Леон подвел итог: жив — хорошо, а вот вопросы задавать некому, и это очень и очень скверно. Обитатели дома, похоже, хотели взять его живым и задать те же вопросы, что и он сам. Благодаря их любопытству, он жив, а не валяется около дома с простреленной головой.
Леон подобрал револьвер, прошел дальше по коридору, в конце которого обнаружилась дверь. Из щели выбивался свет — в комнате над дверью горела тусклая электрическая лампа, и здесь тоже были мертвяки, только их убили до Леона.
Он осмотрел закопчённые стены, заглянул в соседнюю комнату, приспособленную под уборную. Потом склонился над первым трупом. На первый взгляд никаких повреждений, но от тела шел сладковатый запах горелого мяса. Такое ощущение, что мужчину сожгли изнутри. Второй труп, одетый в дорогой костюм, был в том же состоянии, что и первый. Леон на всякий случай постарался запомнить лицо — потом посмотрит по картотеке Шона, может, и узнает кого.
Проверил карманы — мелочь, ничего ценного.
А вот третий труп отличался от первых двух — лицо с черными лентами вздувшихся вен выглядело страшно даже для видавшего и не такое мужчины.
Леон присел на корточки. Налитые кровью глаза мертвеца смотрели растеряно и удивленно.
Роландец хмыкнул — вопросы множились — а ответов ни одного. Осмотрел кровать, подобрал с подушки длинный рыжий волос. Задумчиво намотал его на палец. Итак, её держали здесь, но что-то пошло не так, и девушке удалось сбежать, оставив за собой трех мертвецов.
Всколыхнувшуюся было ярость — Шанталь допрашивали, может, пытали, — он задавил: все равно мстить некому, и двинулся к выходу.
Уже выходя из кухни, уловил слабый стон. Заглянул под стол и через секунду разглядывал вытащенного на середину кухни пацана лет тринадцати, не больше. Отделали его знатно — лицо было черным от кровоподтеков и синяков, но парень был жив, хоть и дышал тяжело, с присвистом.
Если дотянет до города и лекаря, будет кому задать вопросы. На Шанталь Леон особо не рассчитывал, знал, как сложно женщине перенести стресс, и кроме «Там было так страшно, так страшно», не рассчитывал получить вразумительных ответов. Впрочем, он мог и ошибаться, дядя у невесты — не простой человек. Он вообще мог ошибаться, строя гипотезы, потому как трое мертвых мужчин, один из которых маг — Леон видел подобную смерть у тех, кто исчерпал силу без остатка — не могли погибнуть от женской руки. Но если в доме побывал кто-то еще, почему не убил Шанталь и остальных?
Надо срочно возвращаться в город и попытаться допросить, нет, расспросить Шанталь.
Леон подвел лошадь к дому. Стараясь быть аккуратным, положил перед седлом завернутого в куртку пацана, вскочил и, пришпорив животное, направился в город.
Еще никогда мне не было обидно как сейчас. Я ожидала, что жених, цедя слова сквозь зубы, потребует следовать за ним. Мы отправимся в город, где меня ожидали малоприятный разговор и еще менее приятный приговор, но вот направленного в живот револьвера, расчетливо прикрытого от посетителей таверны полой куртки, я никак не могла предугадать. И где носит этого, назвавшегося женихом, когда его невесту похищают прямо у него из-под носа? Мой рот уже открывался для крика, но меня осадили.
— Не советую, — сказал по-роландски бандит, прищуривая правый глаз и, по-моему, уже представляя меня с дыркой в животе. Крик замер, не сорвавшись с губ. Отвратительное оказалось чувство смотреть на ствол револьвера и понимать, что оттуда может прилететь твоя смерть. Если бы не опиралась о столик — упала. Сколько можно издеваться над тонкой психикой благородной девы?! У меня было раз десять поводов упасть в обморок, так почему бы не сейчас?
— Даже не думай, красавица, — его компаньон по похищению мгновенно оказался рядом, подхватывая под руку и обнимая за талию, — если не желаешь получить свинцовый подарочек, живенько двигай ножками вон туда, — он мотнул головой в сторону хозяйской стойки, за которой виднелась дверь на кухню, — и улыбайся, бездна тебя побери!
Свинцового подарка я не желала, как и улыбаться, но меня уже тащили к выходу из зала, а хозяин, получив золотую монету, еще и дверь придержал, скотина!
В кухне чем-то воняло, на пышущей жаром плите булькал огромный котел. Рядом, помешивая поварешкой, в жутко грязном фартуке — аж тошнота подкатила к горлу — стояла женщина, размерами под стать котлу. Она мазнула по нам равнодушным взглядом и тут же отвернулась, привыкшая видно и не к таким зрелищам.
Меня грубо подпихнули к закрытой карете, ожидавшей похитителей на заднем дворе. Синяя облупленная краска на боках заставила понадеяться, что эта рухлядь развалится, не доехав до города.
Один из похитителей полез на козлы, второй сел вместе со мной. Заглянул в мою сумку, которую вынес с таверны. Уважительно присвистнул. Аккуратно достал револьвер. Покрутил в руках, бросив на меня любопытствующий взгляд. Я демонстративно отвернулась к окну. Мне так же демонстративно задвинули шторку, перекрывая обзор.
Мой револьвер мужчина оставил себе, а сумку с дневником бросил на сиденье. Я предпочла бы другой размен, но кто меня спрашивал?
В молчании — обида не давала сил на разговор, а похититель и не собирался болтать — мы доехали до города. Когда карету начало трясти на булыжниках мостовой Харцы, я окончательно перестала ждать, что меня спасут.
Нет, ну какая наглость! Настоящее свинство! Заявиться, нахамить, лишить меня шанса выйти замуж не за него, а потом позволить похитить из-под носа! Между прочим, носа длинного и совсем не изящного. И если сравнивать, Фридгерс симпатичнее будет. А этот… Подбородок широкий, массивный, с ямочкой. Глаза можно было бы назвать красивыми, если бы не взгляд — колючий, холодный и пронизывающий. Под таким только ежиться, как под ледяным ветром, а не пить чай по утрам, улыбаясь друг другу.
Я попробовала представить нас за одним столом и поняла, что буду ходить голодной. Что же… перейду на ночное питание, стану воровать еду с кухни. Жить-то надо. И с ужасом поняла, что ищу варианты приспособиться.
С другой стороны, я сейчас не с женихом…
Когда карета наконец остановилась, я чувствовала себя, точно баран, бьющийся раз за разом в закрытые ворота. Мои попытки завести разговор закончились полным фиаско. Для мужчины, сидящего напротив, я была вещью, которую он должен был доставить по назначению, и ничем больше.
Похитители привезли меня в двухэтажный симпатичный особняк, провели на второй этаж, любезно позволили воспользоваться ванной комнатой и заперли в одной из комнат. Не подвал, и на том спасибо. Вполне милая обстановка: кровать под балдахином, мягкая обивка на пузатых диванчиках, замерший на одной ноге круглый столик и обтянутые светлым шелком стены. Подозрительная щедрость.
Я выглянула в окно. За высокими стенами, окружавшими двор, тянулись к синему небу кипарисы. Меж их стройных силуэтов проглядывали плоские крыши домов. Свобода была так близко и так же далеко.
Во дворе распрягал лошадь один из похитителей, и я уже хотела вернуться к осмотру комнаты, как к нему подошел, я не поверила глазам, дэр Розталь! Да-да, тот самый соотечественник, который помог мне в порту. Он здесь? В логове бандитов! Какой ужас! Надо его предупредить.
Я уже открывала окно, когда дэр Розталь дружески ударил бандита по плечу, весело расхохотался, и до меня донеслось:
— Ну что, дело сделано? Может, отметим вечерком, а?
Я отшатнулась вглубь комнаты, прикрывая створку окна.
«Дело сделано». Вот как… А я помню ваши слова, дэр Розталь, «Свои должны помогать своим», но, похоже, у вас иные понятия о помощи.
На глаза навернулись злые слезы, которые я поспешно вытерла. Тяжело смириться с тем, что меня вели с первых шагов во Фракании. Что выбор оказался иллюзией, а путь проходил от одной контрольной точки до другой.
Обида жгла грудь, требуя действий. Неужели я останусь здесь и буду ждать, пока очередные «доброжелатели» захотят с моей помощью заглянуть в дневник?
Двор был пуст. Лошадь завели в конюшню, дэр Розталь удалился, видимо, готовить празднование мое заточение здесь.
Я открыла окно, спасибо за то, что без решеток, подвязала повыше платье, спустила ногу на тонкий парапет, идущий вдоль всего второго этажа. Замерла, решаясь.
Один рывок, Шанти, один маленький рывок — и ты окажешься на балконе. Надо лишь преодолеть страх и не думать о том, что внизу голый булыжник.
Я — Ковенберх и не позволю всяким Розталям обманывать меня, точно маленькую девочку.
Рывок. Руками вцепилась в ограду балкона, перевалила через нее, упала на пол, ловя ртом воздух. Сердце колотилось, как бешеное, ладони вспотели, и я торопливо вытерла их об платье. Тихонько открыла балконную дверь, заглянула в комнату, как и ожидалось — пусто. Кроме троих мужчин я больше никого не видела, а тишина в доме намекала, что мы здесь единственные обитатели.
Вышла в коридор, на цыпочках спустилась вниз. Вот и дверь. Небесный отец, помоги. Я буду хорошей, не стану больше целиться в людей и брать чужое. Я стану примерной и послушной, только помоги выбраться отсюда.
Двор, солнце, палящий воздух, ажурная калитка. Я шла, каждую секунду ожидая окрика. На улицу выскочила, точно за мной уже гнались.
Опомнилась, одернула платье, поправила волосы и зашагала быстро вниз по улице.
Не бежать. Только не бежать. Я прошла мимо витрины лавки, полюбовалась на выставленные шляпки, свернула в переулок, потом еще один. Я путала следы, точь-в-точь как заяц, убегающий от охотников. И каждый шаг придавал мне уверенности в побеге.
— Стой!
Я обмерла, застыв на месте, потом шарахнулась в сторону.
Мимо пронесся пацан в расстегнутой рубашке, чьи полы черными крыльями развевались у него за спиной. В руке, точно меч, был зажат длинный батон.
— Стой, паскуда!
Следом, грохоча сапогами и грозя кулаком, пробежал грузный мужчина в белом фартуке. Мое испуганное сердце грохотало в такт его шагам.
Они уже скрылись из виду, а я стояла, прижавшись к стене дома. Кажется или закололо слева? Перевела дыхание, обругала себя паникершей — на лека