– Я просто зашел узнать, как дела у мистера Гроббина, – сказал он. Не вся правда, но все же.
– Любезно с вашей стороны, – ответила она, – но пару часов назад он вышел и не сказал куда. У меня сложилось впечатление – куда угодно, лишь бы там не было меня.
– Мне жаль это…
– Похоже, он считает меня мегерой. – Она скроила гримаску – смесь усталости и смирения. Несомненно, все утро они спорили об операции, которой вчера в “Рокерах” Гроббин поклялся избежать. – Что бы я ни сказала, он отмахивается.
– Может, он слышит больше, чем вам кажется, – сказал Линкольн, хоть и понятия не имел, правда это или нет. – Я знаю, что вы ему не безразличны.
– Он сам так вам сказал?
– Ну, не прямо вот так, – слабо признал Линкольн, – но, похоже, он и двух фраз не может произнести, без того чтобы как-то не сослаться на вас. Меня, конечно, это не касается, но его сын еще в кадре присутствует?
– Он рассказал вам об Эрике?
Линкольн кивнул.
– Нет, он сам отвез его к парому в ту ночь, когда тот… меня обидел. Велел не возвращаться на остров, иначе… – Договаривать нужды не было. – Мы понятия не имеем, куда он отправился. У меня по-прежнему все его вещи. Думаю, Джо жалеет, что выгнал его, но никогда в этом не признается. Об Эрике мы не говорим.
– Извините, – произнес Линкольн, и ему по правде было жаль, что он об этом заикнулся. Никогда еще не видел он человека, так люто воюющего с собой, как Джо Гроббин.
– К людям он жёсток, – продолжала Беверли, словно читала его мысли. – А особенно к себе. Вы знали, что он учился в Дартмуте?
– Нет, – ответил Линкольн, хотя его это и не удивило – с учетом того, как оскорбился Гроббин, когда Линкольн уточнил, где находится Минерва.
– Один семестр. Но потом у него мать заболела, и он вернулся домой помогать. И больше уже не уезжал. Все деньги, что были, ушли на врачей.
– Круто ему пришлось, что и говорить, – произнес Линкольн, стараясь вообразить, как бы ему самому было, если бы пришлось возвращаться в Данбар после семестра в Минерве. – Но вы дадите ему знать, что я заглядывал? У меня есть новости, которые могут его заинтересовать.
– Мне так стыдно, – произнесла она, когда он уже повернулся уходить. – Но я забыла ваше имя.
– Линкольн, – напомнил он, ощущая, как сдуваются у него паруса. Несомненно, так ему и надо.
По наитию он поехал в Катаму, и там в паре сотен ярдов от берега, на полоске травы между проезжей частью и велодорожкой, стоял старый пикап. В зеркальце заднего вида Гроббин заметил, как он подъезжает.
– Если бы я даже верил в совпадения, на такое не повелся бы, – произнес он, опустив стекло в окне, когда Линкольн приблизился.
Тот кивнул.
– Мне пришло в голову, что вам еще разок захочется посмотреть на своего ястреба.
– Как выясняется, не все, что хочешь видеть, желает видеть тебя.
Линкольну показалось, что он говорит отнюдь не о птице.
– Долго я вам мешать не стану.
– Извиняюсь за прошлую ночь, – произнес Гроббин. – Я вас напугал?
– Есть немного, – признался Линкольн.
– Вовсе не входило в мои намерения. Я надеялся напугать Кевина. Он толкает стероиды местным пацанам, а те такие тупые, что думают, будто станут профессиональными атлетами, если только немного подкачаются. Как на ваш взгляд, он испугался?
– Да не очень.
– Ага, он точно к угрозам моим отнесся спокойно. В общем, вы опоздали. Я уже поговорил со своим другом из полиции. Рассчитываю, он скоро нанесет вам визит.
– Зря потратит время, – ответил Линкольн. – Вчера ночью я выяснил, что Джейси умерла еще в семидесятых.
– Вы это знаете?
Линкольн не сумел сдержать улыбку.
– Нет, но я в это верю. Выяснилось, что она действительно уехала с острова на том пароме. Они с Мики тайно встретились в Вудз-Хоуле. Она убедила его бежать вместе с нею в Канаду, а не являться в призывную комиссию.
Он ожидал, что Гроббин найдет к чему придраться в этом рассказе, но тот лишь задумчиво кивнул.
– Настолько смазливая была девчонка? Повезло ему тогда, что она не убедила его банки грабить. Хотя не объясняет, почему она ничего не сообщила родителям.
– Тут долгая история.
– Говорите, сама умерла?
– От той же неврологической болезни, что прикончила ее биологического отца.
Линкольн видел, как у старика заработал ум.
– Иными словами, не того мужика, кого отделал ваш друг Мики?
– Не-а.
– Наверное, я смогу заполнить здесь пробел.
– Понимаете, мистер Гроббин, я для этого все вам и рассказываю. Потому что вы с вашим другом Троером только и делали, что заполняли пробелы, вот только заполняли вы их неправильно.
И тут он снова ожидал отповеди, но ее не последовало. Гроббин лишь пожал плечами, как будто ему показали арифметическую ошибку в чековой книжке.
– Бывает, Линкольн.
– Ага, но когда такое случается, разве не полагается передумать? Помедлить и прикинуть, в чем еще вы могли ошибаться?
– Например?
– Ну, на вашем месте я бы еще разок подумал насчет этой вашей операции. Примете верное решение – глядишь, выиграете себе еще немного времени, чтоб поразмыслить и обо всем остальном.
– Больше времени на раздумья обо всем, что я сделал неправильно, и обо всех, кого неверно оценил? Вы говорите так, что меня это не очень-то привлекает, Линкольн, особенно при том, что альтернатива – мирно помереть во сне, веря, что я сделал все от меня зависящее.
– А спите вы мирно?
Тот могуче выдохнул.
– Что ж, Линкольн, тут вы меня подловили. Нет, мирно я не сплю.
– Мистер Гроббин?
– Ну?
– Беверли вы по-настоящему небезразличны.
Лицо у старика помрачнело.
– Я в курсе. Вы к чему-то клоните?
– Ну, вы же сами всегда говорите, что нам нужно лучше относиться к девушкам, нет? Почему тогда лучше не отнестись к ней? Ради вашего же собственного блага дайте ей в этом одержать верх.
Гроббин долго рассматривал его, после чего сказал:
– Черт, Линкольн. Я только что проиграл в споре, да?
– Полагаю, да.
– И вы теперь довольны собой.
Линкольн пожал плечами.
– Может, самую малость.
– Не знаю, друг мой. Кривая это дорожка – давать женщинам то, чего они хотят. Как только приду в себя после наркоза, эта первым делом примется меня донимать, чтоб писал ей уютный детективчик. Чтоб стал посмешищем для всего острова. А виноваты во всем этом будете вы, да только вы отсюда уедете, и мне придется отыскать какого-нибудь невинного и отыграться на нем.
– Будущее вы видите очень ясно.
Тот кивнул и начал поднимать стекло.
– Дар такой.
Одна последняя обязанность, – подумал Линкольн, – она осталась напоследок, потому что самая противная.
Троер открыл ему в одних плавках – к счастью вообще-то, хотя Линкольн не впервые задавался вопросом, почему мужчины с выпирающим пивным пузом так часто гордятся своим телосложением. Троер же, увидев, кто стоит у него на пороге, громко заржал и крикнул через плечо:
– Рокси! Накинь на себя, к черту, что-нибудь. У нас гости.
Пусть даже Троер и стоял в дверях, Линкольну открывался вид на террасу, где из шезлонга встала женщина, подошла к сетчатой двери и заглянула в дом, сложив ладони лодочкой.
– Что?
– Ничего! – рявкнул в ответ Троер. И пробормотал – скорее Линкольну, чем ей: – Да хоть целому свету мохнатку свою свети. Мне-то что.
Когда он сделал шаг вбок, чтобы гость мог пройти в дом, Линкольн покачал головой.
– Я на минутку.
– Ладно, тогда я выйду. – И Троер дал сетчатой двери захлопнуться за собой со звуком выстрела.
Линкольн подавил улыбку. Когда он объявил, что намерен нанести Троеру визит, Тедди вызвался сходить с ним, но Линкольн ответил, что это необязательно, пусть только вызовет полицию, если услышит стрельбу. Мысленным взором он уже видел, как Тедди набирает 911.
– Ну и что за дела? Ваш друг вам ничего не передал?
– Нет, все передал. Просто хотел вам сообщить, что я в конечном итоге решил, что не буду выставлять свой дом на продажу.
– Вы не желаете его продавать. Я не желаю его покупать. И зачем вы мне об этом сообщаете?
– Затем, что мой риелтор кое-что заметил, когда смотрел документы.
Собеседник его зримо окаменел.
– Очевидно, что у вас нет права прохода через мой участок. Вы это знали?
– О, вот теперь я понял, – произнес Троер, сощурившись. – Вы не хотите продавать мне дом – вы хотите продать мне право прохода по цене дома.
– Нет, я думал, доллара будет достаточно. Конечно, если возникнут юридические расходы, покрывать их вам.
Троер склонил голову набок:
– Хотите сказать, что продадите мне право прохода по своей территории за доллар?
– Верно.
– Почему?
Ответ на это мог быть длинным и включал бы в себя извинение, к которому Линкольн был не склонен, а потому выбрал версию покороче.
– А почему нет? – сказал он. – Мы же соседи, верно?
– Да не особо. Вас тут не бывает никогда.
– На самом деле мы с женой думаем провести здесь пару недель следующим летом, – сказал Линкольн, хотя с Анитой этого пока не обсуждал. – Может, и отца моего привезем, если он будет хорошо себя чувствовать. – Как тут предскажешь? Если Вава ходит сейчас к мессе, может, и на такое согласится.
– Лучше не в августе, – посоветовал Троер, чуть расслабившись, но все еще с подозрением. – Тогда сюда Обама приезжает. Со всей остальной своей либерасней.
Линкольн показал на плакатик Трампа на лужайке:
– Вы ж не будете на самом деле за него голосовать. Правда?
Троер фыркнул:
– Вот еще. Это чтоб весь остальной Чилмарк позлить. – Но затем пожал плечами: – Хотя, если его двинут, чего бы и нет.
Линкольн вздрогнул, но стерпел.
– Цена вашего права прохода только что удвоилась, – сказал он.
Он уже преодолел половину склона вверх к себе, когда услышал, как его окликают. Повернувшись, увидел, как к нему рысит Троер, и пузо у него колышется поверх плавок. Добежал он, запыхавшись, в руке – пачка каких-то листков. Линкольн не понял, что это страницы из рукописи Тедди, пока Троер их ему не отдал.