— Талантом лицедейства ты пошла в меня. Мне приходится играть много ролей в жизни.
Это я поняла и без его слов, как поняла, что меня сейчас убалтывают, наводят туман и всячески пытаются оставить без правды.
— Скажи, дядя, ты — бандит? — спросила напрямую.
Дядя подавился коньяком, закашлялся и вытаращился на меня ошарашенным взглядом.
— Поверь, я буду любить тебя, даже если ты окажешься вором.
Дядя засипел, схватился за горло и начал синеть лицом.
— Я… это будет непросто, но я пойму и прощу, даже если ты будешь убийцей, только маме не говори, хорошо? Боюсь, она не сможет больше принимать тебя в доме, а мне… — опустила взгляд, — мне будет тебя не хватать.
— Все! — булькнул дядя, хватаясь за сердце. — Хватит! Не могу больше! И откуда только эти грязные мысли о родном дяде в твоей голове?! О как низко я пал! Собственная племянница считает меня то ли убийцей, то ли вором. Но чем, скажи на милость, я заслужил столь суровый приговор?
— Тогда, что ты делал в борделе, сидя за одним столом с теми жуткими людьми? Вы точно знакомы, ведь они были готовы тебя отпустить. И почему звали тебя Проповедник, точно ты бандит?
— Стоп! — дядя умоляюще поднял вверх руки. — Остановись. Это какой-то кошмар. — он повернулся к стойке и крикнул официанту: — Неси всю бутылку, хватит бегать с каждой рюмкой! — взлохматил волосы и посмотрел на меня жалобно: — Дожился, собственная племянница устраивает допрос. Как хорошо, что не женился. Выносить подобное каждый день — проще застрелиться, — потом добавил задумчиво: — Если доживет, надо будет парню на свадьбу ящик подарить.
— Ящик чего? — переспросила с подозрением.
— Лекарства, моя дорогая, лекарства, — и дядя, улыбаясь, налил до самых краев, видимо, того самого лекарства.
— Прости, — покаялся, перехватив мой негодующий взгляд, — столько всего свалилось в последнее время. Ты вон выросла, замуж выходишь.
— Дядя, — протянула, пытаясь взглядом пробудить остатки совести у родственника.
— Что дядя — дядя. А предупредить? Нельзя было пару строк написать? Мол, выросла, влюбилась, замуж выхожу. Я думал, головой тронусь, когда увидел тебя в борделе.
— Только маме не рассказывай, — попросила, страшась от одной мысли об этом. Что будет-то, что будет! Это цирк мне по малолетству простили, а вот бордель — нет. Отправят к тетке Нугнелле на целый год для воспитания или в монастырь.
— Я хотел тебя просить о том же, — улыбнулся дядя и подмигнул: — Мы с тобой оба, племянница, теперь хранители тайн друг о друге.
— Ай, отдай! Ты что творишь? — дядя застыл с протянутыми над столом руками, потому что я схватила бутылку с «лекарством» и подняла ее над головой, крепко сжимая в правой руке.
— Тайны, значит! — я чуть наклонила бутылку, чтобы пару капель упали на палубу. Дядя сглотнул. — Выросла и не заметил. А кто в прошлом году мне советы по женихам давал?
— Правда? — дядя наморщил лоб и потер его указательным пальцем. — Стар стал, с памятью плохо.
— Надо освежить? — спросила, щедро кропя палубу коньяком.
— Хватит! — дядя привстал со стула. — Я все понял. Хорошо. Что ты хочешь знать?
— Правду. Кто ты на самом деле?
Дядя окинул меня внимательным и совершенно трезвым взглядом — лицедей! — пробормотал:
— С другой стороны, с таким характером и таким женихом. Нет, я точно смотрел не туда. И почему ты не родилась мальчиком?
Помолчал, потом взглядом указал на бутылку, я вернула ее на стол.
— Я работаю на корону, Шанти. Уже давно.
Глава двадцатая
Услышав дядино признание, я выдохнула с облегчением. Подумаешь, работает на корону. И только-то. Никакой не убийца и не вор. Ничего такого, что опозорило бы честь семьи. Наоборот, таким дядей можно гордиться. Стоп.
— Дядя, ты — шпион?
— Не люблю это слово, — поморщился мой, как оказывается, ведущий двойную жизнь, дядя, — я, скорее, специалист по сложным поручениям.
— Сложным? — охнула, мгновенно представляя дядю в плаще, маске и с револьвером. Неужели убивал? Но можно ли считать преступником того, кто защищал свою страну, действуя по приказу короны? Нет, я с ума сойду от этих мыслей…
— Не придумывай лишнего, — рявкнул дядя, с силой опуская ладонь на стол. Я подпрыгнула вместе со столом, — меньше знаешь, дольше проживешь. Лучше скажи, что у тебя с Даренбергом? Только не лги мне.
Легко сказать: не лги, если я не могу сказать правду, не обвинив отца в измене короне. И кому? Родному брату, который на эту самую корону и работает. Судьба — изрядная затейница, раз решила разбросать братьев по разные стороны закона. Пусть дядя сам узнает об этом от брата, если тот захочет рассказать.
— Я не собираюсь обвинять тебя или читать нотации. Ты уже взрослая, должна понимать, где и в чем ошиблась, а если нет, мои нотации все равно не помогут. Но я хочу знать, ты твердо желаешь выйти за него замуж?
За что я люблю дядю — он действительно почти никогда не читает нотаций, предпочитая вместо слов демонстрировать результат моих ошибок.
Я молчала, задумчиво вырисовывая узоры на поверхности стола. С тоской покосилась на коньяк — капельку для храбрости, но дядя поймал мой взгляд и погрозил пальцем.
— Зная тебя, дорогая племянница, могу предположить — вряд ли ты прельстилась его родственными связями или богатством. Да и репутация у твоего жениха… Впрочем, сейчас я не уверен, что она тебя испугала.
Испугала, еще как. До потемнения в глазах, но потом случилось столько всего более страшного, что я перестала бояться палача его величества. И, как оказывается, мне есть в кого быть такой бесстрашной.
— Он не красив, по крайней мере, не той красотой, на которую падки дарьеты. Поглощен работой. Даже сватовство совместил с ней. Подверг тебя опасности, а главное, не смог остановить. Допустил твой побег из собственного дома! Представь, что было бы, не встреть я тебя в том борделе! Не красней. Решила погулять в одиночестве по ночным улицам, должна понимать, к чему это может привести. Или матушка не успела посвятить тебя в детали того, что случается с дурочками, решившими испытать судьбу?
Об мои пылающие щеки можно было, наверное, спички поджигать.
— Посвятила, — прошептала, опуская голову.
— Не слышу! — рявкнул дядя. — Громче!
Что за наказание! От унижения в глазах защипали злые слезы.
— Так что с ними случается, а? — вкрадчивый тон дяди обещал не оставить меня в покое, пока не признаюсь.
— Пьяные дяди в комнате с ними случаются и вваливающиеся в окно женихи, вот! — крикнула, вскакивая.
— Эта… — дядя тоже встал, медленней и чуть покачнувшись, — когда я был пьян?
— А еще ты трогал меня за грудь и порезал подол платья!
— Наглая ложь, разве что чуть-чуть, исключительно для пользы дела. А кто сейчас целовался? Или думаешь, я не заметил припухших губ? Бесстыдница!
— А ты… А ты… — от возмущения нужные слова никак не находились, а когда нашлись, то стали полной неожиданностью для меня самой: — И вовсе он не урод, очень даже симпатичный. Сильный. И стреляет хорошо. И храбрый. Не побоялся в одиночку кинуться на мага. И вообще, он мне жизнь спас!
Дядя хмыкнул, одарил странным взглядом. Потом сел, наполнил стакан до краев, выпил залпом, крякнул.
— Везет же некоторым засранцам! А мне… Впрочем, это не имеет к тебе никакого отношения, племянница.
Я растерянно моргнула. О чем это он? Неужели? В памяти вспыхнула картинка: черные волосы, босые ноги в пыли двора и браслеты на тонких запястьях.
Я опустилась на стул, подперла рукой щеку и с жалостью посмотрела на дядю. Я ведь никогда не интересовалась его личной жизнью, а на все вопросы он отшучивался, что не нашел еще ту, которая станет солнцем в его жизни. Оказывается, нашел, только не солнце, а грозовую тучу. И никогда не сможет на ней жениться.
— Это ты носом хлюпаешь? Нет, вы посмотрите на нее. Когда ее бандиты по трущобам гоняли, ни слезинки не проронила. Когда мага убивала… Даже я испугался от твоего: «Сдохни», а теперь рыдать решила. Неужели обиделась? Да можешь с ним хоть круглые сутки целоваться, если хочешь. Я и слова не скажу. Все остальное, извини, не одобряю. Но ты — девочка умная, сама остановишься.
— Ты о чем? — спросила, вытирая слезы со щек.
— Эм, — дядя задумчиво потер кончик носа, — и чем думала моя невестка, придерживаясь столь строгого воспитания? Слушай, не уверен, что должен тебе это говорить… Бездна, — он взъерошил волосы, поднял глаза к небу, ища там подсказку, потом спросил с надеждой: — Может тебе с Ракель поговорить? Хотя нет, не надо. Эта порасскажет… Забудь. Просто кроме поцелуев не позволяй ему ничего больше до свадьбы, хорошо?
— Ничего чего?
Глаза у дяди сделались совсем больные, и я сжалилась.
— Если ты про то, после чего появляются в семье дети, не переживай, я в курсе.
Дядя с шумом выдохнул, покосился на коньяк, но пить больше не стал.
— А ты… — погрозил мне пальцем, — хулиганка. Обманула дядю, да?
Я пожала плечами и вместо ответа попросила:
— Расскажи про Ракель.
— С чего это вдруг? — насторожился дядя. — Мне казалось, вы поладили и больше не пытаетесь покусать друг друга.
Я фыркнула. Умеет дядя подбирать выражения для простой неприязни. Воспитанные дарьеты не кусаются. Они умеют насылать проклятия и попадать в лапы негодяев. Стоп. Кажется, я увлеклась самокритикой.
— Мы действительно поговорили.
Правда, до теплых отношений нам еще ой, как далеко.
— Но мне любопытно, что она за человек и откуда ты ее знаешь?
Дядя закатил глаза. Попробовал сменить тему:
— А как тебе понравилась Фракания?
Как может понравиться страна, где титул мало что значит, все зовут друг друга: «гражданин или гражданка», а местная власть занята чем угодно, только не защитой людей. Уверена, в Роландии подобный произвол невозможен. Император всегда заботится о своих подданных, ведь именно они — опора его трона.
— Тебе действительно хочется услышать ответ или ты уходишь от разговора?