются слезами. – Разумеется, нет.
– А-а… бля, – произнес тот, выронив вилку и колотя себя в лоб основаниями ладоней. – Я думал, что если поговорю с вами, сумею определить, лжете вы или нет, но не могу.
– Послушайте, – сказал Тедди, – раньше я вам действительно солгал. Я не был почти влюблен в Джейси. Я был влюблен в нее по уши. Как и мы все. Мы б ни за что не сделали ей больно.
– Ага, я вам тоже наврал, – признал Ванс, вытягивая из держалки салфетку промокнуть глаза. – Нет никакой девушки тут, в Бостоне. Есть только Джейси, а ее, бля, нет.
– Мне жаль, Ванс, – сказал Тедди, к собственному удивлению понимая, что ему и правда жалко Ванса.
– Иди нахер. – Ванс отбросил скомканную салфетку на стол и стал боком выбираться из-за стола в кабинке. – Мне кто-то говорил, тебе выпал высокий призывной номер.
Тедди кивнул.
– Просто к твоему сведению, говнюк, я-то моей стране служить буду, – сказал Ванс. – В военно-юридической службе. Как только закончу институт. И знаешь что? Надеюсь, меня отправят во Вьетнам. Надеюсь, меня там убьют.
Тедди, мгновением раньше сочувствовавший ему, обомлел от такой фальши.
– Вы в самом деле верите, что во Вьетнаме гибнут юристы?
Ванс этого, казалось, не услышал, да и ладно.
– Скажи-ка мне кое-что, – произнес он, нарочито вытянувшись по стойке смирно – подбородок вперед, весь сплошная насмешка. – Такие парни, как ты с дружками? Какое вообще у вас право влюбляться в таких девушек, как Джейси? – Упершись обеими руками в стол, он напористо нагнулся и сунулся Тедди прямо в лицо. – Вы же, бля, просто халдеи.
И тут же ушел, колокольчик над дверью объявил о его уходе. Через секунду подошла официантка с чеком.
Через несколько дней после встречи с женихом Джейси у Тедди случился очередной хронический приступ, на сей раз – паническая атака вплоть до полного паралича. Бессонный, с измученным зациклившимся умом, он сдался в Массачусетскую больницу, на пару недель сократив свою стажировку в “Глоубе”. Вызван ли был тот приступ встречей с Вансом – или же более ранним щелчком умственного тумблера, когда его мозг наконец-то признал, что Джейси, возможно, пропала навсегда? Все лето от него не отступали те же самые вопросы, которые явно терзали и жениха Джейси. Что могло с нею случиться после того, как она покинула остров? Не стала возвращаться домой на автобусе, а действительно решила поехать автостопом? Подобрал ли ее какой-нибудь хищник? Тедди не хотелось верить, что ее постигла такая судьба, но если она жива, где же она? Почему ее не может найти полиция? Почему до сих пор не сообщила о себе ни родителям, ни своим подругам по “Тете”? Или хотя бы ему в “Глоуб”?
В больнице его пичкали обычным успокоительным, которое позволяло ему спать, хотя стоило лишь проснуться, как у Тедди возникало впечатление, будто сны его тщатся разрешить всё те же неразрешимые вопросы. Хуже того – он ощущал, как сам соскальзывает в некий солипсизм, вызванный медикаментами. Как будто судьба Джейси – не столько ее, сколько его собственная. То было лето утрат. Линкольн вернулся к себе на Запад, что, возможно, означало конец их дружбы. Мики тоже пропал – но не во Вьетнаме, как они опасались. За несколько дней до того, как ему полагалось явиться на службу, он, очевидно, передумал и удрал в Канаду – именно это Тедди и Джейси так долго умоляли его сделать. Еще одной потерей – пусть даже та и не прекращала быть чертой всей его жизни – была неумолимая отчужденность его родителей. Тедди сообщил им, что ложится в больницу, и мать приехала его там навестить. Но задержалась всего на пару дней, заявив, что на носу осенний семестр и ей нужно готовиться к занятиям. Хоть он и дал себе слово отказаться, все равно рассчитывал, что она пригласит его пожить с ними в Мэдисоне, пока он снова не обретет почву под ногами, но такое приглашение так и не последовало, и это ранило его сильнее, чем он мог предвидеть. Возможно, пришло время перестать ждать, будто что-то изменится. Ему явно судьба жить одному. Не о том ли подавала знаки его одержимость Мёртоном? Не на это ли намекал в Минерве и Том Форд, тоже живший один? Произошедшее с Джейси у Гей-Хед в совокупности с ее последующим исчезновением теперь обретало некий горький смысл. А раз ее продолжающееся существование противоречило его собственной одинокой судьбе, Джейси и полагалось исчезнуть. В некотором смысле он ее и убил.
С ним произошло и кое-что еще. А что, если он все делает не так? Стоило в прошлом ему провалиться в уже знакомую кроличью нору, первейшим делом для него становилось как-то взять себя в руки и выкарабкаться обратно к свету, постепенно восстановить умственное здоровье, вернуть жизнь на ее нормальные рельсы – ну или такие, что нормальны для него. Но была ли эта нормальность – его нормальность – тем состоянием, какое стоит сохранять? Тот ли он человек – в норме, – кто заслуживает таких усилий? Проигрывая в уме свою встречу с женихом Джейси, Тедди удивился, до чего мало сочувствия к нему проявил. Ладно, допустим, Ванс гаденыш, но едва ли дело в этом. Очевидно же, что парень страдал, и Тедди было очень даже по силам хоть как-то его успокоить. Не до конца, конечно. Не мог же он действительно рассказать Вансу о Гей-Хед, зато во всем остальном те выходные были невинны, правда же? Почему ж он почел за труд обрисовать Вансу повествовательную картину того, как все они проводили там время? Заверил Ванса, что из них никто и никогда не навредил бы Джейси, но даже не пришло в голову рассказать ему, как они – ну или по крайней мере Мики – на самом деле защитили ее в тот день, когда заявился Троер и попробовал хватать ее в кухне?
Но по зрелом размышлении – нет. Если поделиться этой историей с Вансом, она его отнюдь не утешит. Чтобы рассказать ее честно, придется объяснять, как все они сидели на террасе, на проигрывателе – “Криденс”, они пьют пиво, лениво передают по кругу косяк. Ладно еще б история эта проиллюстрировала, что им бы и в страшном сне не помстилось причинять ей вред, наоборот – они служили ее защитниками. Но уму Ванса, несгибаемому, как дышло, от этого отнюдь не стало бы легче, представь он себе, как его невеста сидит на террасе, пьет пиво, слушает музыку протеста и курит траву с компашкой клятой хипни. А кроме того, не подайся она с ними на остров вообще, ее б не пришлось и защищать от мерзкого соседа.
Вероятно, лучше всего было б объяснить, почему Джейси решила провести эти выходные с ними. Она не стремилась устроить себе праздник перед свадьбой, вовсе нет. Ехать с ними ее уговорил Тедди – в надежде, что все вместе за эти три долгих дня они уговорят Мики сбежать в Канаду, а не являться на службу. Она-то умоляла его, считай, безостановочно с того вечера, когда все получили свои призывные номера. (“Но ты же на самом деле никуда не пойдешь, правда? Подтверди мне, что ты не такой глупый”.) В последние месяцы перед выпуском и Тедди давил на Мики, чтобы тот пересмотрел свои возможности, сколько бы пользы это ни приносило. Ну как спорить с человеком, признающим правильность всех твоих доводов? Да, соглашался Мики, война и глупа, и безнравственна. Нет, у него нет никакого желания ни убивать, ни быть убитым, и уж точно – не в парилке джунглей на другом краю света за дело, которое никто не обеспокоился даже сформулировать. Да, уехать в Канаду было б умно. Нет, его не волнует, что его сочтут трусом.
– Но тогда зачем же, Мик? – молил Тедди. – Объясни, зачем тебе поступать так неправильно и тупо, если ты можешь поступить правильно и умно?
– Потому что я так сказал.
Вот к чему все это свелось. Отец Мики, Майкл-старший, ветеран Второй мировой, ненавидел свою службу в армии до последней минуты, но гордился тем, излагал он сыну, что сделал то, что должен. “Если зовут – отвечаешь. Не задаешь вопросов зачем. Оно не так устроено. Всегда было устроено иначе. Страна зовет – ты отвечаешь”. По профессии водопроводчик, он по всем статьям был мужиком порядливым и без туфты. Грубый и необразованный – это да, но и соль земли в придачу. Вкалывал на своей работе по сорок часов в неделю, как профсоюз постановил, а затем почти всякие выходные левачил, чтоб его большой семье удавалось сводить концы с концами. В детстве Мики растили не столько измотанные родители, сколько старшие сестры, поэтому лишь много позже, уже после того, как уехал учиться в Минерву, они со стариком стали близки – что странно, если вдуматься. Во времена, когда столько отцов и сыновей все больше оказывались на ножах, эти двое сковали между собой такую глубокую и крепкую связь, что и сами удивились.
Потому-то внезапная смерть отца летом после первого курса ударила Мики, как кувалда в основание черепа. Крупный здоровяк, как и сын, Майкл-старший обедал со своей бригадой у стойки в местной забегаловке, а когда настала пора возвращаться к работе, все поднялись со своих табуретов, а он нет – пятью секундами раньше у него не выдержало сердце. Оказалось, он давно уже знал, что может произойти нечто подобное, но ни слова никому не сказал. Ни жене, ни взрослым дочерям, ни сыну. Нет, последнее Мики он сказал: “Страна зовет – ты отвечаешь”.
Но, опять же, – не-а. Ничего такого не произвело бы впечатления на ура-патриота Ванса, кому либо всё, либо ничего. Он не мог бы себе представить, а уж тем паче – одобрить, что его невеста поехала на остров специально, чтобы уговорить Мики стать уклонистом. Да и портрет Майкла-старшего, какой Тедди мог нарисовать, вряд ли вызвал бы восхищение Ванса. Если уж на то пошло, он бы предоставил еще одну улику, как будто и без того их мало, что этому сынку простого работяги никак не следовало влюбляться в такую девушку, как Джейси.