это выражение у нас скоро, вероятно, зазвучит совершенно по-новому”.) Тогда, в шестнадцать, ему вполне светила возможность полного выздоровления. (“Шансы есть, его шансы… жуть как хороши”.) А вот результаты его… ну жуть как плохи.
Однако, если по всей чести, ему же все равно повезло, верно? “Не повезло” означало бы кресло-инвалидку на всю оставшуюся жизнь. Как причинную связь, удачу можно было дальше подразделять на непосредственную и отдаленную: да, в тот день в спортзале ему повезло, но повезло б еще больше, если бы в самом начале он не упал, а если уж говорить о настоящем везении, то и жизнь мог бы начать с другим отцом, кто больше походил бы на отца Мики, признавал бы свои отцовские обязанности и учил сына, что забияк и хамов нужно встречать лицом к лицу, возможно даже – кулаками. Наверняка в какой-то миг Майкл-старший посадил Мика напротив и объяснил ему – и даже показал, как наносить тот удар, что потом начисто сшиб Троера с ног.
Если бы самому Тедди достался подобный родитель, все авось могло бы обернуться и совсем иначе. Когда этот злобный маленький говнюк Нельсон впервые намеренно поставил ему подножку, когда он прорывался к трехсекундной зоне, Тедди бы встал с твердого пола, признал диктат ситуации и сломал бы пацану нос. А затем, когда Тедди шел на тот судьбоносный подбор, Нельсон бы хорошенько подумал, подсекать ли его, и Тедди не рухнул бы на копчик, а остался на ногах и дальше по жизни бы двинулся с исправным хреном. У Гей-Хед, когда Джейси предпочла его, она бы выбирала того мужчину, какого видела в нем, а не того, каким он был на деле. Вернулись бы в чилмаркский дом они парой. И во благовременье, как Линкольн и Анита, женились бы и завели выводок детей и внуков.
Хоть созерцать всю эту альтернативную действительность и было славно, Тедди подозревал, что пристального рассмотрения она не выдержит. С одной стороны, пацан с таким отцом, как Майкл-старший, вообще был бы не Тедди, а кем-нибудь вроде Мики. Мало того – гарантировался бы этому новому улучшенному Тедди исход получше? Необязательно. Будь он мальчишкой, способным разбить другому пацану нос за подножку, не мог бы он оказаться и тем, кому такое нравится? Вообще-то со временем он бы тогда мог превратиться в невежественного грубияна (Брома Бонса!), совсем как сам Нельсон. А еще позже, развив в себе вкус к риску и физическому противодействию, он бы мог презреть свой высокий призывной номер, пойти в армию, уехать во Вьетнам и там убиться. Или, выживи он, – мог бы стать республиканцем, поддерживать и прочие тупоумные зарубежные авантюры, в которых убивают других молодых людей. Если прищуриться вот эдак – когда он проснется после операции всего лишь с одним глазом, останется ли “прищуриться” применимым глаголом? – судьба человеческая выглядит и сложной (в ней много рабочих деталей), и простой (в итоге ты – это ты).
И причина того, что он снова упал, не в том ли, что он – тот, кто он есть, а не какой-то другой гипотетический человек? “ПАДАТЬ” определенно записано где-то у него в генетическом коде заглавными буквами, и на сей раз шансы на счастливый исход, очевидно, не жуть как хороши. Чуть раньше, услышав, как врач говорит: “Ладно, поглядим, удастся ли нам спасти этот глаз”, он воспринял эти слова как “Крутанем, пожалуй, – может, и повезет”. Через час-другой, когда он придет в себя и врачи примутся наставлять, за чем именно ему нужен глаз да глаз, глаз у него для этого, возможно, останется всего один. Имейся у него какие-то королевские устремления, можно было бы уже пускаться в Страну слепых, предварительно поняв, где она. Это и будет для него новой нормальностью.
Так что – всё, значит? Это и есть окончательная сумма всего, что можно определить наверняка? Ну, он был чертовски уверен, что, помимо глаза, он еще теряет и рассудок. На самом деле разум его подвергся осаде с того самого мгновения, когда он только ступил на Мартас-Виньярд, если не раньше. Первый звоночек, что он съезжает с катушек, прозвучал еще на палубе парома, когда он принял молодую женщину, стоявшую на причале рядом с Линкольном, за Джейси. Весь вопрос – почему? Что творилось у него в голове такого, из-за чего он вызвал Джейси к жизни? Он же вовсе не был одержим ею все эти сорок лет. Ладно, темноволосые молодые женщины определенного типа, конечно, неизменно напоминали ему Джейси, и стоило в газете, по телевизору или в интернете сообщить, что пропала молодая женщина, его всегда тянуло прочитать, посмотреть, пощелкать мышью. Но такие порывы – это же нормально, правда? Даже если бы Джейси и преследовала его неотступно все эти годы – так уж ли это странно? Она стала первой девушкой, в кого он по-настоящему втрескался, а кто вообще забывает свою первую любовь? Что есть, то есть – он вспоминал ее с глубочайшей печалью, но ведь потеря ее не означала для него конец жизни.
А вот тут, на острове, все чувства, что когда-либо посещали его по поводу Джейси, неким манером усилились, словно их проиграли через смертоносную акустическую систему “Большого Мика на кастрюлях”. Сегодня утром на пути к Гей-Хед он ощущал, что громкость надбавили намного выше ВЫСОКОЙ – вплоть до ОГЛУШИТЕЛЬНОЙ. Зачем же он продолжал крутить педали к ее источнику? Не пытался ли он сам вызвать ее к жизни – или это она требовала, чтобы ее вызвали? Если она призрак, то чем порождена? Даже у призраков есть мотивы. Винила ли она его (или Линкольна, или Мики) за то ужасное, что бы там с нею ни случилось все эти годы назад? Или же она хотела дать ему понять, что все еще любит его (и Линкольна с Мики)? Еще загадочнее был выбор времени – почему сейчас, именно в это утро? Может ли быть так, что ее призрачную силу питает сам остров? Не ждала ли она, как Просперо, все эти годы его/их возвращения?[59] Может ли она действительно быть здесь похоронена, как в это, похоже, верит старый полицейский, с которым беседовал Линкольн? В сказке о призраках это бы объяснило, почему ее присутствие сейчас куда ощутимее, чем все прошедшие сорок четыре года, когда сигнал ее потерялся в шуме окружающего мира. По зловещей логике таких сказок ее неупокоенный дух вышел с Тедди на связь, как только сам он появился в зоне доступа. Ощутил ли он, как она к нему тянется, еще на пароме? Именно поэтому он и предпочел сидеть внутри, а не вышел на палубу? Потому что почувствовал опасность, не успела та еще и проявиться?
В этой оккультной возможности Тедди успокаивало одно: если всё так, он не одинок. Может, он и теряет рассудок, но Линкольн ведь тоже, разве нет? Счастливо женатый человек, друг его, вероятно, думал о Джейси реже, чем Тедди, а когда и думал, мысли о ней будили в нем меньше беспокойства. Однако не успел и он приехать на остров, как и его начала тревожить тайна ее исчезновения. Как и Тедди, стоило Линкольну приблизиться достаточно, чтобы уловить ее сигнал, он тут же подпал под ее чары. Почему? Потому что и он ее любил. Любовь, любовь вне времени открыла новую частоту, которая позволяет Джейси выходить на связь даже с таким уравновешенным, основательным и лишенным воображения типом, как Линкольн.
А Мики? Одного взгляда на него хватало понять, что и от него призрак не отстает – может, даже неотвязнее, чем от Линкольна или самого Тедди. И чему тут удивляться, раз он живет совсем неподалеку. На Кейпе, если дует нужный психический ветер, Мики способен слышать сигнал, как зов сирены, тогда как Тедди и Линкольн слишком далеко. Разве те две женщины, на которых Мики женился, а затем быстро с ними разводился, не напоминали Джейси? И каждая в какой-то миг осознала, что она просто-напросто заместительница той, в кого он был по-настоящему влюблен? Именно поэтому не удались оба его брака?
Черт, – подумал Тедди. Да что они подмешивают в эти наркотики? Должно быть, есть в них какой-то психоделический, изменяющий сознание компонент, потому что теперь он отчетливо видел то, что до сих пор скрывалось за пологом. Да у него, считай, приход – как у Карлоса Кастанеды. Тревожило лишь, что в любую секунду подействует анестезия, и на этом всё. Может, получится убедить врачей прописать ему еще одну дозу, на потом. Если же нет, придется найти какого-нибудь шамана, кто сможет вернуть его в это место магической ясности, потому что Тедди ощущал себя близко, на самом деле близко от понимания, ну, одним словом – всего.
Увы, единственное, что никак не получалось ввести в осмысленный фокус, находилось в самом центре этого всего: певица с пурпурными волосами в “Рокерах”. Хоть и не сумел хорошенько ее рассмотреть с другого конца переполненного зала, Тедди был уверен: это Джейси. Ладно, ладно, он и про девушку на причале тоже думал, что это Джейси, но тут-то все иначе. Та на причале была темноволосой, примерно Джейсиной комплекции и чуть за двадцать – как было самой Джейси, когда она исчезла. Но он тогда быстро распознал истинную ее природу: она была желанием. Или, как выразился Линкольн, горячечным сном. Тедди хотел, чтоб она оказалась Джейси, хотел, чтобы Джейси была жива, и потому на секунду-другую ею девушка и стала. Напротив, певица с пурпурными волосами не походила на Джейси – она и была Джейси. Тедди бы ее где угодно узнал. У него не было ни малейших сомнений в этом. Вот только эта певица не была Джейси по той простой причине, что не могла ею быть. Рассудок его, должно быть, попал под обстрел – ну да, у него возможны галлюцинации, – но он все же не совсем оторвался от реальности, и не все показатели ошибочны. Певице было под сорок? Чуть за сорок? Джейси, окажись она жива, стояла бы сейчас на самом пороге старости – как он сам, Линкольн и Мики. Ну и что с того, что голос у нее Джейсин? Что с того, что она поет песню Грейс Слик, как это часто делала Джейси в Минерве? Какая разница, что она решила начать свое выступление с “Кого-то любить”, любимой песни Джейси, где спрашивается, что бывает, “когда правда вдруг стала ложь”? Все это неважно. Тедди припомнил сочинение, которое когда-то написал для Тома Форда, в нем он ловко навалил целую гору доводов в подтверждение поистине изобретательного тезиса. Лишь один крохотный беспокойный фактик, к сожалению, опровергал всю его конструкцию. Он изо всех сил старался как-то оправдать его, но тщетно. “То, что не может быть правдой, – неправда, – написал в своих замечаниях Том Форд, – как бы тебе ни хотелось, чтобы оно ею было”.