ходные как последнюю попытку убедить Мики не идти в армию, но она сразу заявила, что поедет, – мне даже шанс ввернуть это не выпал.
– Я, наверное, думал примерно так же. Может, ее согласие приехать не имело к нам никакого отношения. Что, если она просто искала повод сбежать на несколько дней из Гринвича?
– Зачем?
– Может, легавые были правы: она начала сомневаться, стоит ли ей выходить замуж. Но все равно меня не покидает чувство, что мы что-то упускаем.
Тедди собрался что-то сказать, но передумал.
– Что, Тедди?
– Ну, на самом деле в тот день, когда мы с Джейси ездили к Гей-Хед, она действительно намекала на сомнения.
В глазах у него, как отметил Линкольн, набухли слезы.
– Этого ты нам никогда не рассказывал.
Тедди пожал плечами.
– Наверное, у меня было чувство, что она мне доверилась по секрету. Но не сказала, что не будет выходить замуж. Просто что больше в этом не уверена.
Линкольн опять подошел к раздвижной двери и выглянул наружу. В предвечерних тенях удлиненный очерк дома тянулся вниз аж до самого жилища Троера. Слабнущий солнечный свет еще искрился на океане вдали.
– В общем, – произнес Тедди, – сейчас все сходится. Почему ты заговорил о тех занятиях по истории у Тома Форда. Он же все время твердил про отдаленные и непосредственные причины. До чего привлекательной может быть непосредственная причина, хотя настоящая истина обычно погребена где-то глубже.
– Должен сказать, – признал Линкольн, – что если Троер тут ни при чем, мне бы стало легче.
– С чего это?
– Гроббин еще кое-что сказал. Если б он отвечал за следствие – пригнал бы на этот участок экскаватор и перерыл бы весь его до последнего дюйма. – Теперь Линкольн потряс головой. – Вот чего я б не вынес – обнаружить, что она мертвой все эти годы пролежала тут. Под этой самой землей.
Затем они помолчали немного, пока Тедди не высказал наконец то, о чем думали оба.
– Не стоило нам давать ей ускользнуть от нас в то утро. Надо было поднять Мика и догнать ее. Подвезти до парома, чтобы попутку не ловила. Почему же мы этого не сделали?
– Никому бы не сказал, а тебе могу, – произнес Линкольн, – но если по правде, мне стало легче, когда она ушла.
Тедди удивился, но виду не подал.
– Я помню, что ты сказал тем утром.
Линкольн не помнил – и не был уверен, что ему хочется напоминания от Тедди.
– Ты сказал: “Значит, всё”.
Не поспоришь. Именно так он и сказал, припомнил Линкольн. Как будто уже тогда знал, что Джейси они больше не увидят.
Ниже по склону хлопнула сетчатая дверь. На свою террасу вышел Троер и стоял теперь там – без рубашки, упершись обеими руками в перила, глядя в их сторону.
– Ты о Мики когда-нибудь думаешь? – спросил Тедди.
Они ехали в клуб в Оук-Блаффс, где должны были встретиться с Мики, который чуть раньше бросил Линкольну в почту: “Лицевой. Будь в «Рокерах» в 7. Тащи с собой Тедомотину. И не дай ему отвертеться”. От сообщения у Линкольна предсказуемо улучшилось настроение. Еще с первого курса в Минерве способность Мики всему придать другой масштаб оставалась величайшим его даром. И Линкольн, и Тедди склонны были принимать жизнь чересчур всерьез, поэтому Мики предоставлял естественное противоядие от их мрачных дум. Да и так ли уж плох мир, если в нем есть Мики? Навыка своего со временем он не утратил. То, что Линкольна он по-прежнему звал “Лицевым”, а Тедди – “Тедомотиной”, явно свидетельствовало о его убежденности, что четыре десятка лет их не испортили и не растлили. В присутствии Мики все отчего-то казалось не таким угрожающим, как будто жизнь сняла с него мерку и решила не лезть на рожон. На самом деле не имело значения, негодяй Троер из горячечного сна Линкольна или же заурядный мудозвон. Мики с ним уже разок быстро разобрался и, возникни нужда, разберется снова.
Тедди же отчего-то казался совсем на другой волне. Их разговор, похоже, низверг его в какую-то задумчивость, и Линкольн теперь жалел, что поделился с ним мрачными соображениями Гроббина о том, что могло произойти с Джейси. Но особого выбора у него и не было – после визита Троера.
– Думаешь о нем сейчас? – ответил Линкольн, вопрос Тедди прилетел неожиданно.
Тедди пожал плечами:
– Что у него за жизнь? В смысле, мы с тобой гораздо больше друг о друге знаем, чем о нем.
– Ага, но про него вообще есть что знать?
На это Тедди вздернул бровь.
– Ладно, неправильно выразился, – признал Линкольн. – Я в том смысле, что Мики всегда был парень весь “что на витрине, то и в магазине”.
С этим Тедди не спорил, но что-то его зримо беспокоило.
– Как ты считаешь, почему он двинул тому парнишке из “САЭ”?
– Пьяный был.
– Даже у пьяных бывают причины.
– Это так, но почти всегда причины эти понятны только им самим. – Линкольн не удержался и хмыкнул, припомнив. – Тогда он утверждал, что его разозлили каменные львы у входа, помнишь?
– Это-то ладно, но почему?
– Мне полагается тебе объяснить, почему скульптура злит пьяного?
Тедди вновь пожал плечами.
– Хорошо, тогда вот что. Чего ради, по-твоему, он торчал в кухне и драил там кастрюли, когда мог бы работать в зале вместе с нами?
– Я просто предполагал, что таков наш Мики.
– Это рекурсия, а не объяснение.
– Я бы поискал это слово в словаре, но я за рулем.
– Ну а выигрышный вопрос – почему он передумал и уехал в Канаду?
Вот в этом вопросе, по крайней мере, смысл для Линкольна был.
– Этого я так и не понял. В конце концов, наверное, я решил, что вы с Джейси его убедили. Вы же оба с декабря от него не отставали. Может, когда настала пора явиться на службу, он узрел свет. Как Павел по дороге в Дамаск?[54] А ты вообще к чему со всем этим клонишь?
– Не знаю, – признался Тедди, – но еще в колледже я думал, бывало, что можно изменить взгляды людей. Обоснуешь им что-нибудь, и если знаешь больше, если умен и настойчив, их в итоге можно в чем-то убедить.
Линкольн на этот раз не удержался от улыбки.
– Помимо себя, ты описываешь еще и нашего нынешнего президента.
Общий список его придирок к Обаме возглавляла вот какая: этот человек, похоже, верит, что мир – место рациональное и все в нем исходят из доброй воли.
– Не в этом ли весь смысл серьезных дебатов? Мы забываем, что даже при Никсоне большинство поддерживало войну. Просто со временем против него накопилась целая гора улик.
– Ну вот тебе, значит, и ответ. Мики был как вся остальная страна. Достиг переломного рубежа.
– Да только в его случае дело вовсе не в уликах было, и резоны он никогда не брал во внимание. Он обещал отцу, что пойдет. Остальное не имело значения.
Линкольн кивнул, начиная понимать.
– Так ты утверждаешь, что…
– Если мы его не убедили, тогда что?
– Ладно, замечание, наверное, справедливое, но почему это вдруг так важно?
– Видимо, я к тому, что многого о людях мы не знаем – даже о тех, кого любим. Кое-чего о себе я тебе никогда не рассказывал – и, вероятно, есть такое, что не касается меня, и ты этого не рассказывал мне. Но то, что мы держим в секрете, находится в самой середке того, что мы есть. Том Форд, к примеру, никогда не выдавал, что он гей.
– Это так, – согласился Линкольн, – но мы знали.
– Я не знал.
– Правда?
Подумав, Линкольн решил, что вовсе не уверен, что и он знал, – по крайней мере, когда они учились в Минерве. Но десять лет спустя, прочтя о смерти Форда в журнале выпускников, он вовсе не удивился: в какой-то миг, должно быть, подсознательно сложил два и два.
– Интересно то, – говорил Тедди, – что люди не сильно любопытствуют насчет друг друга.
– Разве у всех нас нет права на личное?
– Есть, разумеется. Но я не о том. Мы позволяем людям хранить секреты, но затем убеждаем себя, будто все равно знаем этих людей. Возьми Джейси. Мы все были в нее влюблены, но что мы на самом деле о ней знали? До этого я никого похожего на нее не встречал, поэтому мне и не с чем сравнивать. А если вдуматься, она в той же лодке сидела. Ей мы, должно быть, казались такими же загадочными, как она нам.
– Да в нас ничего загадочного нет.
Стоило Линкольну это произнести, как он понял, что его утверждение – фальшь. Потому что бывали такие случаи, когда Джейси словно присматривалась к ним и размышляла об их внегринвичском существовании. Бесплатные школы. Разноуровневые дома с “фордами-галактиками” на дорожках. Ипотеки. Соседские кварталы, где полно иммигрантов в первом-втором поколении. Двухнедельные летние отпуска, проводимые где-нибудь поблизости. Люди, для кого “лето” – не что-то особенное. Похоже, она все это впитывала. Но не задавалась ли она вопросом, что эта, неведомая ей, жизнь, возможно, так же хороша, а то и лучше той жизни, какую знала она сама?
– Я тебе когда-нибудь рассказывал, как моя мать к ней отнеслась?
– Твоя мать ее видела?
– Нет, ей я рассказывал. Какая Джейси необузданная. Я даже изложил ей цензурированную версию той ночи на собачьих бегах в Бриджпорте и как мы возвращались в “Тету” короткими перебежками от бара к бару. А потом – как Джейси нас всех целовала в губы перед президентшей землячества. Когда я договорил, у матери лицо сделалось такое, словно она никак не в силах сообразить, до чего ее сын может быть тупоумным. И она поинтересовалась, не приходило ли мне в голову, что Джейси просто может ждать, чтобы один из нас – ладно, наверное, я – собрался с мужеством и объявил ей о своих истинных чувствах.
– Так и сказала?
– Дальше – лучше, – произнес Линкольн. – Когда я объяснил, до чего это маловероятно и что Джейси помолвлена со студентом-юристом из богатой семьи, мама сказала, что, возможно, она хочет размолвиться – и с ним, и с ними.
Тедди широко ухмыльнулся.
– Хочешь не хочешь, а спросишь себя, какой твоя мама была в девичестве.