— Один.
— Замри и не дыши, — прошептала Ракель.
Легко сказать — не дыши, когда хватаешь ртом воздух, а в груди — точно перца вдохнула — все горит.
Сзади послышались удивленные возгласы.
Облако, ставшее почти прозрачным, прощально мигнуло и исчезло. Я хотела спросить, что это было, но злой предупреждающий взгляд Ракель заставил подавиться вопросом. А потом зазвучали выстрелы.
Звонкие бах-бах разрывали воздух снаружи, а мне казалось — стреляли в меня и прямо здесь, в ангаре склада.
— Уходим.
Меня грубо дернули за рукав, но сейчас я грубости не заметила. В голове царил хаос, пересохшее горло с трудом заглатывало горячий воздух. Я взмокла и одновременно заледенела от страха.
— Но дядя? — нашла силы возразить.
— Остался нас прикрывать. Или у тебя есть козыри в кармане, которыми можно уложить толпу бандитов?
Ракель явно издевалась. И все же насмешка в ее голосе звучала без обычной язвительности, да и выглядела девушка неважно, что не мешало ей мною командовать:
— К лестнице, живо.
«Нашлась, понимаешь командирша», — сердито думала я, перехватывая руками ржавые ступени. Подумаешь, облако создавать умеет. Я тоже умею… череп из книги вызывать. Неуправляемый, конечно, но всяко страшнее мерцающих облаков.
Теперь понятно, почему дядя приволок эту девицу. Про умение отводить глаза я слышала — градоначальник рассказывал о воришке с таким талантом, которого ловили аж с помощью мага — но видела впервые. Полезное умение, если ты шпион или вор.
Странные знакомые у моего дяди. Чувствую, будет у нас разговор по душам, если доживем. И почему тот тип называл его Проповедник? У благородных не бывает кличек. Пошлая привычка давать клички свойственна людям, стоящим вне закона. Не хочется думать, что мой дядя ступил на кривую дорожку, но факты — упрямая вещь. Мой дядя — бандит!
Люк на крыши приоткрылся, оттуда хлынул ослепительный поток света, и протянулась рука:
— Давай, Шанти.
Леон! Как я рада его видеть. Его, а не дуло пистолета в лицо.
Крыша была покрыта красной черепицей, которая опасно хрустела под ногами, но держала. Повезло, склад более-менее новый. Дай, боги, не провалимся. Хотя этим фраканцам я бы не стала доверять. Положат бракованную черепицу, которая треснет подо мной. А вниз…
Скосила глаза. Мамочки! Вот это высота, дух захватывает! Свалишься — костей не соберешь. Ноги, перестав слушаться, тут же запутались друг в дружке. Я запнулась, поскальзываясь.
— Осторожней! Не смотри вниз!
Леон сжал мою ладонь, поддерживая под локоть.
— Корова! — еле слышно фыркнули сзади.
Нет, я точно ее убью. Мысли о сладком — месть будет очень сладкой — вытеснили из головы страх высоты. Я отпустила руку Леона, бодро зашагав по краю крыши. Крыши здесь, во Фракании, строили почти плоские — снега зимой, считай, нет. И я настолько осмелела, что бросила взгляд вокруг.
Вот оно — синее море: наш путь домой, а там, чуть правее, высятся ряды мачт, среди которых пузатыми ногами смотрятся трубы нашего парохода. А между нами — крыши, крыши: покрытые темно-красной черепицей и, попроще, дощатые. Да, мы на окраине складов!
Вжах! Пуля выбила осколки черепицы из-под ног.
Первый момент я даже не поняла, что это стреляют и стреляют по нам. А вот нижняя часть спины первой почувствовала догоняющие неприятности. Ноги сами собой рванули вперед, к краю склада, где виднелись перила второй лестницы.
Вжах! Стрелки были далеко — на том краю, но их выстрелы привлекали к нам внимание, как варящееся на плите мясо привлекает запахом собак. И скоро на наш след встанет вся стая.
Бах! Бах! А это уже с нашей стороны. Даже не оборачиваясь, я знала — стрелял Леон. Вопль боли, раздавшийся с той стороны крыши, резко охладил пыл преследователей, выстрелы стихли. Вовремя! Вот и лестница.
Я поморщилась от боли, спрыгнув в жесткую траву. Лестница не доходила метра двух до земли и пришлось прыгать, повиснув на руках.
Следом легко, без усилий, спрыгнула Ракель и махнула в сторону, противоположную от моря:
— Туда.
Мне было все равно куда, лишь бы подальше от пуль. Леон молча догнал нас. Быстрым шагом, почти бегом, мы нырнули в хитросплетение сараев, заросших пустырей и складов.
— Не высовывайся!
Рука Леона легла на грудь — нахал! — и вдавила меня обратно в стену. А я только на секундочку. Выглянуть и обратно. Никогда не думала, что быть дичью — настолько отвратительно. Страх плотным облаком клубился вокруг, лез пылью в нос, жутко хотелось чихнуть — последний раз в жизни — потому как следом за чихом прилетит пуля.
Мы порядком углубились в трущобы портовой зоны, где обитали… Эм, не знаю, кто тут жил, но жить тут было решительно невозможно. Сложенные из чего попала дома. Грязные стены. Веревки белья поперек узких улиц. Тазы, ведра. Сточные канавы. Дети. Удивительно счастливые для такого места дети, решившие составить нам компанию. Настороженные взгляды взрослых, в основном женщин.
— Дай им денег, — тихонько попросила Леона, — пусть отвяжутся.
— Дашь, еще больше набегут, — так же тихо прошептал жених, — потерпи, недолго осталось.
Я? Боюсь? Совсем нет! И за руку Леона я держу, потому как не хочу споткнуться и упасть.
Интересно, какое «недолго» он имел в виду? Если я правильно поняла — а в этом бездной созданном месте и сам хозяин заплутает — двигались мы в противоположную сторону от порта. О чем я и намекнула жениху, но тот лишь отмахнулся. На его месте я бы не стала слепо доверять нашему проводнику. Заведет куда-нибудь подальше и… А хоть и в жертву принесет. Странная она. Молчу о маниакальном желании убивать, колоть и резать.
— Здесь? — подозреваемая мною в предательстве остановилась в узком проулке, зажатом между двух дощатых стен складских построек.
Леон повертел головой. Что-то мысленно прикинул и кивнул.
— Да, годится. Занимаем позиции. Шанти, спрячься, — его рука коснулась моей щеки, — и будь осторожна.
На сердце потеплело, я поймала себя на желании улыбнуться. На столь идиотском в наших плачевных обстоятельствах желании.
Мужчина легко подтянулся — я залюбовалась его сильной фигурой — и исчез на крыше. Сама же осталась стоять и, подозреваю, глупо улыбаться.
— Что встала?
Начинается…
— Ныкай свою задницу вот туда…
— Другие варианты есть? — перебила я окончание фразы, в котором точно было бы упомянуто какое-нибудь животное.
Ракель задумалась. Мне казалось, сейчас она отправит меня гулять в бездну, но она спросила:
— Не забоишься, дарьета?
Никогда еще обращение «дарьета» не звучало так издевательски… Оскорбление пришлось проглотить, потому как «ныкать задницу» желания не было.
Подбородок выше, плечи шире, в прищуренных глазах легкое презрение. Главное — не переиграть.
Мой бравый вид оценили.
— Пошли.
Двери у сарая не было. То ли унесли, то ли сгнила. Внутри царил пыльный полумрак, пахло сеном и мышами. Напротив, сквозь полуоткрытую дверь, виднелся кусок соседней улицы.
— Стоишь здесь. Стреляешь, когда уверена, что попадешь. Крикну: беги, бежишь в ту дверь. Прямо, налево и снова прямо. Поняла?
— Прямо, налево и снова прямо. А что потом?
— А потом, — хищно улыбнулась Ракель — в темном сарае резко похолодало, — я тебя найду.
Подмигнула, крутанула синей юбкой, продемонстрировав алые штаны, и ушла.
Я выдохнула, вытерла вспотевшие ладони и постаралась успокоиться. Думать, почему Ракель вызывает у меня чувство страха, буду потом. Сейчас есть проблемы насущней. Например, бандиты.
Выглянула. В конце проулка мелькнула тень, зазвучали грубые голоса.
— Где они?
— Были тут.
— Шевели веслами. Упустим, нас на корм рыбам отправят.
Револьвер в моей руке мелко затрясся. Острым сожалением полоснула мысль о доме. На веранде сейчас накрывают к послеобеденному чаю. Ставят маковые булочки или пироги с моченой брусникой. Раскладывают в пиалы темное вишневое варенье, светлое тягучее яблочное, обязательно выставляют деревянную плошку меда.
Шаги. Сиплое дыхание.
Пыль сарая стала удушающей. Страх придавил ноги к земле.
— Вот ты где, красава! — голос сзади, я подпрыгнула, обернулась, и ствол револьвера уперся в мужскую грудь.
Глава восемнадцатая
Моя смерть была красивой. Тонкий нос с горбинкой, черные волосы, крупными локонами обрамляющие загорелое лицо, темные глаза с прищуром, во взгляде — сталь. В руках пусто, но меня не отпускало чувство, что сейчас в сарае двое: испуганная мышь и голодный кот.
Брови мужчины изогнулись в насмешливом удивлении — он явно был поражен нахальству мыши, посмевшей наставить на него револьвер. Меня обдало жаром, в руках поселилась предательская слабость. Палец неуверенно лег на курок, я облизала губы, поймала заинтересованный взгляд и попятилась. Слишком близко. Слишком откровенно.
Ухмылка тронула губы бандита. Я выругалась про себя, понимая, что не простого бандита. Одет в черную шелковую рубашку, сквозь расстегнутый ворот которой блестит золотая цепочка.
И почему мне не везет! Был бы передо мной нормальный, как описывают в романах, бандит: грязный, заросший, страшный, как бездна, я бы испугалась и обязательно бы выстрелила.
— Красава…
Я снова попятилась, в ужасе глядя на протянутую ко мне руку.
— Ну же, будь умницей, девочка. Если будешь, обещаю, я позабочусь о тебе.
Широкая улыбка окончательно все испортила. Она ему шла, и он знал об этом.
Медленно шагнул в мою сторону, продолжая улыбаться.
Я так же медленно отступила.
Между нами метр, не больше, его протянутая ко мне рука, моя с револьвером, палец на курке — а толку?
Никогда не думала, что буду желать, чтобы на меня бросился мужчина. Но, похоже, это мой единственный шанс нажать на курок.
От эха выстрелов, заметавшихся по проулку, я вздрогнула и словно очнулась.
Шанти, какая же ты дурочка! Решайся. Сейчас или никогда. Хоть ударь его этим проклятым револьвером!