на прощанье осчастливить, верно? Ну какая девушка откажется выполнить такую просьбу? А вот она отказывается – и тут верх берет его горячность.
– Да только тогда случилось вовсе не это, – сказал Линкольн.
Гроббин не обратил внимания, как будто собеседник его и рта не раскрывал.
– Поначалу вы паникуете, потому что… мертвая девушка. Но потом успокаиваетесь и начинаете мыслить рассудительно. Решаете все держаться вместе. Ждете до темноты, чтобы ее закопать. Повторяете, что скажете полиции. Время у вас есть, пока ее не объявят в розыск. Вы сами? Вы отправляетесь на Запад, как и собирались, с той другой девушкой. Ваши друзья…
Линкольну пришлось его перебить.
– Мистер Гроббин, – сказал он. – Прошу вас, послушайте меня. Ничего этого не было.
– А я и не говорю, что было, Линкольн. Я говорю, что думал бы так в семьдесят первом. И еще вам кое-что скажу. Я б нанял экскаватор и перепахал весь этот ваш участок в Чилмарке до последнего квадратного дюйма. Рылся бы, пока окончательно не убедился, что уж где-где на всей планете, а там этой девушки нет точно.
Наконец он отшвырнул папку обратно на журнальный столик, как будто все это время использовал ее как реквизит, и целую минуту оба сидели и просто смотрели на нее. Наконец Линкольн робко произнес:
– Вы говорите так, будто до сих пор верите, что там все так и было.
– Нет, Линкольн, не верю.
Хоть и с облегчением от услышанного, но он все же уточнил:
– Это почему?
– Потому что, если вы и впрямь имели какое-то отношение к исчезновению той девушки сорок четыре года назад, вы бы не пришли в “Газетт” сегодня ничего разнюхивать. Не стали б рассказывать Беверли всю эту историю. И уж точно не явились бы задавать легавому на пенсии вопросы, ответы на которые и так знаете. Нет, я бы решил, что вы по преимуществу вне подозрений.
По преимуществу. Линкольн поглубже вдохнул и неуклюже поднялся на ноги – его как будто допрашивали, орудуя резиновым шлангом. Что тут удивляться, если люди признаются в преступлениях, каких не совершали.
У дверей, когда они пожимали руки, Линкольну пришло в голову спросить напоследок еще одно.
– Так а Троер еще что-нибудь сказал, когда вы с ним беседовали?
– Вообще-то предложил арестовать вашего друга Мики за нападение. По крайней мере, мне показалось, что он пытается сказать именно это. Вся челюсть в крепеже – его трудновато было понять.
– А вы тогда впервые с ним встретились? Спрашиваю, потому что знаю – за все эти годы у него не раз бывали стычки с законом.
– Нет, мы с Мейсоном знакомы давненько. На самом деле “Кубок острова” вместе выигрывали.
– “Кубок острова”?
– По футболу. Виньярд против Нантакета.
– Играли в одной команде?
Тот кивнул.
– Но… Троеры же были летней публикой.
– Так и есть. Жили они в Уэллзли, по-моему. На предпоследнем курсе Мейсон впутался в какие-то неприятности. Девчонка от него залетела, что ли, поговаривали. А на последнем, в общем, родители отправили его жить в одну семью на острове. – Вот теперь Гроббину стало отчего-то неловко. – Мейсона нынешняя ребятня бы назвала настоящим гондоном. Но он не убийца, если вы об этом думаете.
– Простите, мистер Гроббин, но вы говорите почти как та женщина из паромного буфета. Без особой уверенности.
Лицо старика вновь потемнело.
– О, уж в этом-то я уверен, Линкольн. Уверен просто до чертиков.
Линкольна осенило.
– А вы случайно не помните фамилию той семьи на острове, где он тогда жил, а?
– Вряд ли забуду. Фамилия их была Гроббины.
Тедди
Тереза ответила после первого же звонка.
– Тедди Новак, – произнесла она. – Чтоб мне пусто было. Погодите, я наружу выйду. Тут перевозчики.
Когда голос ее вернулся, Тедди признался:
– Не был уверен, что вы снимете трубку.
– Разочарованы? – Она смеется, что ли? Обижена? – Надеялись оставить сообщение?
Значит, обижена. Ответил он не сразу, и она сказала:
– Простите. Это было не очень любезно. Возможно, обида-другая у меня еще осталась.
– Я затем и позвонил вообще-то. Извиниться.
– Ладно, только за что? – В вопросе скорее вызов, чем любопытство.
Он хмыкнул.
– А вот это уже как-то не по-доброму.
– Объяснитесь.
– Ну, мы с вами сколько знакомы? Вероятно, я проштрафился далеко не раз. Если я неправильно угадаю, за что вы на меня сердитесь, предстоит извиняться безостановочно.
– Тогда вам лучше будет хорошенько подумать. Как в викторине, “двойной риск”, где вопросы позаковыристей, цена в долларах удвоена, а счет может меняться очень быстро.
Вот зачем, на самом деле, он ей позвонил. Не извиняться, хоть и знал, что нужно бы. Они всегда общались косвенно, утверждения каждого – насмешливые шифры, полные культурных отсылок. Иными словами, с нею было увлекательно.
– Беру “отношения за двести”, Алекс.
– Арт.
– Не, я про искусство очень мало знаю.
– Арт Флеминг, – уточнила она. – Первоначальный ведущий “Риска!”. Его уже никто не помнит[48]. – Ее, похоже, это искренне печалило, как будто она признавала, что быть забытым – судьба, какую разделяет большинство людей. – Что это за звук?
– Ветер. – Тот разгулялся настолько, что сдул со стола пустой пластмассовый стаканчик, оставленный христианами, и швырнул его на сетчатый забор. Рубашка Тедди, вся промокшая от пота, теперь высохла до хруста. Он сменил позу, чтобы не задувало в трубку. – Так лучше?
– Немного. Вы еще на Нантакете?
– На Мартас-Виньярде, – поправил он. – Как выясняется, плохая это мысль была. Сюда ехать.
– Почему это?
– Тропы памяти сильно переоценены. Нужно было остаться в Сиракьюзе. Помог бы вам переехать.
Она громко фыркнула.
– Это Жужжалка Бьюла сигнализирует о неверном ответе[49]. Перевозчики сами все делают. Я и пальцем не шевелю. Так вот за что вы звоните извиниться. Надо мне вас на скамью подсудимых посадить.
– Протестую, ваша честь. То, что я вам не нужен, не значит, что мне не следовало предлагать.
– С доводом согласна, но протест отклонен. Как там ваши друзья? Вашингтон? Мэки?
– Линкольн и Мики. – Он улыбнулся. Она явно ошиблась намеренно – мелкое возмездие с ее стороны. – Иначе. Так же.
– Ну…
– Вот бы вы не уезжали, – сказал он ей, рассчитывая снова услышать Жужжалку Бьюла, но последовало лишь молчание. – Наверное, я и позвонил только сказать, что вы заслуживаете лучшего, чем я был способен вам дать.
– Почему, интересно. Я действительно себе такой вопрос задавала.
– Объяснить у меня не очень получится, могу только сказать, что дело было отнюдь не в вас.
– В смысле – потому что я черная?
– Нет! – сказал Тедди. – Конечно же, нет.
– Я вас умоляю. Простое “нет” я бы еще приняла, но от “конечно же, нет” меня увольте.
– Вы по правде так обо мне думаете?
– Ну, в отсутствие данных воображению приходится трудиться сверхурочно, – ответила она. – Так, значит, если дело не во мне, то в чем? В смысле, слухи до меня доходили, так что…
– Я не гей, Тереза.
– Я как бы надеялась, что вы как раз гей, сказать вам правду, потому что в таком случае дело и впрямь было б не во мне.
– Нет, тут больше… Не знаю… считайте пожизненной привычкой. Наверное, я не расположен рисковать.
– Ладно, годится. Но когда это началось? И где? И почему?
– Когда? В тысяча девятьсот семьдесят первом. Где? Вот тут. На этом острове. – Ровно на этом самом месте, хоть в такие подробности он и не был намерен вдаваться.
– Теперь остается лишь “почему”.
– Наверное, сумеете угадать.
– Ага, да только я уже уморилась угадывать. Давайте вы мне просто расскажете?
Он вдохнул поглубже. Вот за этим, конечно, он на самом деле ей и позвонил.
Когда они с Джейси вернулись в Чилмарк, Тедди выключил зажигание, и они просто посидели минутку, слушая, как шебуршит остывающий двигатель. Закрыв глаза, он еще чувствовал сильное подводное течение прибоя – волны тянули его в море. Почему же он им просто не дался?
Наконец Джейси спросила:
– Парни знают?
Тедди покачал головой. Он думал, что Джейси выплакалась на пляже, но сейчас видел, что глаза у нее опять на мокром месте.
– Ну, – произнесла она, – от меня они об этом точно не услышат.
– Нет?
Она покачала головой:
– Нет, конечно.
– Не уверен, что могу туда сейчас зайти, – признался он.
– Не здесь же сидеть.
И это верно.
– А что мне сказать о…
– О чем?
“О нас”, – хотел ответить он, но это, конечно, было бы неправильно. Нет никакого “нас” и никогда не будет.
– Им же захочется знать, где мы были.
Джейси вытерла рукавом глаза и скроила деловую мину.
– А давай-ка разговаривать буду я?
Мики они нашли на террасе – он пил пиво, держа его левой рукой, и разрабатывал пальцы на опухшей правой.
– Вы где это были? – спросил он.
– На Гей-Хед, – сообщила Джейси.
– Без нас поехали? – Впервые за все выходные они не остались все вчетвером.
– Ты же спал, – напомнила она. – А Линкольн висел на телефоне.
– Что там делали?
“Видно ли, что мы купались?” – задумался Тедди. Обратно в Чилмарк они ехали с открытыми окнами. У Джейси волосы высушило ветром. А одевшись, они смахнули песок со ступней и лодыжек.
– Я вот купила открытку, – ответила она, вынимая ее из заднего кармана обрезанных джинсов и показывая ему. Словно в доказательство чего-то. – Мороженого поели.
– А нам привезли?
– В рожках, – пояснила она. – Растаяло бы.
Пока Джейси отвечала на расспросы Мики, Тедди поймал себя на том, что смотрит на нее новыми глазами. Она не то чтобы лгала, но держалась так, что ему стало не по себе. Где она научилась так убедительно притворяться? Применяла ли когда-нибудь этот талант к