Фэльме поднесли нюхательной соли, она пришла в себя, только взгляд все еще был мутный. Впрочем, стоило ей узреть меня, как он мигом прояснился.
– Леон, нам надо поговорить.
И голос зазвучал твердо, без намека на слабость.
– Говори, – пожал плечами Леон.
– Наедине.
О! А вот и фамильная сталь прорезалась. Помнится, кто-то таким же тоном пытался меня запугать.
Пользуясь тем, что дарьете ВанДаренберг сейчас не до меня – она пыталась воззвать к совести сына, я украдкой ее разглядывала. Леон многое взял от матери – цвет глаз, волос, да и характер, кажется, знаю в кого. Поежилась. Два монстра под одной крышей…
– Вам действительно надо поговорить, а мне подготовиться к визиту, – встала, подошла к дивану, улыбнулась, как можно вежливей: – Приятно было познакомиться, дарьета ВанДаренберг. Поправляйтесь.
– Останься.
Точно два монстра.
– Я буду в спальне, – безмятежно улыбнулась, глядя в потемневшие от гнева глаза мужа. Нежно прикрыла за собой дверь. Нашла взглядом дворецкого и попросила: – Проводите меня в спальню Леона.
Мужчина дернулся, взглянул на меня с возмущением, точно я посягнула на фамильную сокровищницу. На его узком, длинном лице сменило пунцовость сменилась бледностью, оставив на щеках гореть два алых пятна. Седые бакенбарды воинственно встопорщились, дворецкий откашлялся, видимо желая то ли предложить гостевую комнату, то ли отправить на выход, но тут вмешалась служанка.
– Конечно, дарьета, я вас провожу.
И мы оставили дворецкого беззвучно открывать и закрывать рот.
– Не обращайте внимания, дарьета. Тарлис у нас поборник морали, – и она, копируя старика, принялась перечислять: – Нельзя прямо смотреть на мужчин, руку подавать или касаться, выходить из комнаты не полностью одетой, смеяться или кокетничать. Улыбаться. А уж приходить в гости…
– Достаточно, – оборвала я разговорчивую служанку. И так понятно, мой скорый брак не вызвал одобрения у дворецкого. Уволить его без веской причины я не могу, такие слуги – практически члены семьи, придется дружить или терпеть.
Фэльма откинулась на подушку, ощущая, как внутри нарастает непривычное чувство беспомощности.
Ее с детства учили: слабость – удел бедных. Если ты богат и знатен, изволь это богатство защитить, умножить и передать следующему поколению. Иначе зачем десятки поколений проливали кровь, не спали ночами, заключали деловые браки, чтобы теперь один наследник разрушил все, поддавшись пагубному чувству? Что оно пагубное, Фэльма не сомневалась. Оно уже начало разрушать их жизнь. Тадеус впадет в бешенство, как только узнает о браке.
Личная жизнь императора – опасная, но привлекательная тема для пересудов. При дворе не было секретом – его величество в натянутых отношениях с женой. Тадеус был педантом, сдержанным, временами столь холодным, что Фэльму пробирала дрожь, когда ее щеки касались прохладные губы императора.
Лиястрея же была его противоположностью. Родом из южного княжества, она любила солнце, долгие прогулки, балы и музыкальные вечера. В первый год брака ее смех нередко разносился по коридорам дворца и многие считали это добрым знаком. Но с каждым днем холод Роланского дворца накладывал все больше теней на лицо юной императрицы. Еще эта странная болезнь, оставившая бледную тень от прежней яркой, полной жизни Лиястреи… Поговаривали, императрица не оправится от болезни и вряд ли сможет подарить престолу наследника.
Впрочем, первым испытанием для этого брака стала смерть Аршаны. Тадеус, только пришедший в себя после гибели отца и дяди и своего внезапного восшествия на престол, впал тогда в настоящее безумие. По стране прокатилась волна арестов. Подозревали всех и вся. Говорят, даже спальню императрицы обыскали. Слухи, конечно, но после показательного обыска у Жельгая, троюродного дяди императора, Фэльма ничему бы не удивилась.
Маргаша сетовала, будь ее воля – уехала прочь из столицы. Но отъезд в такое время был равносилен признанию, а потому двор боялся, но продолжал ездить на приемы, где вместо слуг по стенам теперь стояли солдаты.
Подозрениями все и закончилось. Смерть признали естественной, следствие закрыли, но кипы листов допросов и унижение знати остались.
Как жаль, что сестры сейчас нет в стране. И дернула же ее бездна уехать на воды, когда ее любимому племяннику грозит казнь. Фэльма давно мучилась сомнениями написать и попросить помощи у мужа сестры, но каждый раз откладывала. Дражайший родственник не пользовался любовью императора, да и сама Маргаша не смогла снискать расположения венценосной семьи.
По странной прихоти при дворе прижилась Фэльма. Ее охотно приглашали на приемы, звали на семейные обеды. В детстве Тадеус часто играл с ее сыном – два года разницы не мешали им дружить. Леон, как старший, привык опекать принца. Фэльма подозревала, что он все еще видит в императоре младшего непутевого брата, не осознавая, что тот давно вырос и за его спиной мощь целой страны.
Глупый мальчишка! Стоит только Тадеусу увидеть, какими глазами его кузен смотрит на девчонку… Из одной только зависти отправит гнить в тюрьму.
Она видела, как Леон дернулся, когда девчонка вышла из комнаты. Еще чуть-чуть – и побежал бы догонять. Видела она, заметят и другие. Свет благосклонно принимал чужие страдания, но как огня боялся чужого счастья.
Фэльма усмехнулась. Никогда не верила, что ее всегда спокойный, рассудительный сын потеряет голову. Пока в переносном смысле, но если она останется в стороне, то и в прямом. Не спасут даже родственные связи и то, что их род несколько раз удостаивался чести войти в правящую династию, а в чертах Леона только слепой не заметит схожести с внешностью императора.
Она потерла лоб. Бедна, как раскалывается голова от этих мыслей!
– Мне не удалось добиться встречи с ним.
Леон, стоящий около окна, резко повернулся. Всмотрелся в лицо матери.
– Когда ты последний раз спала?
Давно, но она успеет выспаться, когда все закончится.
– Я видела обвинение и приказ об аресте. Знаешь, у меня есть свои связи в управлении. Так вот, – она приподнялась, села на диване, – ты абсолютно, совершенно и бесповоротно сошел с ума. Не пойму, чего ты добиваешься? Чтобы ее арестовали здесь, в нашем доме? Чтобы род ВанДаренбергов был навечно запятнан браком с убийцей? Ты подумал о своем брате, обо мне?
Леон виновато улыбнулся, сел рядом, взял ее руки, поднес к губам, поцеловал, и Фэльма ощутила, как задрожали губы, а глаза защипало от слез.
– Глупый мальчишка, – фыркнула, вырвала руки, отвернулась, скрывая заблестевшие глаза.
– Мама, прости.
Тихий голос сына заставил сердце сжаться от мучительной нежности.
– Я все исправлю, обещаю. Только прошу, помоги Шанти, – Фэльма дернулась, точно от удара. «Шанти, не Шанталь», – промелькнуло в мыслях.
– Вы очень похожи.
Фэльма удивленно вскинула брови и оскорбленно посмотрела на сына. Тот ответил понимающей улыбкой.
– Как и ты, она кажется сильной и никогда не признается, что ей нужна помощь.
Фэльма едва заметна поморщилась. Намек сына вышел более чем очевидным. Год назад она имела глупость связаться с аферистами, вымогающими деньги под благотворительные цели. Не одна, конечно, но совместное одурачивание не менее обидно, чем одиночное. К сыну она постеснялась обратиться. Три оскорбленные, жаждущие вернуть деньги дарьеты наняли пару ловких парней. Дело закончилось трупами как со стороны наемников, так и со стороны аферистов. А еще названными во время допроса именами нанимательниц – один из оставшихся в живых наемников раскололся в надежде, что дело замнут. Замяли. Но Фэльма пережила несколько неприятных дней и один весьма громкий разговор.
И вот теперь сын просит помочь той, которая уже разрушила их жизнь!
– Я виноват перед ней.
Фэльма видела сына разным, но извиняющимся… Пожалуй, только в детстве. Муж, помнится, шутил, что в сыне больше черт императорского рода, чем в его высочестве.
– А без твоей помощи ей не справиться.
И еще реже он просил о помощи. «Удивительно самостоятельный мальчик», – говорили приятельницы, и она старательно скрывала гордость за сына.
Фэльма улыбнулась, ровно как в детстве, взъерошила короткие волосы сына.
– Детеныш, – грудь защемило от давно забытого прозвища, – я всегда на твоей стороне.
Деловые клубы в Лорании появились недавно. Моду на собрание мужчин в элитных домах принесли фраканцы – известные любители гульнуть, поиграть и выпить. Клуб «Золотая лошадь» не стал исключением. Первоначально его хозяин – страстный поклонник скачек, известный в своих кругах заводчик породы Лагбустинский скакун и неизменный участник всех крупных конных выставок, задумывал клуб, как собрание тех, кто понимает, чем бабка отличается от копыта. Но постепенно любители выпить и поговорить сильно разбавили общество коннозаводчиков, а три года назад скончался и сам владелец клуба. Наследники быстренько продали клуб, новые же хозяева оставили зданию прежнее название, оборудовав залы игорными столами, сценой, баром, библиотекой, увеличив число отдельных кабинетов до десяти. Немаленький вступительный взнос, а также поручительство двух членов клуба помогали поддерживать репутацию элитного заведения.
Официант неслышно скользил по натертым воском полам. Обогнул столик, на котором уже три дня шло сражение белых с черными, и два пожилых дэршана не торопились завершать партию. В другом зале было более оживленно – стук шаров, гоняемых по зеленому сукну, смешивался со звоном бокалов и взрывами смеха – неуклюжий новичок уже дважды мазал кием по шару.
Третий зал был погружен в глубокую тишину. Шуршали перелистываемые новостные листки, поскрипывали страницы книг, уютно горели зеленые лампы, а посетители прятались в глубоких, мягких креслах.
Официант беззвучно повернул ручку двери, хорошо смазанные петли не издали ни единого скрипа, и вышел в галерею, откуда можно было попасть в приватные кабинеты. Около одного из них он остановился, постучал. Получил позволение войти и, не глядя на посетителей – излишнее любопытство в клубе – прямая дорога к увольнению – быстро расставил на столе два бокала, графин с коньяком, блюдо с легкой закуской. Плеснул на дно бокалов янтарной жидкости, смахнул пылинку со стола и бесшумно удалился, оставив двух мужчин в одиночестве.