– Да, Далая, мы – семья.
Наемник закашлялся, наклонился вперед, и его лицо на мгновенье осветилось дорожным фонарем.
– Бездна, вы же ранены!
Далая засуетилась, толкая меня острым локтем. Потянулась за сумочкой, спросила с сочувствием:
– Это вас так мундиры приложили?
Фридгерс повернул голову в сторону Леона, чуть скривился, когда пальцы девушки коснулись синяка, втирая мазь.
– Они самые. Псы императора, твари блохастые.
Взгляд Леон заледенел, а сам он представлял собой айсберг, излучающий вымораживающее спокойствие. Я поежилась, стараясь не смотреть в его сторону. Фридгерс не маленький. Хочет неприятностей? Леон ему их с радостью устроит.
– Вы – такой храбрый, – с жаром говорила Далая, нанося уже третий слой мази, – выступить против императора. Восстать против системы. Я восхищаюсь вашим мужеством.
Кажется, даже Фридгерса проняло. Он отвел руку девушки.
– Спасибо, достаточно.
– Сколько я тебя знаю, ты не перестаешь меня удивлять, – с азартом, точно подозреваемый чистосердечно признался ему в десятке преступлений, отметил Леон, добавляя: – Не знал, что у меня такой, гм, мужественный брат.
Его оговорку поняли только я и Фридгерс. Наемник поскучнел, но тут же плутовская улыбка скользнула по его губам. Я мысленно застонала.
– Легко быть мужественным, когда рядом такой замечательный и во всем меня поддерживающий брат, – Леона перекосило, а в наемника явно вселился демон: – И конечно, любящая и все понимающая, – держите меня, я сама его убью, – жена.
Глава восьмая
– Приехали, – объявила Далая, когда экипаж остановился.
За эти дни я настолько привыкла к наемнику, что, не думая, подала ему руку, выходя из экипажа. Вздрогнула, наткнувшись на взгляд жениха, и приказала себе успокоиться. Я в образе жены Фридгерса, и кое-кто мне этот образ подтвердил, так что к чему гнев, сжатые губы и прищуренные глаза?
И вовсе не из страха перед женихом я догнала Далаю и завела с ней светский разговор. Не собираюсь я от него бегать. Нам надо поговорить. Только пусть успокоится немного.
– Слышь, ты бы поменьше лицо свое светил. Если узнают – хана. Студенты нас обоих закопают, как символ победы над властью узурпатора.
Леон замедлил шаг, дабы их разговор не обзавелся лишними свидетелями.
– Лучше бы о себе позаботился.
Наемник помрачнел, но не дрогнул. Крепкий парень. Особо впечатлительные на допросах от голоса палача в обморок падали.
– Так мне терять нечего. Жизнь наемника недорого стоит, а вот тебе, дэршан, – он ухитрился на ходу изобразить издевательский поклон, – падать гораздо больнее будет. Ты же против короны идешь, преступницу покрываешь. Со стороны твоих коллег выглядит так, словно ты хочешь подвинуть своего обожаемого императора на троне.
От издевки внутри полыхнуло пламя, и Леону пришлось призвать всю выдержку, чтобы ответ прозвучал ровно.
– Я не поддерживаю ошибки, которые совершают слуги короны. И не потакаю настоящим преступникам. Жалею лишь обо одном: что легко отпустил тебя во Фракании.
– Так вот он я, – Фридгерс широко развел руки, идущие впереди парни обеспокоенно обернулись, и мужчина понизил голос: – Как бы тебе это не нравилось, дэршан, мы – в одной лодке. Предлагаю оторваться от погони, а потом разбираться: кому достанется женщина. Ты ведь тоже понял, что за ней охотятся маги, а не император?
– С чего ты взял? – острый взгляд дэршана многое сказал наемнику.
– Значит, не понял… – протянул он и предложил: – Подумай на досуге, где она могла перейти им дорогу.
Вместо ответа дэршан остановился, преграждая наемнику путь.
– Сколько тебе за нее заплатили? Я дам вдвое больше. Перекуплю твой контракт.
– Дурак ты, хоть и дэршан, – Фридгерс пнул камушек, и тот запрыгал по свежей грязи улицы, – если у тебя честь, то у других ее быть не может? И не надейся, контракт я выполню.
Он обогнул Леона и ускорил шаг, догоняя студентов.
Леон выругался, поминая упрямого наемника и всю его родню, заторопился следом. Не вовремя нарисовался этот идиот. Не понимает во что ввязался? Честь у него… Контракт… Хорошо, что первым его нашел он, а не солдаты. Те бы не церемонились – веревка на сук, вот и весь разговор.
Он и сам еле сдерживался, чтобы не выхватить из кармана оружие и не всадить пулю меж двух наглых глаз. При всплывшей в памяти картине: его невеста в объятиях другого, неимоверно зачесались кулаки. Леон всегда предпочитал мирный вариант решения проблем. И никогда не понимал ревнивых мужей, которые проходили душегубами по соседнему ведомству. Но, как говорится, лучше один раз выпить вино, чем сто раз о нем слышать. Теперь он, как классический ревнивец: с перехватывающим дыханием в горле, потемнением в глазах, учащенным сердцебиением был готов пристрелить мужчину, посмевшего прикоснуться к его невесте.
И как он проглядел этого Фридгерса? Хотя здесь его звали Аргон. Имя-то какое нашел… Звучное. Идеально подходящее для заговорщика. Прижать бы… Вырвать имя заказчика, да бесполезно. Дурак и сам его не знает. Общается только через агента. Можно попробовать проследить всю цепочку, но на это времени нет. Надо отправить через проверенных людей Хасселю весточку. Пусть поторопится. А Леон тем временем надежно спрячет Шанти, как только отделается от балласта. Давно бы пристрелил, но поганец умело прикрывается студентами. Даже заговор сюда приплел… Ничего, Леон умеет ждать.
Мы поднялись на высокий холм к стоящему там большому бревенчатому дому, и я замерла, оглядывая полупрозрачное одеяло тумана, колышущееся внизу под холмом. Стоп. Сейчас весна. Какой, к бездне, туман?!
– Это и есть наш знаменитый туман, – подтвердила Далая. Ах, да. Она же говорила, что Туманницы получили свое название благодаря туману, который накрывал местное болото каждый вечер и утро, невзирая на время года. Особо густым он бывал в августе и ранней осенью.
Я припомнила рассказ девушки, которым она развлекала нас во время пути. С благодарностью, потому как после зачисления меня и Леона в заговорщики, атмосфера в карете сгущалась со скоростью наступающих за окном сумерек.
Далая проводила в поселке каждое лето, немудрено, что и на практику попросилась сюда, уговорив двух друзей составить ей компанию. Места здесь были населенные. Стеклодувный завод, поставленный еще дедом местного дэршана, исправно обеспечивал жителей работой. А потому в Туманницах были школа, мастерские, почта с телеграфом, мельница и даже свой любительский театр.
Мать Далаи все жизнь прослужила в семье дэршана ВанДассера. За кроткий нрав была приближена к дарьете, став личной горничной, а потом и вовсе введена в семью, как доверенное лицо и компаньонка дарьеты. Немудрено, что дочь любимой служанки отправили учиться.
Женщины в Роланской империи все больше и больше проникали в учебные заведения. Сначала это были педагогические и медицинские училища, потом к ним добавились высшие учебные заведения. А когда три года тому назад дарьета ВанГарахо получила высшую награду из рук императора за заслуги в области химии, обойдя мужчин-коллег, рухнули последние преграды.
Не обошлось и без казусов. Высшее общество потряхивало недели три после поступка молоденькой дарьеты, сбежавшей из семьи и пытавшейся под видом мужчины поступить в военную академию. Обман раскрыли быстро, девушку отправили домой к отцу-генералу, где тот быстро выдал прыткую девицу замуж.
Я слушала Далаю и ловила себя на низкой, недостойной дарьеты зависти. Мое образование было светским. Роланский язык и три иностранных, которыми я владела свободно. Игра на нескольких музыкальных инструментах, знание литературы, истории, этикета. Я могла поддержать разговор на любую тему. Скромно владела математикой – в рамках ведения домашней бухгалтерии. Знала, как вести хозяйство. Умела составить меню на торжественный обед, а при необходимости его приготовить.
«Милая, в наш сумасшедший век, когда прислугу требуется нанимать, надо быть готовой, что в самый неподходящий момент они могут попросить расчет», – говаривала матушка, надевая фартук и отправляясь с нами на кухню для практического урока.
Благодаря дяде я отлично стреляла, знала географию, неплохо разбиралась в антиквариате. Но все эти знания пойдут моим приданным. И как распорядится ими муж? Подозреваю, как все. «Разрешите представить – моя супруга. Умница и красавица».
Горечь разъедала сердце, убивая радость от встречи с Леоном. Противоречия раздирали надвое. Одна часть тянулась к жениху, трепеща от близости. Таяла воском от одного взгляда на мужественное и красивое лицо. У меня прерывалось дыхание от звука его голоса. Хотелось прижаться, ощутить прикосновения сильных рук. Что скрывать, мои губы ждали поцелуев. Сердце дрожало от предвкушения. Мне было страшно, и одновременно я сама позволяла новым чувствам тянуть меня к мужчине.
Но хотела ли я замуж?
Как это было глупо и по-женски, стоя одной ногой в могиле, строить планы на будущее. Рассуждать, хочу ли я замуж. Или давать ход робкой надежде – а если поступить в Академию Словесности и Искусств – будет ли Леон против?
Туман прорезал дикий, выворачивающий душу вопль. Я вздрогнула, выныривая из мыслей, и вцепилась в руку Далаи, сидящей рядом со мной за столом.
– Ч-что это? – спросила шепотом.
– Зверь, – так же шепотом ответила девушка. Парни заулыбались – трусишки, но к нашему разговору прислушались. – Местные на болота по ночам не ходят. Днем безопасно, а ночью, – она сделала страшное лицо, – никого в живых не оставляет. В прошлом году охотники приезжали. Ловушки ставили, но зверь умный, ни в одну не попался. Они засаду устроили. Так никто из троих не вернулся. Наш дэршан хотел мага вызвать, но тот столько денег запросил, что… – она махнула рукой, давая понять – приезд мага им оказался не по карману.
– Еще чаю?
Я благодарно кивнула. Горячий чай – лучшее средство от расстроенных нервов. Их сегодня мне расстраивали многократно.
Тетушка Далаи, сославшись на мигрень, удалилась спать, а мы сидели за столом. Я давно бы пошла отдыхать – глаза слипались, – но Леон ушел по делам, успев незаметно притянуть к себе, коснуться губами щеки, опалив кожу жарким дыханием, и тихонько попросить: